Поль-Лу Сулицер - Деньги

Всякий раз, когда мы встречаемся с Чин-и-что-то-там-еще, он вежливо напоминает мне, что ждет моего решения. Последняя попытка уговорить Хаятта. Безрезультатно. Он утверждает, что даже если бы и хотел, то уже не может профинансировать меня, поскольку вложил свои деньги не только в игрушки, но и в транзисторные радиоприемники. Я возвращаюсь к Чин-и-что-то-там-еще.

— Послушайте, Чин, ведь можно как-то договориться?

— Без гарантий мы не можем изменить организационную структуру управления заводом.

Я слышу это в десятый раз.

— Но ваша компания тоже могла бы взять на себя некоторые риски. Рынок игрушек перенасыщен, а для гаджетов он открыт.

— Вы действительно считаете, что на них будет спрос?

И снова за старое.

— Кто может принять решение о возможном участии вашей компании на моей стороне? Кто всем распоряжается?

— Во всяком случае не я, — отвечает Чин.

— Так кто?

Как-то вечером Хаятт назвал мне одно имя. Я пытаюсь его вспомнить.

— Мистер Хак?

Удивленный взгляд Чин-и-что-то-там-еще.

— Мистер Хак — очень важный человек. Очень важный.

— Я хотел бы встретиться с ним. Организуйте мне встречу.

— Это невозможно.

Я настаиваю. Наконец он соглашается попробовать. Следующей ночью, уже в третий раз, я звоню в Париж, где из-за разницы во времени десять тридцать утра. И, о чудо, трубку берет сам Марк Лаватер.

— У меня для вас кое-какая информация. Начну с дома. Он был куплен одиннадцатого октября 1956 года, через полтора месяца после смерти вашего отца, нотариусом, действующим на условиях конфиденциального распоряжения, за миллион сто тысяч новых франков. На ту пору это было действительно дешево. Официальным владельцем дома является компания, учрежденная в Лихтенштейне в форме, как у них в Вадуце принято называть, анштальта — учреждения. Дальше — полная секретность, узнать что-либо еще невозможно.

— Владелец за это время не менялся?

— Нет.

— Чем занимается анштальт?

— Ничем. Ровным счетом ничем. Но кто-то ежегодно оплачивает подоходный налог в тысячу швейцарских франков правительству Лихтенштейна, равно как и гонорар адвокату из Вадуца, где официально зарегистрирован ан-штальт. Я отследил всю цепочку: средства поступают из Швейцарии, с номерного счета. Не спрашивайте меня как, но я пошел еще дальше и разыскал второго адвоката из Женевы, немого как рыба, который занимается списанием сумм с регулярно пополняемого второго номерного счета. Продвинуться дальше мне не удалось. Я ни черта не могу понять в этой непроницаемой тайне. Одно можно сказать наверняка: это не дело рук вашего банкира. Несколько лет назад он, как и мы, организовал похожее расследование, но сломал на нем зубы.

Выходит, что Мартин Ял тоже пытался выяснить личность покупателя дома… Пытаюсь как-то осмыслить эту новость.

— А другое дело?

— Все начинает вырисовываться, — отвечает Лаватер.

Почти за десять тысяч километров от него я чувствую волнение в его обычно спокойном и уверенном голосе. Сам же в эту освещенную огнями гонконгскую ночь я внезапно чувствую озноб, от которого еще немного — и меня начнет трясти.

— Послушайте, — продолжает Лаватер, — это самое невероятное дело о хищении денежных средств, о котором мне когда-либо приходилось слышать. Предупреждаю: у меня нет доказательств. И если вы хотите знать мое мнение, то они никогда не появятся. Никаких шансов, позже я скажу вам почему. Нет никаких доказательств, кроме предчувствия, почти убежденности. Маловероятно, что ваш отец мог умереть разорившимся. Наше расследование является чисто формальным…

Вдруг я замечаю, что Лаватер говорит о «моем» отце, значит, он понял, кто я. Ну и что?

