Александр Проханов - Скорость тьмы [Истребитель]

— Ну, ты даешь, вот бы мне такую, как ты!

Но девушка, бледная, без кровинки в лице, надменно ответила:

— У меня будут получше тебя. Рыжих вообще не люблю, — села, кутаясь в кофточку.

Следующая танцовщица демонстрировала опыт, почерпнутый на дискотеках. Танцевала сомнамбулический танец, закрыв глаза, вращая бедрами, медленно оседая и так же медленно, винтообразно выпрямляясь. Она была похожа на водоросль, колеблемую течением. Руки ее волнообразно всплывали, и она отдавалась сонному потоку. Внезапно вздрагивала, словно ее будили, изумленно оглядывалась, но потом вновь погружалась в наркотическое забытье, не нуждаясь в партнере, вялая, словно тень. На ней была короткая юбка, легкая маячка, не закрывавшая живот с темной выемкой пупка. Аккордеон чуть слышно, сладостно сопровождал ее танец. Мальтус покачивался вслед ее кружениям, ласкал взглядом. Казался гипнотизером, погрузившим девушку в сон. Она была послушна его воле, могла сойти со сцены и отправиться в лунатическое странствие без путей, без сомнений, без страхов, повинуясь волшебнику. Когда музыка кончилась, она очнулась, смущенно улыбаясь, сошла со сцены. Мальтус нежно ухватил ее за руку и погладил по голове.

Еще одна девушка показывала приемы, выученные в балетной школе. Вставала на носки, кружась и змеевидно колебля руки. Но плавной волны не получалось, возникали острые углы в локтях и запястьях, и это придавало танцу карикатурность. Она взлетала, как птица, распахивая руки и отводя в полете ногу, но приземление оказывалось слишком тяжелыми, ноги грубо ударяли в доски сцены. Израсходовав небольшой запас балетных знаний, она смущенно сделала книксен, выставив вперед ногу и старательно к ней пригибаясь. Ей аплодировали, Бацилла, оскалив золотые зубы, потешно и страшно повторил ее книксен.

Доморощенную балерину сменила краснощекая, пышная девушка, о каких говорят, — «кровь с молоком». Русые, с золотым отливом волосы, синие смеющиеся глаза, пунцовые губы, милая ямочка на белом подбородке. Она вышла на сцену, уперла в бок обнаженную, сдобную руку. Притопнула каблучком. Забила чечетку. Пошла кругами, помахивая над головой плещущей кистью, удалая, игривая, по-деревенски кокетливая, унаследовавшая эту стать и озорство от своих бабок-прабабок. Аккордеон радостно звенел, переливался, как сельская гармонь, сопровождая ее русский пляс. Ее дробный топот. Ее плавную поступь. Взлет ее сильной груди под тоненькой блузкой. Все завороженно смотрели, пританцовывая, прихлопывая в ладоши. Рыжий механик толкал локтем соседа. Бацилла издавал своими золотыми зубами птичий щебет. У Ведеркина смягчилось его античное лицо. Мальтус зорко, остро смотрел, охватывая девушку взглядом, всю целиком, и в отдельности — ее голую шею, пышную грудь, сильные руки и ноги. В глазах его не было вожделения, а какое-то особое восхищение, какое бывает у знатока при виде породистого животного. Когда танец завершился, и разрумяненная девушка счастливо покидала сцену, ей навстречу поднялся Мальтус:

— Как тебя зовут?

— Валентина.

— Ну, утешила, Валя! Ну, прямо русская красавица! Нет, ты в Москву не поедешь, мы тебя здесь королевой сделаем. Вот тебе подарок в знак восхищения! — он достал из кармана крохотную коробочку из сафьяна, открыл и вытряхнул на ладони две бирюзовых серьги в серебряной оправе, — Носи, Валя, и будь еще прекрасней!

Девушка радостно приняла подарок, приложила сережки к ушам, поворачиваясь во все стороны, среди завистливых улыбок подруг.

Мальтус, увлекая за собой Ведеркина, покинул помещение, оставляя Бациллу завершать танцевальные смотрины. Они вышли не через главную дверь, а прошли через еще один, соседний отсек, пустой, с одиноким деревянным топчаном по середине, с малым оконцем, бросавшим на топчан узкий луч.

Дорогая «аудио» возвращалась с пустыря в город. Мальтус удобно раскинулся на заднем сидении, видел аккуратно подстриженный затылок Ведеркина, а в зеркало — его светлые брови, крепкий лоб, упрямые голубые глаза. Мальтус был приятно возбужден недавними танцами, доморощенной наивностью и провинциальной беззащитностью девушек. Его острый ум продолжал искать развлечений, и он находил их в том, чтобы тонко испытывать Ведеркина:

— Все-таки, русские не могут по настоящему воспользоваться Россией. Столько богатств, такие леса, несметные ископаемые, моря и океаны, а жизнь примитивна, бедна. Города грязные, дома унылые, квартиры скудные, мебель уродлива. Весь мир живет богато и культурно, и только в России вечная грязь и скудность.

Он говорил без сожаления, с издевкой, желая уязвить русское чувство Ведеркина, увидеть на его лице тень возмущения. Но лицо оставалось бесстрастным, словно тот не чувствовал себя русским, не принимал издевательства на свой счет.

— Русские мужчины не могут составить счастье русских женщин. Поэтому самые красивые русские женщины стремятся за границу, замуж за какого-нибудь немца или чеха, или даже араба, даже негра, лишь бы не плодить нищету в русских городках, похожих на свалки мусора, не беременеть от пьянчуг и наркоманов. О, где ты, русский мужчина, создатель великой империи? — Мальтус картинно возвел глаза к небу, словно вымаливал для России Божью милость, при этом его узкие губы тонко улыбались, и он ждал хотя бы тени негодования на лице Ведеркина. Но лицо оставалось каменным, словно иссеченным из античного мрамора, — лицо легионера и стоика.

— Это странное стремление русских думать о недостижимом, небесном, и держать в запустении дела земные. Это больное пристрастие к разным утопиям, к какому-то особому «русскому пути». «Русский путь» — это жуткие русские дороги, по которым не пройти, не проехать, и все-таки они милее русским, чем европейские автобаны и американские фривеи. Чтобы свернуть со столбовой дороги истории, русские устраивают бесконечные революции, перевороты, гробят массу своего народа, режут и стреляют самых умных и просвещенных людей. А все для того, чтобы идти по своему особому «русскому пути», усыпанному собственными костями.

Он рассуждал, желая привлечь к рассуждению Ведеркина, добиться от него, если не слов, то движения бровей, несогласного выражения глаз. Но тот оставался безмятежным, будто не слышал оскорбительных рассуждений. Это сердило Мальтуса, зажигало его недобрым азартом.

— Мне кажется, Россия всеми своими достижениями обязана евреям, а неудачами и провалами — своим национальным лидерам. Евреи должны взять на себя перед миром ответственность за Россию. Они должны перекодировать русское сознание, сделать лоботомию, чтобы русские забыли раз и навсегда о своем «особом пути» и стали, как все остальные люди. Другие народы идут за евреями и добиваются громадных результатов в экономике, искусстве, науке. И только русские хотят придумать какой-то свой особенный «русский порох», «русский велосипед», «русский самолет».