Адриана Триджиани - Поцелуй, Карло! [litres]

– «Зимнюю сказку».

–  Отличный выбор.

– В это время года – да. Я вот тут пришиваю блестки в виде снежинок на платье Нормы.

– Она будет ослепительна.

– Как всегда. А ты? Как твои дела?

– Я обожаю этот город. – Ники взял пластмассовый нож, приподнял край глазурного ошметка торта и зашпаклевал им бумажную тарелку. – Так много дел. Я редко дома.

– Часто ходишь на спектакли?

– Стараюсь. Я все еще пытаюсь туда пробраться. Полно же работы для актера. Да еще в профсоюзе. И все хороши, все много обещают.

– Часто навещаешь Филли?

Калла не спрашивала Джо о приездах Ники. Она не хотела знать. Он не приходил в театр повидать старых друзей или просто чтобы посмотреть их игру – видимо, перерос Борелли и прежних друзей, и особенно ее. – Я понимаю, что ты занят.

– Я не приезжал домой.

Ники не возвращался в Филадельфию с самого переезда в Нью-Йорк. Он поклялся, что не вернется, пока не получит роль в театре.

– Кузены приезжали меня повидать. Было приятно. Мы ходили в «Люхов».

– Я слышала о нем, – сказала Калла.

– Да, настоящая достопримечательность. У меня совсем нет времени отлучаться. Подумываю тут о паре агентов.

– Это великолепно. – Калла помнила, как ее отец работал с агентом. Из этого ничего не вышло, но у Сэма были большие ожидания. – Тебе необходим представитель.

– Ага. И я пытаюсь прихватить лишнюю смену, когда могу, это дает мне свободные дни для прослушиваний.

– Смену?

– Ага, я же таксист, зарабатываю на жизнь.

– Это у тебя хорошо получается. И у тебя же есть медальон таксиста, почему бы им не воспользоваться.

– А каких людей я встречаю! Иногда срываю куш. Пару недель назад такси вызвала Китти Каллен. Лучшая здешняя певица, я думаю.

– Согласна. Она ни на кого не похожа.

– И какая красавица. Волосы черные, как у тебя. А душится «Английской лавандой», как кузина Эльза.

– Может, приедешь на Рождество?

– В этом году не получится. – Ники поморщился, когда выпалил эти слова.

Идея провести время с семьей бодрила, но он не мог решиться на это, не мог смотреть в лица Палаццини, которые надеялись на его успех больше, чем он сам. Если он приедет, то они постараются заманить его обратно на Монтроуз-стрит. Кузены все время за обедом в «Люхове» уговаривали его вернуться в Саут-Филли, но Ники не собирался сдаваться. Он был так же упрям, как и талантлив.

– Печально. У нас тут большая вечеринка для труппы двадцать третьего декабря. Все о тебе спрашивают.

– Спрашивают?

– У нас ты в качестве звезды. Вырвался из Филли – и прямо на Бродвей.

– Я только езжу по улице под названием Бродвей. На Бродвее я еще не играл.

– Но уже близко.

– Я там буду.

– Знаю, что будешь. Нужен только правильный режиссер, чтобы дать тебе правильную роль.

– Спасибо, что воодушевляешь, Калла.

– Каждому не помешало бы.

– Кто бы спорил, – засмеялся Ники.

– Ну, мне пора. Надо закончить работу.

– Но поздно же.

– Я привыкла к тому, что у меня длинный рабочий день.

Калла повесила трубку, попрощавшись. Этой ночью она заснет крепким сном, услышав наконец голос Ники и зная, что у него все в порядке.

Ники в свой тридцать третий день рождения спокойно спать не будет. Он будет слышать каждый шаг на тротуаре, когда заскрипит снег и захрустит лед под ногами прохожего, будет слышать каждую сирену «скорой помощи» и клаксон каждого мусоровоза и винить город за бессонницу. Праздничный торт устроился в желудке не лучшим образом. Красное вино доставило слабую головную боль. Ники был готов обвинить что угодно в своей неспособности сдаться мирному ночному сну, кроме истинной причины: ему был необходим друг. У него не было наперсника, который мог бы помочь советом, не было с тех пор, как он покинул Саут-Филли. Друзей-то он завел, но, заводя, мало что рассказал о себе. Подобно многим амбициозным парням и девушкам, переехавшим в большой город, он пытался одновременно выжить и посвятить себя работе, ради которой переехал, равно фокусируясь на обеих целях. Но время шло, а Ники стоял на месте. В будущее заглядывать ему было больно. А как много он мог бы рассказать Калле Борелли! Он бы спросил у нее совета, и охотно, но он стыдился, что не преуспел , не сыграл ту самую роль или не попал на афиши. Вместо этого он извернулся, как только смог, чтобы не рассказать ей, на что похожа его жизнь в самом важном городе мира, где он ощущал себя самой ничтожной личностью.

Калла сидела перед мистером Коллиером в Третьем федеральном банке Филадельфии в своей лучшей синей бархатной шляпе, черном шерстяном пальто и в лайковых перчатках. Она знала, что, идя на встречу с банкиром, надо надевать лучшую воскресную одежду. Сэм Борелли не сильно жаловал официальные учреждения и, стоя в очереди, чтобы внести деньги на зарплату труппе, всегда ворчал на все это великолепие, гранитный пол, мраморные столы и гигантские перламутровые часы, напоминая дочери, что за роскошь платят клиенты. Он называл этот пугающий банковский декор «восторг заемщика».

Роскошные столы красного дерева выстроились в ряд по комнате. Содержание их отполированных поверхностей было идентично, вплоть до кожаных стаканчиков с карандашами. Люди, сидящие за столами, тоже выглядели одинаково, словно их заказали из каталога, рекламирующего банкиров, как продают сельскохозяйственное оборудование или брюки. « Покупайте финансовых экспертов у нас! » – так, наверное, призывала реклама и прибавляла: выбирайте седых, близоруких, лысеющих мужчин среднего возраста с британскими корнями, умеющих обращаться с вашими деньгами. Они знают то, что вам невдомек. Неудивительно, что большинство итало-американцев в Саут-Филли хранили деньги под матрасами.

Элвуд Коллиер, общительный сотрудник банка, управлявший сбережениями Каллы, выглядел как и остальные, но, по крайней мере, с ним было приятно иметь дело. Он вернулся к своему столу с тремя конвертами для нее.

– Ну вот, мисс Борелли. – Мистер Коллиер протянул ей конверты и сел. Он посмотрел на лицо Каллы и уверил ее: – Даже не сомневайтесь. С начала войны дома расходятся как горячие пирожки, и за приличную цену. Вы правильно поступили.

– Знаете, меня всегда интересовало, – тихо сказала она.

– Что именно? – Он подвинул к ней акт о расторжении договора Сэма Борелли об ипотеке, чтобы Калла поставила подпись.

– Лучше ли чувствует себя тот, у кого есть деньги.

Мистер Коллиер улыбнулся:

– Не без того, я думаю.

– А мне кажется, никакой разницы.

Калла взяла авторучку и подписала документ. Коллиер поставил печать, свидетельствуя, что плата внесена полностью, и отправил чек в папку. Он сложил руки на столе и наклонился.

– Это случается в каждой семье. Случилось и в моей. Родители умерли, дети остались и вынуждены принять решение о родном доме. Ваши сестры здесь больше не живут. Они замужем, у них свои семьи. И вы однажды выйдете замуж, у вас будет семья, и вы оглянетесь и поймете, что сделали правильный выбор. Дом всего лишь дерево и камень.