Дэвид Лодж - Для англоманов: Мюриэл Спарк, и не только

— Зачем он хотел вернуться? — спрашивает она.

— Не знаю. Думал, может ты знаешь.

Она направляется к их рабочей времянке, он идет рядом. На небе весеннее солнце. Она затягивает потуже широкий белый пояс на талии и перекидывает через плечо короткий ремешок сумочки.

— Тут может быть масса причин, — говорит она. — Нас это не касается, пусть выясняет служба безопасности.

Он говорит: — Похоже, там не думают, что у него были хоть какие-то основания перестать работать на нас. Они, похоже, считают, он просто потерял над собой контроль и полез драться.

Она останавливается в дверях времянки и говорит, не поворачивая головы:

— Что ж, может, он и вправду потерял над собой контроль. С пленными это нередко бывает, — говорит она, — потому что порой забывается, что наши немцы хоть и сотрудничают, но остаются военнопленными.

— Но я бы никогда не подумал, что Киль так легко потеряет контроль над собой. А ты?

— Я бы тоже не подумала, честное слово. Для меня это стало шоком.

— Когда ты вчера его видела? — спрашивает Поль.

— Он был здесь, работал… Где, по-твоему, я могла его видеть? В каком еще месте?

— Я сказал «когда», а не «где», я вовсе не намекаю, Эльза, что ты нарушила правила. Я тебе не сотрудник безопасности.

Она говорит: — Он пробыл тут до полуночи и поехал домой вместе с другими. Тогда с ним все было в полном порядке. Он был в бодром настроении. Абсолютно… Конечно, им всем должно давить на нервы сознание, что они изо дня в день предают родину. Нет, я и вправду не знаю, что думать. А ты как считаешь?

Поль смотрит на часы над дверью и говорит, что должен идти. Он вопросительно глядит на нее — не скажет ли она еще чего-нибудь.

Она говорит: — Дай мне знать, если будет что-нибудь новое, Поль, договорились?

— Ты ужинаешь в столовке?

— Да, но освобожусь не раньше девяти вечера.

— Вот в девять там и встретимся, — говорит он.

Комплекс. Твердый асфальт в бледно-желтом свете, ранняя весна 1944 года, Англия.

— Я как вулкан после извержения. Гора застывшей лавы с дырой посредине и тоненькой струйкой дыма, вьющейся над волосами.

Так она цедит слова в эти дни своей томной живости, пока Поль снимает солнечные очки, дышит на стекла, протирает носовым платком — сперва одно, затем другое, — потом опять надевает очки, и все равно не понимает ее слов.

Вскоре Поля вызывают на беседу к офицеру службы безопасности.

Офицера — полковника Тилдена — назначили на эту должность люди мудрые. Это кадровый военный с ограниченным воображением, каковым, даже в пределах своих ограниченных полномочий, он отнюдь не злоупотребляет. По этой причине его меньше любят и меньше ценят, но зато он справедливей и исполнительнее других, более ярких и проницательных следователей, какие своей обходительной манерой в сочетании с истеричностью превращают дознание в блестящее представление, но постоянно уходят в сторону от фактов, к которым так и забывают вернуться.

— Садитесь.

Поль садится.

— Эльза, — сообщает военный, — спала с Килем.

Поль хмурится и, устремив взгляд в верхнюю раму окна, раздраженно вздыхает — это должно донести до полковника, что его методы Полю известны и не производят на него должного впечатления.

— Вам это, конечно, известно, — говорит полковник.

— Нет, — говорит Поль устало, — как неизвестно и вам.

Полковник поднимает брови и приступает по новой:

— Разумеется, не с Клаусом Килем — с Гельмутом.

Эта пошлость, высказанная на основе абсурдного предположения, что Эльза вообще могла спать с каким-либо Килем, вызывает у Поля усмешку. Быструю и напряженную. Но офицер широко улыбается и говорит:

— Да, конечно. В данном контексте уточнять было не обязательно. Едва ли от малыша Клауса можно ждать, что он приведет в бункер женщину.

— В бункер? Как могли они заниматься сексом в бункере, куда в любую минуту могут войти? Да еще на таких узких койках…

Он думает об узких спальных местах, какими оборудованы комнатки, где служащие ночной смены могут отдыхать между передачами.

— Она имела обыкновение ходить отдыхать в бункер. В бункер Киля. Она это признает. Судя по всему, она часто ходила туда между вещаниями.

— Ну, я уже несколько месяцев не выхожу в ночную смену, так что ничего про это сказать не могу. Да и в любом случае я не стал бы придавать этому значение. Эльза, очевидно, не придает.

— Почему?

— Мне она ни разу не говорила ни про отдых в бункере, ни про Киля или его бункер. — Не успев договорить, Поль уже понимает всю слабость своих доводов. Он смотрит на офицера безопасности и ожидает увидеть улыбку сочувствия к обманутому любовнику.

Но тот ведет себя достойно и отвечает серьезным тоном, хотя, естественно, всего-то и может сказать: — Можно понять, почему она про это не говорила.

— Равным образом можно понять, — говорит Поль, — что она ничего про это не говорила, если для нее не имеет значения, ходила она отсыпаться в бункер Киля или кого другого. — До него разом доходит, что он неверно употребил союз «если». Он исправляется: — Поскольку для нее не имеет значения. — Он готов пуститься в дальнейшие рассуждения о невиновности Эльзы, но до него снова доходит: теперь полковник ждет от него вспышки искреннего негодования, указывающего на внутренние сомнения. Поль вспоминает, что он иностранец, и решает промолчать.

Полковник, не теряя надежды, ждет еще какое-то время, затем констатирует: — Вы с Эльзой последнее время отдалились друг от друга.

— Нет, — говорит Поль словно в ответ на вопрос.

— Последнее время вы реже встречаетесь.

Поль награждает его непонимающим взглядом.

Полковник отводит глаза и с грустью в голосе говорит: — Последние дни вы нечасто видитесь.

— Совершенно верно, — соглашается Поль. Он не собирается обсуждать то, что уже известно полковнику. Раньше Поль мог совершать с Эльзой долгие прогулки по окружающим Комплекс лугам и рощицам. Эльза тогда работала в ночную смену, а он — в послеполуденную, так что было у них всего два часа общего свободного времени. Но увольнительные им всегда старались совместить, поэтому раз в две недели они могли на четыре дня вдвоем уезжать в Лондон, где жили на Стрэнде в «Палас-отеле».

— Я хочу сказать, — говорит офицер в ответ на молчание, — что теперь вас реже видят вместе, чем раньше. Конечно, в увольнительные вы отбываете вместе, но я что хочу сказать — Эльза, конечно, сама выбрала себе ночную смену.

— Неправда, — говорит Поль, он не хочет рисковать.

Полковник открывает ящик письменного стола, достает оттуда связку ключей, встает, подходит к картотечному шкафу, вставляет и поворачивает ключ. У Поля впечатление, что ящик подозрительно легко выдвигается. Он не исключает, что ящик вообще не был заперт. Офицер извлекает синюю картонную папку и начинает листать подшитые документы. Один из них привлекает его внимание, он наполовину его вытаскивает, сосредоточенно изучает, затем аккуратно возвращает на место, кладет папку в ящик, задвигает его, закрывает на ключ, проверяет, хорошо ли закрылся, и возвращается к столу. Садится, открывает ящик и кладет туда ключи.