Валерий Попов - Новая Шехерезада [Повесть и рассказы]

— Ну вспомни... куда ты дела свой ключ?

— Папа, ну откуда я знаю? — трагическим басом произнесла она, с грохотом отодвинула табурет, ушла к себе, стала там с дребезжанием передвигать стулья.

Замечательно! Все, значит, как и раньше: полная невозможность узреть хотя бы краешек истины! Или вымыслы, или тайны, охраняемые басовитыми воплями, оскорбленным таращеньем глаз. Никакого сдвига!

А я-то уезжал в непонятной надежде... Ну что же — начнем все сначала!

Я ушел в свой кабинет, разложил бумаги, долго тупо глядел на них... Но куда же мог деться ключ? Ящик у нас не запирается — но не мог же ключ выскочить сам? Значит?.. Я снова пошел на кухню.

— А как ты опустила в ящик ключ, — спросил жену, — в голом виде или в конверте каком-нибудь?

— Нормально опустила! — морщась, она пробовала из ложки горячий бульон. — В бумажку завернула и бросила, думала — в бумажке ей легче будет взять.

— А кто-нибудь мог видеть — или слышать, — как ты опускала его?

— Да нет... Вроде бы никто. Дворничиха лестницу мыла, но вроде бы не видела.

— Ясно! — я ушел в комнату, стал переставлять рюмки в серванте — опять они неправильно расставили их!

Да нет, вряд ли тут вмешались какие-то тайные силы — откуда им взяться в нашем скучном дворе? Не хватает еще начать представлять руку в черной перчатке, лезущую в ящик, — до таких штампов я еще не дошел! Уж лучше пускай ограбят, чем опускаться на такой уровень сознания! При всей своей фантазии не могу представить образ грабителя... одежду... лицо... что-то нереальное!

...И как мог он узнать, что именно в этот день жена положила ключ именно в ящик? Полная ерунда! Наверняка — дочь вынула ключ, пошла по обычаю шататься и потеряла ключ из ящика, как и свой, — а теперь выкручивается, неумело как всегда, оставляя в сознании ближних и возможность ограбления и возможность обмана.

Я снова пошел на кухню:

— Может, врежем новый замок?

— А! — сдувая волосы со лба, сказала жена. — Не будет ничего!

— Пр-равильно! — я поцеловал ее в ухо.

Замечательное легкомыслие!

— Ну вспомни, на всякий случай, — проговорил я. — Ты точно ключ в ящик опустила?

— Так, — она посмотрела на меня. — Совсем уже? Ни о чем более серьезном не можешь поговорить?

— Я ничего, ничего! — забормотал я.

Из комнаты дочери раздался надсадный кашель: всегда она простужается в это время года, а батареи, как назло, ледяные — давно уже пора топить, но не топят.

— Какой-то вентиль там сломался у них! — увидев, что я взялся за батарею, сказала жена. — Обещали к сегодняшнему дню починить — а пока газом согреваемся! — она кивнула на четыре синих гудящих цветка над плитой.

— Ну все, я пошла! — простуженным басом проговорила дочь в прихожей. Мы вышли к ней.

— Нормально оделась-то хоть? — оглядела ее жена. — ...Ты когда вернешься сегодня? — повернулась она ко мне.

— Часов, видимо, в десять, — помолчав для солидности, ответил я.

— Значит — видимо или невидимо, но в десять будешь?

— Да, — я кивнул.

— А как же мы попадем в квартиру? — спросила жена.

— Так! — я разозлился. — Значит, я теперь, как Иванушка-дурачок, должен неотлучно находиться у двери?

— А ты ей ключ отдай! — жена кивнула на дочь.

— Да? Чтобы эта балда потеряла последний ключ?

— Папа! — простуженным басом проговорила дочурка.

— Ну хорошо, хорошо! — сдавшись, я протянул ей ключ. — Только не шляйся нигде — без тебя мы домой не попадем!

— Хорошо! — отрывисто проговорила дочь и, положив ключ в сумку, ушла. Мы слушали ее затихающий кашель.

— Ну и п! — вздохнула жена, глядя в окно.

Действительно, с небес надвигалось что-то невообразимое.

— Но теперь-то когда ты придешь?

— Теперь-то, когда я уже не прикован к двери, как каторжник, точность в секундах уже необязательна? Нормально приду!

Я пошел обуваться. Холод был такой, что замерзшие пальцы в носках громко скрипели друг о друга, почти что пели!

Потом я стоял в парадной, пережидая начавшийся вдруг град — горизонтальные белые линии штриховали тьму, горох стрекотал по люкам, машинам. Действительно — ну и «п»!

Весь день я был прикован мыслями к двери, и когда мчался домой, смотрел из автобуса — все окна в доме уже светились, кроме наших!

Я вбежал в парадную: жена с переполненной сеткой сидела на площадке.

— Та-ак! — проговорил я. — Неужели даже тогда, когда у нее единственный ключ, она не может вернуться вовремя? Ну что же это за дочь?!

Жена только тяжко вздохнула.

Жильцы, проходя мимо нас, подозрительно косились. Дочка явилась где-то возле семи — встрепанная, распаренная.

— Так. И в чем же дело? — строго проговорил я. — А где сумка твоя?

— Автобус увез!

— Как?!

— Обыкновенно. Зажал дверьми, когда вылезала, и увез. Поехала на кольцо — там никто ничего не знает! — дочка заморгала.

— Ясно!.. И ключ, разумеется, в сумке?

Дочка кивнула.

Я сел в автобус. Он долго ехал среди глухих заводских стен. Представляю, какое у дочери было настроение, когда она здесь ехала, без сумки и без ключа!

В желтой будке на кольце я долго базарил — мне всё пытались объяснить, что кто-то ушел, а без этого кого-то ничего не возможно, — наконец я ворвался в заднее помещение и схватил с полки заляпанную грязью дочуркину сумку. Давно я не был таким счастливым, как на обратном пути! Кашель дочки я услышал еще с улицы.

— Совсем она расклеилась! — вздохнула жена.

— Надо в аптеку сходить! — басом проговорила дочь.

В дверях аптеки стоял какой-то Геркулес, довольно-таки неуместный в таком учреждении, как аптека, и вышибал всех желающих войти, хотя до закрытия было еще двадцать минут. Я поднял на него урну, он отскочил.

— Извини, дорогой! — сказал я ему, выбегая из аптеки.

Потом я сидел до двух ночи перед горящими конфорками, не решаясь уйти, время от времени прикасаясь к батареям — когда же кончится этот холод! В два часа в батареях забулькало, они стали наливаться теплом. Я радостно погасил конфорки и пошел спать.

Жена спала раскидавшись, и вдруг тело ее напряглось, кулачки сжались — видно, обиды дня достали ее во сне.

Вдруг сердце мое прыгнуло... Что такое?! Я прислушался... Тихий скрип!.. Кто-то открывал наш замок! Я бесшумно вышел в прихожую — точно: язычок медленно выходил из прорези!

Что делать, а? Хватать молоток? Неужели я встречусь сейчас лицом к лицу с чистым злом?

В испуге я распахнул дверь в туалет, стукнул по рычагу. Загрохотал водопад. Скрип тут же прервался, язычок вернулся. Ах — не любишь?!

Я вытер пот. После долгой тишины скрип возобновился. Я стал хлопать дверцей холодильника, снова стукнул по рычагу. Вся техника в ход!

Прошелестели быстрые, прилипающие к линолеуму шаги.

— Ты чего тут? — спросила жена.

— Живот! — довольно злобно ответил я.