Макс Фрай - Книга для таких, как я [litres]

Аверс. Судьба жреца Мефреса (кстати сказать, одного из самых неприятных персонажей романа Пруса) по воле автора более чем незавидна, даже его смерть, случившаяся незадолго до финала, столь же трагикомична, как и его «полеты». Но кто знает – возможно, один из его учеников, самый чистый, наивный и доверчивый, искренне полагал, будто его наставник действительно преодолел земное притяжение. Возможно, вдохновленный своей трогательной верой, сей юноша продолжит занятия и в один прекрасный день обнаружит, что земля осталась где-то далеко внизу… И возможно (без этого допущения наша жизнь была бы слишком уж большой глупостью), эта нехитрая метафора применима и к нам, так что в один прекрасный день кто-то из наших читателей… Ха! Если так – то и черт с нами!

1999 г.

В рассказе Борхеса «Вторая смерть», опубликованном в 1949 году, некто Педро Дамиан, в молодости перетрусивший в битве под Масольером, посвящает оставшиеся годы тому, чтобы искупить свой позор. Он сам, того не ведая, день за днем готовил будущее чудо, – пишет Борхес. Единственная мысль, которая имела значение для Педро Дамиана на протяжении сорока лет: «Если судьба пошлет мне другую битву, я себя не уроню». В предсмертной агонии Дамиан снова пережил давнишнюю битву, ему пригрезилось, что на сей раз он повел себя как настоящий мужчина: возглавил атаку и погиб, получив пулю в сердце. Педро Дамиан умер счастливым; с этого дня в жизни немногочисленных очевидцев его былого позора, стариков, переживших когда-то битву при Масольере, начинаются странности: сначала все они как один забывают о рядовом Дамиане, потом память «возвращается» к ним, и они начинают «вспоминать» двадцатилетнего парнишку, который погиб, дай бог каждому. Письма, в которых альтер-эго автора рассказывает друзьям первую (позорную) версию смерти Педро Дамиана, теряются, и сам рассказчик со временем начинает сомневаться: а не примерещилась ли ему вся эта история?

Сальвадор Дали вряд ли знал, но наверняка предчувствовал, что мощь воспоминаний, навязанных себе и другим, порой способна превозмочь неумолимую силу «жизненной правды». Обычно мемуары пишут в старости, когда жизнь прожита. Я же решил сначала ее написать, а уж потом прожить, – гордо заявил Сальвадор Дали. Ничего у него не получилось. Книга была закончена в 1941 году, когда автору исполнилось тридцать семь лет и все в его жизни к этому моменту уже случилось: и две дружбы (с Лоркой и Бунюэлем), перевернувшие его судьбу, и любовь, больше похожая на одержимость, примерещившаяся ему еще в детстве, в кабинете школьного учителя, который показал ученику сувениры из России, и мировая слава, и вожделенный «золотой дождь», обрушившийся на художника с такой силой, словно все деревья в Стране Дураков дали урожай для него одного. И написал он в своей книге только о прошлом – ни слова о будущем – и, кажется, только правду. Повествуя о своих грезах, Дали честно предуведомляет читателя, что это именно грезы; его воспоминания детства даже аккуратно поделены на две главы: «Детские воспоминания о том, чего не было» и «Детские воспоминания о том, что было».

Какую бы чушь ты ни нес, в ней всегда есть крупица правды. Горькой правды.

Вышло так, что прирожденный мистификатор Сальвадор Дали не нашел в себе сил рассказать хоть что-нибудь, кроме правды. Она, его правда, вполне обворожительна; вероятно, она даже стоит того, чтобы ее знать; повествуя о собственной исключительности, он невольно (наверняка не желая того) протягивает читателю множество зеркал (все детские страхи, мечты, выходки и капризы на поверку обычно оказываются похожи). Трагедия очевидна: пытаясь сочинить себе «тайную жизнь», выдумщик Дали не сумел шагнуть дальше последовательного изложения своей настоящей жизни, первой и единственной.

Наверное, надо быть Педро Дамианом, потерявшим себя на поле битвы под Масольером (и, что важно, героем чужого рассказа), а не мировой знаменитостью по имени Сальвадор Дали, чтобы преодолеть необратимость свершившегося. Документальных свидетельств поражений, на которые обречен человек, вознамерившийся перекроить прошлое (хотя бы только собственное прошлое), – превеликое множество; «Тайная жизнь Сальвадора Дали, написанная им самим», – возможно, один из самых ярких и обаятельных документов такого рода. Документальных свидетельств побед, скорее всего, не существует вовсе (или же они, подобно рассказу Борхеса, маскируются под беллетристику).

В связи с этим у меня есть только одна хорошая новость – отсутствие доказательств иногда решительно ничего не значит.

1999 г.

Самый молодой лауреат Нобелевской премии за всю историю существования этой престижной награды (он получил ее в возрасте сорока двух лет), автор одного из самых омерзительных стихотворных опусов «Бремя белого человека», множества других стихотворений, грубоватое очарование которых почти неодолимо, и восхитительных сказок, Редьярд Киплинг всю жизнь был ареной, на которой шла упорная борьба между недалеким, ограниченным разумом и необъяснимым, иррациональным даром складывать из слов причудливые мозаики дивных историй. Каждое человеческое существо – запутанный клубок парадоксов, литераторы – всего лишь самое наглядное тому подтверждение, поскольку все результаты смертельной схватки остаются на бумаге. Битва солдафона и ангела в сердце Редьярда Киплинга шла с переменным успехом, но главное, что она шла: ангелы, обитающие в каждом из нас, слишком часто считают благом сдаться почти без боя, в самом начале схватки.

Возможно, лучшая из историй Киплинга – это сказка о храбром маленьком мангусте Рикки-Тикки-Тави, рассказ о великой войне, которую вел в одиночку Рикки-Тикки-Тави в ванной большого дома в поселке Сигаули. Одна из многих попыток в очередной раз пересказать легенду о юном Давиде, побеждающем великана Голиафа (из наших современников, кажется, более всех привязан к этому обаятельному мифу Стивен Кинг), удалась Киплингу на славу. Возможно, потому, что его герой – маленький мангуст, который просто повинуется охотничьему инстинкту, следует своей природе – без сомнений и колебаний, без пафосных рассуждений о том, что «в жизни всегда есть место подвигу», наконец.

Мангусты для того и существуют на свете, чтобы сражаться со змеями, побеждать их и есть. Рикки приходит в возбуждение при одной только мысли, что сад – неплохое место для охоты. Для него драться со змеями – одно удовольствие. Его борьба с Нагом и Нагайной кажется драматической лишь многочисленным свидетелям; для самого Рикки – это просто жизнь. Кобры сражаются за власть над садом, маленький мангуст Рикки – скорее ради удовольствия, чем в силу необходимости (он мог устраниться от борьбы в любой момент, мангусту, в отличие от человека, поменять место жительства проще простого).