Борис Житков - Очерки

У корректора большая привычка и зоркий глаз. Он все должен заметить: и где плохо набрано, и где просто наврано.

Корректор сделал пометки, где исправить. Этот лист с пометками называется п_е_р_в_а_я к_о_р_р_е_к_т_у_р_а.

Наборщик берет корректуру, вынимает из реала доску с набором и принимается искать, где что не так. Вот, например, вместо б_у_к_в_а набрано з_у_к_в_а. Надо вместо «з» поставить «б». Не развязывать же всю страницу, чтобы одну букву достать? Тут идет в ход шило.

Шилом подцепляет наборщик литеру «з», вытаскивает ее из набора, а на ее место аккуратно вставляет «б».

Здесь что? Шпация мала? Вытаскивает наборщик маленькую шпацию долой. Но ведь на ее место большую шпацию не втиснешь. Не влезет. Тут уж хитрость нужна.

По всей строчке ищет наборщик, где бы понемножку уменьшить шпации, чтоб дать место — куда раздвинуть слова. Так вот ковыряет наборщик шилом по всем местам, где указал корректор: там букву перевернул, тут запятую вставил.

Правит, как говорят.

А хорошо ли выправил? Опять сделают отпечаток — и снова корректору: вторая корректура. Пока совсем верно не будет. Да ведь и корректор — тоже человек. Гляди, и корректор ошибку проморгал. Редко бывает, чтобы уж так без единой опечатки и вышла книга. Ну да не беда: уж коли корректор не заметил, читателю, пожалуй, и наверно не углядеть.

Уж известно: если есть какое необычное расстояние, значит, что-нибудь в набор забито. И забито что-нибудь низкое. Такое, что ниже литер и потому не отпечатывается. Конечно, вставлены между строк полоски. Наберет наборщик строчку и вставит низкую линейку, потом уж на нее городит вторую строку. Эти линейки называют шпонами.

Эта страница «набрана на шпонах». Шпоны бывают разные: и шире, и уже. Вон смотрите, какие широкие сейчас пошли.

А можно и еще шире закатить.

А ну-ка, замечаете разницу, как сейчас пошла печать? Вот на этой

странице? Реже строки. Правда? Я думаю, сами теперь можете догадаться, как это сделано.

Представьте себе, что мне понадобилось или просто блажь пришла: хочу, чтоб мне на четверть страницы напечатали по самой середине одно слово:

Таракан!

Семь всего букв. Семь литер. Как же они держаться будут в пустом поле? Чем их укрепить, подпереть?

А вот все это пустое поле в наборе-то оказывается вовсе не пустое.

Оно все сплошь забито кубиками — б_а_б_а_ш_к_а_м_и.

Они ниже литер и потому на бумаге и не вышли. Бабашки подпирают и держат мои семь литер.

И не то еще можно сделать. Можно напечатать вот этак: поставить литеры уступами,

Можно и в круг буквы поставить и пустить слова крест-накрест или змеей какой-нибудь.

А видали вы, в книгах в конце главы ставят черты? Это линеечкой называется. Шабаш, значит, кончил.

—-

Это уже готовая такая есть полоса в типографском наборе. Ее вставляют в набор и подпирают бабашками.

Бывают и похитрее, позатейливей финтифлюшки.

Вот я сейчас эту главу кончу и попрошу типографию, чтоб мне поставили в конце самую разухабистую завертушку, которая концовкой называется.

Хорошо. Выходит, что можно и финтифлюшки вставлять, и буквы вкось пускать, и разными буквами (шрифтами) набирать. Полосочки вставлять, черточки… А вот можно ли набрать страницу моим почерком? Настоящим, вот как я пишу? Неужели как раз такие буквы специально заготовили? Да я ведь и пишу-то по-разному. Поглядите-ка на первую страницу: там не только мои буквы, а в точности все, как я писал, и как черкал, и как на полях чертиков из клякс делал, — все как есть. Подите спросите в лавке другую такую книгу — и увидите, что там в точности то же самое на первой странице. И во всех ста тысячах так напечатано. Напечатано — это верно. Да только не набрано. В наборе чертиков нет, клякс тоже. И рож никаких тоже нет. Никакими бабашками и линеечками рисунка не передашь.

Сделано это так.

Я написал страницу. Пока писал — марал на полях чертей. Потом с этой страницы сняли фотографию, как снимают портрет.

На фотографической стеклянной пластинке вышла моя страница так: белая бумага вышла черной, а чернила белыми.

Это всегда на фотографической пластинке все выходит наоборот — светлое темным, а темное светлым, совсем прозрачным.

Это называется н_е_г_а_т_и_в.

Теперь если этим негативом прикрыть специальную цинковую пластинку, покрытую особым составом, и выставить на свет, то получится вот что: где черное — там свет не пройдет. Чернота, как ставень, будет закрывать цинк от света. А там, где бело, — там свет пройдет и подействует на эту специальную пластинку. И подействует так, что потом все кругом можно вытравить кислотой, только тех мест, куда свет попал, не вытравишь. Они будут стоять, как острова. И все мой буквы и все мои черточки будут выпукло стоять. Получится рельеф.

Это называют ц_и_н_к_о_в_о_е к_л_и_ш_е.

Теперь если его намазать краской и придавить к нему бумагу, получится отпечаток, как от штемпеля. Готово дело! Можно печатать. Клише набивают на деревянную колодку, чтоб оно было такой же вышины, как и весь набор.

Конечно, я мог бы вместо чертиков что-нибудь порядочнее нарисовать (коли умел бы). На этой странице вышло бы клише с рисунка. Так и делается.

Художник рисует картину, с нее снимают фотографию и делают клише.

А можно клише делать и не с рисунка, а с фотографии.

Все рисунки, что здесь в книге, так и сделаны. Цинковое клише закрепляют среди набора, а потом валики вымажут его краской вместе с литерами заодно. Надавят бумагой — и выйдет страница с картинкой.

Сейчас увидите, как это делается уже всерьез, а не на пробу для корректуры.

Предстоит задача напечатать пятьдесят тысяч книг в сорок четыре страницы, с картинками, моим почерком, с концовками, с заставками {Заставка — это рисунок, что печатается в начале главы.}, и все это требуется сделать скоро, к сроку.

Набор как будто у нас уж есть. Среди литер закреплены бабашками клише для картинок. Вставлены готовые, отлитые из свинцового сплава финтифлюшки для концовок и заставок. Местами даже пущены замысловатые заглавные буквы. Все это уложено в набор по страницам.

Теперь весь этот набор надо заправить в машину, и пусть машина сама и краской его мажет, пусть и бумагу кладет и прижимает сама, пускай и выкладывает отпечатанные листы.