Валерий Попов - Евангелие от Магдалины [Романы]

— «Молебен о дожде» по-коммунистически! — язвил Гуня.

— Ох, чую, ждет меня судьба лейтенанта Зорина! — дурашливо восклицал Митя, хотя боялся по-настоящему.

Мы сидим у окна часовни, и я уже с Митей, но его сейчас здесь нет. Больше всего Гуню бесило, что я ушла так недалеко — от одного младшего научного к другому. Такому же? Нет! Гуня был серьезный, принципиальный, ставил проблемы крупно и дерзко их решал. А Митя был шалопай, которого все любили — и начальство, и подчиненные. Гуня так и изобразил: от серьезного, принципиального борца — к приспособленцу, дамскому угоднику (мне, во всяком случае, угодил)... Однако судьба лейтенанта Зорина ждала именно Митю. В часовне сейчас адмирал Цыпин, рядом с ним его шикарная и ослепительная жена Мара (они еще вместе). Тут же и я, тоже принаряженная, — после испытаний намечен небольшой банкет, мы с Марой уже раскладываем по тарелкам дольки малосольного ладожского сига. Но взгляды наши устремлены в небо, где наш маленький серебристый самолетик таранит тучи и прячется во тьму (щекотать тучи зарядами полагается с теневой стороны). Цыпин, директор института и адмирал, довольно морщит свой абсолютно лысый череп, шевелит седыми пушистыми усами и бровями (наш славный «морж»!):

— Не-е! Молодцы! Говны так не летают! Я тоже так летал!

Тучи вдали над мысом продолжают гулко «катать шары». Мара кидает туда страстный, взволнованный взгляд. Я знаю, за кого она волнуется. Я уже наблюдала не раз, как она смотрит на Митю. Мара уже считала его своей собственностью, и тут появилась я.

Я заметила, что, когда мы провожали в полет Митю, Гуню, а также Митиного аспиранта Апопа, Мара вдруг залезла своей ручкой в перстнях под крышку стенда, взяла в кулачок «звездочку Зорина» и протянула Мите. Поймав мой яростный взгляд, она как бы виновато улыбнулась: мол, глупость, конечно, дурацкий институтский амулет... но женщины так слабы — во все верят!

И теперь Митя со звездочкой в руке там. И вдруг в черноте вспыхивает ветвистая молния, целое светящееся дерево — и самый толстый сук упирается в наш самолетик! Вырывается общий крик ужаса — правда, Цыпа успевает его облечь в более мужественную форму. Туча, как клякса, размазывается вниз — там, над измерительным полигоном, рушится дождь, приборы фиксируют: испытания принципиально новых зарядов йодистого серебра идут с блеском. На чистое солнечное место выскакивает наш сверкающий самолетик... Ура-а-а!

Потом появляются Митя, Гуня, Апоп — радостные, уже где-то нализавшиеся.

— Странно, — растерянно говорит Митя, — вдарило еще до того, как мы выстрелили!

Он с опаской возвращает «звездочку Зорина» обратно Маре, но та кокетливо отталкивает ее ладошкой — мол, возьми себе, «награда нашла героя».

— Спасибо, — вздыхает Митя и аккуратно кладет звездочку обратно на стенд.

Но уже ему было не отвязаться!

Однажды зимой, как всегда ерничая и балагуря, он уехал в Москву и, против своего обыкновения, не позвонил ни в первый, ни во второй день. Вечером второго дня непонятная организация сообщила, что меня ждет в кассе номер восемь билет на Москву.

На перроне в Москве меня встретили какие-то странные люди, не смотрящие в глаза.

— Что с ним? — спросила я.

— Случайное разбойное нападение, — пробормотал один, не поднимая глаз.

Машина наша вырулила за город, зашуршала по удивительно ровному и тихому шоссе — машины тут проносились крайне редко и, как я поняла, только правительственные.

