Валерий Попов - Евангелие от Магдалины [Романы]

Вернулся Митя расстроенный:

— Вообще, озверели! Требуют, чтобы я сблизился с Марой и вытряс у нее все тайны! Она как бы Пиковая Дама, а я — инженер Германн, по ее душу! Намекали, что она знает «три карты», что должно стать достоянием государства. Обещали вознаграждение! — Митя усмехнулся.

Ну, ясно: раньше адмирал Цыпин «работал с ней», а теперь она осталась бесхозной.

— Ну что ж... она женщина еще в соку! — усмехнулась я.

Митя отозвался жалобным стоном.

Была ли Мара Пиковой Дамой? Не знаю. Знаю, что она потрясающе гадала на кофейной гуще — переворачивала чашечку и по потекам на стенках все видела. Будучи наполовину цыганкой, часто раскидывала карты Таро, придуманные, говорят, еще в Египте. Однажды, раскинув их, подняла бровь:

— Через год у вас, демократов, возьмут кровь на анализ!

Это было сказано за год до путча 19 августа 1991 года.

Не за такими ли тайнами приходили к ней дипломаты и генералы?

Но меня эти сложности, как говорится, не доставали. Обычно я лишь скромно выпивала с Марой из маленьких рюмочек и мирно советовала ей, пока не поздно, уехать в Париж «к сестры».

— Не дождешься! — усмехалась Мара.

Зато она «дождалась»!

Когда я рассказала ей про наезд на Митю, Мара лишь усмехнулась:

— Не бзди! С меня начнут!

И оказалась права.

Ее отчаянная, уже слегка засохшая красота и бесстрашие — вот что запомнилось.

Тот страшный день начался... с вечера накануне. Мы с Митей собирались к Маре на ее день рождения. Так не хотелось туда идти, но что делать? Вдруг раздался звонок в дверь. Проклятье! Одно дело — испытывать муки самому, но вдвойне тяжело, когда на них кто-то смотрит!

— Кого черт принес?

Митя пошел открывать и вернулся, усмехаясь.

— Кто?

— Там какой-то... тибетствующий монах! — в отчаянии проговорил Митя, хотя, конечно, узнал этого «тибетствующего монаха».

Медленно вошел Гуня. Выглядел он теперь, конечно, гораздо значительней, или, как выражаются, репрезентативней Мити: сияющий лысый череп, отражающий лампочки, пронзительный взгляд черных глаз, тяжелый подбородок. Сегодня он был завернут в серо-бурую тогу.

Удивительно, как это время, столь неблагоприятное для настоящей науки, оказалось столь плодотворным для Гуни! Его астральный салон в мрачном здании Военгидромета процветал. К появлению Гуни перед дверьми салона скапливалась огромная очередь, с первого до третьего этажа, и, как только он появлялся и «отверзал врата», толпа устремлялась внутрь, надеясь немедленно приобщиться к тайнам магов и обрести спасение! От чего-то их Гуня лечил, видимо от слабоумия. Однажды, заглянув туда, я услышала его надменную фразу:

— ...Только, разумеется, ни в коем случае не обращайтесь к врачам! Люди, которые учились на трупах, не имеют права прикасаться к Духовному Существу!

Помню, я захлопнула дверь в ярости:

— Если тебя прихватит, небось в поликлинику побежишь! А людей морочишь!

Тем не менее салон приносил ему изрядный доход — все жаждали чудес, не желая больше думать и работать. Ну что за жизнь такая, о господи? Есть ли справедливость?!

Но чего-то все же Гуне не хватало для полного счастья — он то и дело приходил к Мите и вещал. Митя сидел всклокоченный, завернувшись в рваный халат, а перед ним разглагольствовал гладкий, благостный Гуня. Картина эта напоминала, как подметил Митя, известное полотно Репина «Отказ осужденного от исповеди».

Уже почти забылось то время, когда они бились из-за меня на лестнице на шпагах. Теперь Гуня приходил подчеркнуто к Мите, беседуя с ним почти что как с равным: то о египетских мистериях, то о скором конце света, к которому надо начинать готовиться уже сейчас. Митя страдал, извивался буквально ужом, выслушивая очередные Гунины «видения» — например, о необходимости бросить все и поскорей транспортироваться в кремниево-астральное невидимое тело.

Митя, «бывший ученый», как он сам себя называл, не мог выслушивать весь этот бред спокойно, но и выгнать гостя не мог. Он вообще никого не мог выгнать, переживая за всех.

— Продам материалистические убеждения. Дорого, — мучительно отшучивался Митя.

Но Гуня давил, предлагая дематериализоваться немедленно!

На этот раз он явился с другой программой: Жезл Силы!

И я должна была выслушивать эту чушь, кидая восхищенный свой взгляд то на одного, то на другого, оценивая их эзотерические, мистические знания!

Гуня вдруг поднял ладони и стал двигать ими то влево, то вправо, подобно локаторам на летном поле.

— Я чувствую, где-то рядом, — он зашевелил загребущими пальчиками, — находится один из мощнейших Жезлов Силы, способный управлять миром!

При этом он тянул ручки явно в сторону апартаментов Мары!

Все это можно было бы слушать, если бы мы не торопились в гости.

— Ну и что? — вспылил Митя. — И на хрена тебе этот Жезл? Дай тебе силу, ты всех... загонишь куда-нибудь в пустыню — и будешь горд!

Гуня не реагировал на столь гнусные выпады: уж он-то знает, куда вести!

Тут у нас под форточкой завелся какой-то дряхлый «хорьх», и в форточку пошла струя выхлопного газа. Митя мог терпеть это долго — «надо же человеку разогреть машину», — но если терпение его иссякало, стоило ему только встать — автомобиль, испуганно хрюкнув, выезжал со двора. Митя стеснялся этого своего таланта, как и многих других, и эту тему мы никогда не обсуждали. Изгнав со двора очередную «вонючку», Митя стыдливо отводил глаза: мол, так, ничего особенного — встал, хотел обматерить его через форточку, но тот сам почувствовал вину и заткнулся. Материалистическая трактовка. Зачем без крайней на то нужды прибегать к мистике?

Наконец Митя поднялся — и мотор утарахтел. Гуня, естественно, не обратил на это внимания: он слушал лишь Себя!

— Но Жезл Силы... будет работать лишь на того... кто убьет его старого обладателя! — прохрипел он.

Ничего себе программка.

— Надеюсь, это не у нас намечено? — поинтересовался Митя.

Но Гуня продолжал лишь самоуглубленно вещать:

— ...иначе в новых руках Жезл будет лишь куском железа!

— Железа? — корыстно поинтересовался Митя. — А может, золота?

— Я вижу этот предмет! — вдруг совсем утробным голосом заговорил Гуня, глаза его потускнели и перестали что-либо выражать. — Он... небольшой... пятиконечной формы... бронза... сверху — красная яшма... лучи, расходящиеся из центра, — гелиотроп, свернувшийся двадцать столетий назад... из капель Христовой крови!

Та-ак... Мы с Митей невольно переглянулись: знакомая вещь!.. Снова появляется?

— Так кто... убивать-то будет? — поинтересовался, нерешительно покашляв, Митя.

Но Гуня не отвечал. Вот сейчас он ухватит Жезл Силы — и начнет «ковать добро»!

Мы молчали. Снова брякнул звонок. Митя пошел открывать — и вернулся гораздо более ошарашенный, чем в первый раз. На мой немой вопрос Митя лишь в отчаянии махнул рукой: мол, увидишь, недолго осталось ждать!