Анастасия Попандопуло - Темнота

27 июня

У тети Любы сердечный приступ, ее с работы увезли на скорой в Н. Бабуля там, Якушин там, Ерко, вроде, тоже поехал одна я дома.

Вечером пришел Миша, весь бледный. Отозвал меня на лестницу. Долго мялся, потом, наконец, спросил, знаю ли я, что в поликлинике за запись на прием к тете Любе берут деньги и, причем, достаточно большие. Я была в таком шоке, что даже начала на него кричать. Это ведь представить себе невозможно, чтобы тетя Люба! За лечение! Деньги! В общем, опять, повела я себя, как дура. Как будто он не понимает, какой человек Люба. Он-то может получше меня понимает. Короче на мои крики он покивал головой, сказал, что и сам так думает и ушел.

Ходили с бабушкой к Мише! Запишу по порядку. Вечером он нам позвонил, и попросил зайти к нему. Когда мы пришли, там уже был Антон Петрович. Расселись мы на кухне вокруг стола и Миша стал расспрашивать. Сперва бабулю: когда у тети Любы начались проблемы с сердцем, были ли у нее боли в сердце в выходные, да не жаловалась ли она на головную боль или приступы тошноты. Бабуля как человек конкретный, не любящий всякой мистики, сначала не хотела отвечать. Требовала объяснить ей смысл происходящего, но Миша был "невозмутим, как Юпитер", и она постепенно сдалась. Что интересно, стали мы вспоминать, и, раз, выяснилось, что проблемы с сердцем были только по рабочим дням, и даже больше, только во время работы, а к вечеру отпускало. В принципе, мы это объясняли усталостью. Ничего особенно невероятного. Других проблем со здоровьем не было. Миша к Ерко: "А у Вас как со здоровьем, ничего странного не замечали?". Антон Петрович сначала так неопределено плечами пожал, дескать возраст предполагает проблемы, они и есть. Но Миша его жал: "Вспомните все неожиданные ухудшения состояния в последнее время. При каких обстоятельствах? Что Вы делали?" Антон Петрович прям по дням стал перебирать и ведь нашел. Оказывается, однажды ему стало внезапно плохо. Дело было на улице и в жару, так что он списал на небольшой солнечный удар. А обстоятельства были пустяковые. Какой-то аспирант его возле гастронома отловил и стал уговаривать "повоздействовать на него с целью написания диссертации". Деньги какие-то предлагал. В общем, говорить не о чем. Неприятный, скользкий эпизод, не более. Однако, Миша сделал совершенно иной вывод. Он сказал, что с самого начала его интересовал вопрос о возможности использования нашего дара, скажем, не во благо, а так же о невозможности для простого человека, которым он безусловно является, зачастую отличить добро от зла. Вот тут я с ним согласна, сама над этим думала. Так вот постепенно Миша пришел к выводу, что, скорее всего, должен бать какой-то сдерживающий механизм. И такой механизм, очевидно есть. Мы чувствуем себя плохо, как только делаем, или только собираемся сделать что-то не вполне правильное.

-В чем же Люба, по вашему, виновата настолько, что до больницы дело дошло? - взвилась бабуля.

Тут уж я уши прижала. Вот, оказывается, зачем Миша про оплату приема спрашивал. Да, скорее всего, и даже разумеется, тетя Люба не знала ничего. Но, видимо, с позиций высшей справедливости, незнание не освобождает от ответственности. Ерко, Мишу поддержал, сказал, что когда ему этот аспирант деньги предлагал, у него мелькнула в голове мысль о возможности монетизации, так сказать, своих возможностей. Интересная картинка получается: возможности в обмен на волю, так? Не уверена, что мне это нравится. Вот Миша доволен. Просто светится. Это, говорит, защищает нас от ошибок. Универсальный оценочный механизм. "Теперь боль для нас не только сигнал физических неполадок, но и сигнал моральных, этических несовершенств. И это прекрасно". Что прекрасного? Конечно, это снимает всякие вопросы, но и выбора не оставляет. Захочешь ты сделать что-то не вполне идеальное, но по твоему личному мнению правильное и важное, а тебя, БАЦ, и сердечным приступом в больницу. Кто интересно решает, БАЦ? Или это что-то типа теории связанных генов: появились возможности- воля пропала, речь развилась - хвост отвалился. Отвалился и все, forever? Требует анализа. Странно, похоже Ерко это тоже не беспокоит. То ли он не допускает мысли, что его воля разойдется с "единственно верным курсом", то ли он со своим графитом (или как его там) совсем уже в другом мире живет. Бабулю вообще ничего не интересует кроме, кажется, той мысли, что ее Любу чуть не угробили мздоимцы из регистратуры. Не завидую им, кстати.

28 июня

В состоянии легкой паники. Попыталась сегодня специально поврать. Так ничего криминального, просто бытовое вранье. В 4 случаях из 10 явственно болел желудок. Хотя, конечно, это может быть и психосоматика.

Тетя Люба вернулась домой. Якушин ее привез. Сразу пошла написала заявление об уходе из поликлиники. Судя по всему, главврач была в курсе происходящего. Так жалко. Как у Ивасей: "Ах, дорогое Министерство связи! Ну почему вокруг так много грязи?".

Гуляла с Атосом возле институтов. Набрала кучу Земляники. Запах! Синица принесла неоднозначную новость. Говорит, что подруга ее мамы собирается идти на какой-то митинг к поликлинике и вроде не она одна. Народ прослышал про увольнение и зашевелился. Конкретно, что к чему я не знаю.

29 июня

Была в институте у Якушина. Ну, что сказать, - солидно. Целый корпус. Все в идеальном порядке. Аппаратуры! И японская и американская и немецкая. Сотрудников всего трое плюс два лаборанта. Все в костюмах, халаты, как только что их прачечной. Атмосфера, ну совсем другая, чем у Ерко. У меня было впечатление, что я на постановке спектакля про советских ученых. Все серьезные: ни ругани, ни шуточек. Не, мне понравилось, только уж слишком все серьезно. Нас - подопытных - в этот раз было человек 5. Вообще в исследовании займут более сотни, плюс, конечно, потемкинцы. Шли мы вереницей из кабинета в кабинет. В первом заполняли всякие анкеты. В том числе, "где были в конце марта-начале апреля". Я честно написала, что на даче. Дальше шло про, что вы ощущали, подробные вопросы про жизнь с 28 марта по 1 апреля. Тут пришлось врать.

Потом брали анализы. Все стандартные, плюс кровь из вены, плюс волосы вырвали штук пять, стригли ногти, палочками по горлу и носу водили. Дальше шел огромный кабинет, разделенный на несколько секций. Там был страшноватый прибор, в котором надо было лежать смирно, шапочка и браслеты с кучей датчиков. Еще какие-то штуки за ширмами. Но, что к чему я разобраться не смогла, так как внезапно в корпус ворвалась бабуля и закатила мне, ну и окружающим, страшенный скандал. Лейтмотивом было то, что она не давала согласия на исследование меня, а я - несовершеннолетняя. Ух, как тяжко пришлось Якушину. Бабуля потребовала вернуть мои анализы и анкеты, но ей, по-моему, отдали не все. Часть "материала" уже обработали. Остальное при ней вылили в раковину. Вышли мы из корпуса, за воротами, встретили Зяма. Оказалось, это он поднял шум. Как он сумел накрутить бабулю. То ли все ей рассказал, то ли просто упирал на нарушение закона, мне осталось не понятно. Так как они мне ничего не объяснили, и вообще в основном мрачно молчали, будто я бог весть как провинилась.