Мы въехали в железные ворота с пятиконечными звездами, поехали по плавно изогнутой аллее среди удивительно ровных, аккуратных, ослепительно белых снежных отвалов по краям. Это после «случайного нападения» он попал сюда?

Мы вошли в палату. В центре стояла единственная койка. На ней лежал абсолютно белый Митя, облепленный контактами. Он был мертв. Потом глаза его открылись.

— Значит... обратный билет еще оплачивают? — пролепетал он.

— Зачем ты делаешь это? — спросила я его на обратном пути, в шикарном СВ. Мне удалось-таки вытрясти из уклончивых медиков суть работы. Престарелые члены Политбюро, растеряв с остатками здоровья и остатки материализма, вдруг очень стали интересоваться: что там? И щедро оплатили это исследование (щедро — кому?)... А «канатоходцем» оказался, конечно, Митя!

В институте и до этого было известно, что не из-за дождика лейтенант Зорин погиб — «командирован» туда... но никто не слышал, чтоб он вернулся.

— Зачем ты делаешь это? — спросила я Митю на обратном пути.

— Так я же... получаю зарплату, — гениально ответил Митя. Молодец! Правда, зарплата довольно скромная! «Продам материалистические убеждения. Дорого!» — уже сияя улыбкой в купейные зеркала, он завершил «пресс-конференцию» своей любимой, но дурацкой шуткой...

«Дорого»? Я этого не заметила.

Потом силы государства растаяли вместе с силами «кремлевских старцев», и они ушли друг за другом вереницей, проторенной тропкой, и финансирование зловещей этой программы умерло вместе с ними.

Год мы прожили с Митей хоть и бедно, но сравнительно спокойно. И вдруг финансирование возобновилось. Но уже вовсе не из Москвы.

— Международный фонд «Осирис», — однажды буркнул мне Митя после долгих моих расспросов.

Школу, слава богу, я успела закончить — но по этому случаю открыла учебник снова. «Сет, бог зла, принес на праздник в дом Осириса сундук. Все гости, захмелев, пытались в него ложиться, но впору он пришелся лишь Осирису (мерка была заранее снята). Сет заколотил ящик с Осирисом и бросил в Нил. Безутешная Исида нашла тело мужа и пыталась его оживить. Но тут появился Сет и разрубил тело Осириса на четырнадцать кусков и раскидал по всему Египту. Однако любящая Исида разыскала все его куски, кроме четырнадцатого, самого лакомого, который, оказывается, попал в Нил и был проглочен рыбой (ну и замашки у этой рыбки!). Однако Исида сделала недостающую часть из глины и даже сумела забеременеть и родить сына Гора». Для того мифы и существуют, чтобы брать пример с их героев. «Делать жизнь с кого»... Оказывается, я работаю Исидой уже давно!

Институт теперь ожил. Хотя слово «ожил» по отношению к Мите звучало издевательски.

Теперь я поняла, почему от так часто ходит на лед! Однажды, когда он ушел туда в воскресенье, институтский вертолет с медицинским оборудованием, обычно дежурящий над бухтой, в воздух не поднялся. Не все определяется лишь платой, особенно у нас: наши люди ширше и вольней. Митя перепрыгивал трещину и, не долетев, ударился своей мощной челюстью о край — и почти без сознания так держался и покрывался льдом. Его спасли совершенно случайно проходившие мимо пьяные рыбаки. Хотя «спасли» — это не совсем точно. Вытащив Митю из полыньи, они посадили его, обледеневшего, на автобусной остановке на пустом шоссе, а сами уехали... Действительно, не тащить же такого к себе домой! Посмотрев весь «исход» рыбаков со льда, я злобно решила, что Митя там и не был, и легла спать. И вдруг что-то ледяное и невидимое нырнуло под одеяло. Я выскочила из нашей избушки, в которой мы жили на Ладоге. И абсолютно безошибочно пришла на остановку!