— Была афера, хищение денежных средств, ограбление, присвоение наследства, называйте это как хотите. Пятьдесят или шестьдесят миллионов долларов, как написал ваш неизвестный корреспондент. На мой взгляд, это заниженная оценка. Цифра должна быть увеличена вдвое, возможно, втрое.

— Шансы на судебный процесс?

— Без новых доказательств — никаких. Разве что кто-то согласится дать признательные показания. И даже тогда я не уверен.

— Почему?

— Потому, что махинация была разработана просто потрясающе.

— Кем?

— Никаких имен по телефону. Но автор или авторы имеют сообщников. Сейчас мы разбираемся. Ясно одно: есть люди, которые тринадцать лет назад внезапно стали гораздо богаче, чем могли мечтать, и это в течение нескольких месяцев.

— Мне нужны их имена.

— Они у вас будут. Дайте мне немного времени. Мне нужны деньги.

— Я перечислю вам сорок тысяч долларов.

— Не на мое имя, пожалуйста. На номер счета, который я вам давал.

— Хорошо. Остальное по получении полного отчета.

— У меня нет вашего адреса.

Называю без колебаний:

— Мое имя, и просьба передать через мисс Сару Кайл, White Sands Hotel, Момбаса, Кения. Еще вы обещали объяснить, почему у меня никогда не будет возможности доказать хищение.

— Я почти уверен, что тот, кто разработал структуру холдинга вашего отца, затем почти с такой же гениальностью разобрал ее по винтикам, все подчистил, не оставляя ни малейших следов и улик, чтобы собрать заново в другом месте. Я не боюсь об этом говорить: тот, кто это сделал, был гением. Это искусство фокусника, мага. Лично я восхищен им, и я не шучу.

— Вы знаете, кто он?

— Вы наверняка видели старый фильм «Робин Гуд» с Эрролом Флинном. В нем снимался актер Джон Кэрра-дайн, который играл Скарлетта, Уилла Скарлетта (одетого в красное). Поскольку одного американского адвоката, выпускника Гарварда, который учился вместе с нелюбимым вами швейцарским банкиром, тоже звали Джоном Кэрра-дайном, то он получил прозвище Скарлетт. Он и заправлял всеми операциями. Маг — это он.

До сих пор Лаватер отказывался называть имена, но это имя он произносит без всякой опаски.

Он усмехается:

— Простите. Это потому, что Скарлетт мертв.

Телефонный звонок от Чин-и-что-то-там-еще:

— Вы будете свободны завтра вечером после шести часов?

— Конечно.

— Если не возражаете, я заеду за вами в Mandarin Hotel в половине шестого.

Ничего больше, но мне все понятно: предстоит встреча с очень, очень важным господином Хаком. Я попытался хоть что-нибудь о нем узнать. Хаятт удивленно посмотрел на меня: «Я бы сильно удивился, если бы тебе удалось с ним поговорить». — «Что в нем особенного? Он живет на облаке высоко в небе?» — «Это очень важный человек». — «Черт знает что! Я тоже важный. Я самый важный парень из всех, кого я знаю. Он такой богатый?» — «Дело не в деньгах. Здесь Гонконг, понимаешь?» И Хаятт смотрит на меня, словно выдал очень важную информацию. Иногда у меня появляется желание убить его.

Большой «мерседес» подобрал нас у паромного причала Star Ferry. Мы едем в аэропорт Кайтак, затем садимся в маленький туристический самолет, который берет курс на север или, можно сказать, на Китай. Рядом со мной непроницаемый Чин-и-что-то-там-еще. Полет длится совсем недолго, около десяти минут, и скоро в закате уходящего дня я замечаю под крылом самолета гористый остров, вся жизнь которого, казалось, сосредоточилась в рыбацкой деревушке в маленькой бухте.