Адриана Триджиани - Поцелуй, Карло! [litres]

Ежемесячный ужин в складчину в зале Церковного братства баптистов свободной воли Филадельфии посетили все. Это была последняя трапеза перед закрытием на лето. Женская гильдия украсила столы лилиями, маргаритками и рудбекиями и расставила на белых хрустящих скатертях лучший фарфор общины. В душном подвальном помещении окна были распахнуты настежь и вентиляторы гоняли воздух по залу.

Гортензия, возглавлявшая трапезный комитет, стояла за столами с едой. Краем глаза она наблюдала за своим взносом – кастрюлей с подогревом, наполненной кавателли с Минниным венецианским соусом. В качестве председательницы она контролировала размещение снеди, посему кавателли заняли центральное место. Рядом благоухали макароны с сыром, жареный цыпленок, тушеные помидоры, кукурузная запеканка, жареная окра и припущенная в масле зелень.

Гортензия знала, что народ в ее церкви придирчиво относится к меню. На десерт всегда должен быть кокосовый кекс, а также банановый пудинг, чай с сахаром и горячий кофе. Главное блюдо, как всегда, конечно, – жареный цыпленок. Гарниры одни и те же с тех пор, как в 1897 году заложили фундамент этой церкви. Кавателли с красным соусом не подавались никогда.

Гортензия рассчитывала, что богобоязненные баптисты честно выскажутся о ее блюде. Она полагала, что если им понравится, то ее стряпня – нечто особенное.

Когда девятая из очереди прошла мимо ее кавателли и сразу направилась к макаронам с сыром и масляно-сухарной посыпкой, Гортензия схватила раздаточную ложку и взялась за работу.

– Сестра, отведайте мое блюдо, – вкрадчиво сказала она, зачерпнув на пробу кушанье и выплеснув его на тарелку прихожанки.

Она положила ложку обратно в кастрюлю, поскольку собрание предполагало самообслуживание, но ненавязчиво продолжала предлагать едокам кавателли , подталкивая к ним в руки раздаточную ложку.

– Гортензия, ты слишком усердствуешь. Ты слишком напираешь, – прошипел ей в ухо Луи, тоже стоящий в очереди с тарелкой.

– Как диакон нашей общины, ты мог бы помочь. Мог бы объявить мои кавателли .

– И не подумаю.

– Я ведь не просила тебя их готовить. Я просто прошу объявить народу, что их стоит попробовать. В качестве одолжения мне.

– Такого рода еда тут никому не нравится.

– Понравится, если попробуют.

– Ладно, положи мне, и я упомяну о ней за столом с мужчинами.

– Благодарю тебя. – Гортензия положила кавателли мужу на тарелку.

Когда последний член общины взял себе еду, Гортензия позаботилась и о себе. Ее подруга Уилла Тернбоу помахала ей рукой из-за стола в углу, где она держала место для Гортензии.

– Хоть кому-нибудь нравится мое блюдо? – спросила Гортензия, садясь.

– Красный соус? – спросила Вилла. – Я думаю, вкусно. Леди, что скажете?

Леди вежливо покивали.

– Община вроде бы одобрила, – покривила душой Уилла.

– Уилла, о чем мы говорим? Взгляни на стол. Моя кастрюля полна макарони . Это как библейские три хлеба и пять рыб. Каждый раз, когда я выдаю ложку кавателли, они умножаются в кастрюле.

– Почему ты так настаиваешь, чтобы все это попробовали? – поинтересовалась Вилла.

– Я хочу это продать.

– Но никто же не платит за еду на ужине в складчину.

Гортензия понизила голос:

– Я имею в виду, вообще продавать. Людям.

– Ты открываешь ресторан?

– Нет. Я хочу продавать соус. Разливать его по банкам и отправлять в магазины. Просто не знаю, как это делается.

– А ты об этом помолилась?

– Ага. Как же. Я молилась и просила. Но, похоже, наш дорогой Господь не любитель красного соуса. Как и остальные.

– Я скоро уйду на пенсию с работы у Эдны Олдфилд, – гордо заявила Уилла. – Тридцать два года службы одной семье. Ее муж умер много лет назад и оставил ей семейное дело. Семейный бизнес продуктов . Это они «Продукты питания Олдфилдов».

– Супами торгуют?

– Супы, соусы, консервированные овощи. Да что ни назови, – заверила ее Уилла. – Они производят всё.

– У тебя есть визитка?

– И что ты с ней собираешься делать? Ты сама должна отправиться туда и встретиться с хозяйкой. Она – владелица фирмы. Но тебе лучше поспешить.

– Я могу туда поехать. Назови день.

– Надо ехать автобусом. Это далеко. Мейн-Лайн. И с пересадкой. И ждать на станциях.

– Это я могу.

– Ходят слухи, что скоро она отдаст бразды правления сыну. Можно сказать, что мы с боссом уходим на пенсию одновременно.

Разум Гортензии лихорадочно работал, просчитывая возможности, которые сулила такая встреча. Но, прежде чем сесть на автобус, который повезет ее к миссис Олдфилд, ей нужно будет переделать много дел. Подумать только, даже не пришлось молиться, выпрашивая встречу, она сама свалилась на голову. Когда община, ведомая Луи, разделилась играть в «Факелоносцев и звонарей», Гортензия осталась в кресле. Она не будет участвовать ни в каких играх, ее мысли нацелены на приз побольше.

Гортензия забралась в постель рядом с мужем, который спал, отвернувшись к стене. Она поправила воротник своей фланелевой ночной рубашки и положила голову на подушку.

– Гортензия?

– Да, Луи.

Он перевернулся на бок лицом к ней.

– Я думала, ты спишь, – сказала она тихо.

– Я не могу спать. Ты сегодня выглядела дурой у этой кастрюли.

– Я что-то не так сказала?

– Нет. Ты навязывала людям свои макарони . Их никто не хотел есть.

– Мне хотелось, чтобы люди их попробовали. И все.

– Гортензия, ты должна остановиться. Ты не продашь этот соус.

– Луи, я знаю, что продам. Он особенный. Он вкусный. Его легко готовить.

– А почему ты решила, что можешь вообще что-нибудь продать?

– Я уже почти сорок лет работаю в фирме.

– Ну и что ты там продаешь? Чем ты вообще занимаешься? Ты же работаешь на чужих.

– Я управляю офисом. Через меня проходят все деньги. Я бухгалтер. И выучила азбуку Морзе.

– Не желаю слушать твои вечные разговоры о работе. Ты мне все уши прожужжала своей азбукой Морзе.

– Это опыт, Луи,

– Что ты хочешь сказать?

– Ты бы верил в меня время от времени. От тебя не убудет, а мне станет легче.

– Это твоя проблема. Ты постоянно требуешь похвалы, думаешь, что мир крутится вокруг Гортензии Муни. А ты должна всмотреться в себя и быть как Христос. Ты слишком много думаешь о себе и мирских делах. Надо искать смысл жизни.

– Господь не хочет, чтобы меня постигла неудача.

– Он хочет от тебя упорной работы, но той, которую ты знаешь как выполнять. Он хочет, чтобы ты заботилась о семье. И все. Больше ничего делать не надо.

– Я желаю большего.

– В тебе этого нет, Гортензия. Ты ничего не доводишь до конца. И никогда не доводила. По крайней мере, со дня нашего знакомства. Ты вечно затеваешь что-то и никогда не завершаешь. Мне самому пришлось закончить класть плитку в ванной. И покрасить ступеньки, когда у тебя вышел запал.