Валерий Попов - Запомните нас такими

Так! Это удача! Не выпускаем его отсюда, пока все не решим!

— Вот и подшипник у нас развалился, на кардане... не можем плыть, — я вмешался.

Куй железо, пока его нет.

— О подшипнике мы не говорили с тобой! — в полутьме трюма тот глянул нахальным глазом на Никиту. Видно, и Никиту решил подмять!

— Говорили! — упрямо Никита произнес.

Слава богу, соображает, что иногда надо быть и на моей стороне. Точнее, на нашей. Плыть-то нам! Стоянка опасно затянулась.

— Договоримся, — подумав, согласился гость.

Мы вылезли на корму, с наслаждением разогнулись. Что-то во мне есть!

— Ну... так, — я протянул к нему жадные пальцы. — Деньги клади!

— Поглядим еще, сколько подшипник затянет, — увернулся он.

— Так дай же пока за мясо! — настаивал я.

— По мере реализации, — нагло ответил он.

Да, наломал Никитушка дров за короткое время!

— Так реализуй скорее! — воскликнул я.

— Скорее только гонорея! — развалившись тут, уже по-хозяйски, развязно произнес он.

Но без этого Дерсу Узала в этих джунглях мы пропадем.

— Ладно! Пошли на разведку! — Он ткнул Никитушку в бок, решив пренебрегать мною, а им помыкать.

Во влипли мы! Липкий лось.

Никитушка покорно поплелся. Поколебавшись, я тоже спрыгнул. Катер, авось, не уведут. А если и уведут — то бог с ним. Главное — друга спасти, идущего в новых экономических условиях пьяным зигзагом. Ирка меня убьет, если что с ним случится. Пойду.

Сенная в те годы торговала с земли, с кинутых в грязь картонок, именно на них лежал весь товар. Консервы, почему-то в машинном масле, — во всяком случае, обмазанные им снаружи. Стояли бутылки, облепленные опилками. Мраморные магазины, санитарно безупречные, были почему-то пусты. И если кто и поднялся с тех лет в князи, то как раз из грязи. Редкие ларьки над картонками гляделись уже как дворцы. К одной из картонок мы подошли. Пожилой пролетарий распродавал добро родного завода.

— Список, — требовательно сказал наш Вергилий, проводник в этом аду.

Продавец протянул картонку цен и наименований... Цены столько с тех пор скакали, что я их забыл, но перечень товара поразил меня своим благозвучием — помню его до сих пор: шланги армированные гофрированные, паста уплотнительная, ключ фильтра, трубозажим, диск обрезной по камню, по металлу, пистолет герметика, бабочки полдюймовые папа-мама, футорка хромированная, водорозетка, уголок-хром, заглушка, муфта, хомуты.

— Подшипники дай! — потребовал наш друг вторую картонку.

Список подшипников тут я не привожу.

— Дорого! — жестко произнес Коля-Толя, возвращая реестр.

Никита безвольно дернулся, глянул на меня — почему дорого, ведь мы же вроде платим нашим мясом? Наш новый диктатор повел нас через грязь.

— Так! Обложили! — произнес он, кивнув на довольно трухлявый ларек на подходе к станции метро «Сенная площадь».

— Кто обложил? — покорно спросил Никита.

— Кто? Эти... горные орлы!

Действительно, несколько «горных орлов», крутя на пальце цепочки с ключами, стояли невдалеке.

— А нам-то что? — спросил я грубо.

— Так это ж мой ларек!

Выходит, это касается и нас? Как пелось в модной в те годы песне: «Если радость на всех одна, то и беда одна»? А как же иначе!

— Подпалят! Надо все выносить! — скомандовал Коля-Толя.

Он отпер ларек, и под взглядами «орлов» мы таскали добро на катер. Стремительная карьера! Вчера еще Никитушка был почти доктором наук (одной, во всяком случае, ногой), и вот — грузчик у какого-то ханыги! Да и я недалеко ушел. Но все-таки я, в отличие от моего ученого друга, окончательно сломленного, пытался что-то выяснять.

— За что они сжечь-то тебя хотят?

Мы с Никитушкой с натугой опустили на корму скособоченный ящик, брякающий бутылками вина с удивительным названием на косой наклейке — «Гара-Еры».

— Так я им долг не отдаю!

Мы с Никитой ошеломленно глянули на него. Этот буревестник экономической свободы нас пугал.

— А чего ж ты... не отдаешь-то? — И Никита, похоже, уже засомневался в своем фаворите.

— Так на чем же я тогда поднимусь?

Дикая логика! Но только лишь она, видно, и правит сейчас? Катер был перегружен ящиками, сел ниже ватерлинии. У нас, значит, теперь плавучий ларек? Нам ждать в гости красного петуха?

— Как-то все... больно динамично! — пробормотал я.

Было у меня чувство, что сегодня будет очень длинный день. И чувство это не обмануло. Солнце еще не касалось крыш.

— Тогда давай подшипник! — Придется мне, как лейтенанту Шмидту, взять командование этим кораблем.

Мы сели на корме. Коля-Толя как-то задумчиво глядел на нас. Прочитать его взгляд было не трудно: а эти-то, вообще-то, нужны тут?

— Ладно! Сделаем! — почему-то помиловал нас.

— Так скорее!

Один «горный орел» с берега уже хищно глядел на нас.

— Скорее... — Наш «купец» ответил любимой присказкой, которую нет смысла вторично тут приводить.

— Ну сколько он стоит? Давай! — Никита выхватил пухлый бумажник.

— Дорого! — надменно Коля-Толя сказал.

Бомжи, рассевшиеся на ступеньках спуска, как в амфитеатре, сочувствовали нам.

— Зря вы с Колей-Толей связались! Устроит он вам! Против Хасана пошел — совсем уже двинулся!

— Вот, — Коля-Толя пытливо смотрел на них. — За ящик гара-еры оттащат вас хоть в Англию!

— Как бурлаки, что ли? — изумился я.

— Зато тихо! А зашумим — сразу накроют нас!

Уже «нас»! Щедро он делится своими бедами!

Вообще-то хотелось бы уплыть отсюда в более тихое место.

— Ну давай тогда, покупай ящик вина! — Коля-Толя вытащил его на палубу.

Как же мы Некрасову в глаза будем смотреть?

— Вы что... согласны? — спросил я, не глядя в народ.

— А что? Можно, — пришел ответ.

— Ну ладно, — мы с Никитой понуро ухватились за ящик вина, чтобы перекинуть на сушу.

— Стоп! А деньги? — Коля-Толя наступил на ящик ногой в рваном тапке.

Как-то странно! Не разобраться нам в извивах новой экономической политики. Перевоз чужого вина оплачиваем тем же вином, оплаченным нами.

— По-моему, нас вокруг пальца обводят, — пробормотал я.

— А, ладно! — Никита сказал. — Трудно, что ли, вокруг пальца обойти, если человеку это приятно?

— Логично, вообще!

Мы поставили ящик на ступени, потом Никита отсчитал Коле-Толе названную сумму.

Должен сказать, что и мне этот отдых на воде нравился — особенно после подводной лодки, железной тюрьмы.

Никита размотал чалку — довольно длинный причальный конец, и тот самый тип с шишковатым лицом, который отказывался ловить веревку, когда мы терпели тут бедствие, теперь жадно ее поймал.

Каждый из них схватил сразу по бутылке, стал жадно пить. Даже завидно.

— Ну, а вы что ж? — добродушно сказал нам Коля-Толя.

Никита прыгнул туда и тоже присосался. Я же пытался устоять хоть на самом краешке разума.