Белла Улановская - Одинокое письмо

— Уж не собачьи, — сказала она, — глянь-ко, какие круглые.

Теперь я старалась не отставать от нее.

Мы набрали черники и, возвращаясь домой, увидели поредевшее стадо овец. Они лежали на камнях, тесно прижавшись друг к другу, и мне даже показалось, что они дрожат, такой испуганный и загнанный у них был вид. Они видели, как волки гонялись за их собратьями, как догоняли, как перегрызали горло. Завидев нас, они вскочили и разбежались.

В конце деревни разлеглось стадо низкорослых коров.

— Идите, в лесях кормитесь! — закричала хозяйка и принялась поднимать их на ноги. Коровы лениво поднялись, побрели в лес. Скотину здесь никто не пасет. Коровы бродят целыми днями в окрестностях деревни, но каждый вечер плетутся, оступаясь, по склизким мосткам, ревут у своих дворов перед калитками.

Никто сегодня в море не вышел — надвигался шторм. На узкой улице мне попался знакомый рыбак:

— Я, конечно, пьян сегодня, вы извините, если что, но мы сейчас поедем на Сосновцы — пойдем с нами!

Я не поверила:

— Куда? Ведь шторм!

В тот же день я уехала на тоню Сосновцы.

Пал шторм.

Это была единственная бригада, которая вышла сегодня в море. Их было трое.

Вышли в открытое море. Как подхватило нас, как понесло!

Нос моторки плавно шел вверх, зато как жестко, почти со стуком хлопало лодку вниз. Красивый моторист Андрей Мехнин, лет тридцати, сидел на дне, пьяный с воскресенья, зажимая рукой хлещущую откуда-то из мотора струю воды. Розовощекий Егорка Коновалов правил в корме. Старик Иван Михайлович Коновалов, с черной повязкой на глазу, чуть согнувшись, стоял в носу и вглядывался вперед, жестами указывая Егорке, куда править.

В разных местах возникали скалистые островки, около них особенно кипело.

Вдруг на одном таком острове — плоском большом камне — я заметила, как что-то темное, казавшееся до этого камнем, разогнулось и выпрямилось, потом еще две такие фигуры.

Посреди штормового моря, на островке, не больше десяти метров в длину, стояли люди!

Я оглянулась на Андрея, Егорку, Ивана Михайловича. Пристать к островку было невозможно, да они не пытались, только потом я заметила шлюпку, вытащенную на камни. Мы обогнули островок и пошли дальше, вошли в узкий пролив, здесь было заметно тише.

На совершенно голом острове я увидела избушку, склад, развешенные на вешалках сети.

Две собаки с лаем бросились к приближающейся лодке, за ними бежала кошка с котятами.

Странно было видеть здесь, под дождем, на холодных камнях, на ветру, таких домашних, уютных кошек. Это мне показалось нелепым — как будто вынесеные сюда на берег теплые, прекрасные комнатные шлепанцы.

Мы бросили якорь. Собаки и кошка с котятами прыгнули в моторку.

Андрей сразу отвязал карбас и поплыл невод «похажать», то есть смотреть невод, Егорка пошел в избу растапливать плиту и кипятить воду для ухи.

Андрей скоро вернулся, в невод попала горбуша, сравнительно новая в этих местах рыба, треска, сельдь. Он уселся у воды на камнях шкерить рыбу, кошки хватали и разносили потроха.

Разглядывая рыбу, я заметила, как рядом возникли фигуры каких-то людей в дождевиках, у одного из них был бинокль, тут же была оставлена их шлюпка. Андрей отослал их в избу к старшему.

Расстелив на столе подробную морскую карту, они выспрашивали у Ивана Михайловича особенности подхода к этим берегам: карта эта еще не отредактирована, и вот затем они и разъезжают здесь, чтобы многое уточнить. Это они встретились нам на том островке.

Выяснив все, что им было нужно, и отказавшись остаться на уху, они уехали.

Егорка расставил тарелки, принес уху. От горячего Андрей снова захмелел, глаза его заблестели. Он стал вспоминать всевозможные способы опохмелиться.

— Зимой Оня ездит на вездеходе на лесопункт, там и набрался премудрости, — сказал мне Иван Михайлович. — Не ругаться, — предупреждает он Андрея.

— Это для связки слов! — оправдывается тот. — А чего мне женушка добра положила, — заминает разговор Андрей, ставит на стол корзинку и достает спички, бутылку молока, пироги, белый хлеб. — Сейчас дусю достану и спать лягу, — не унимается он, — отгадай, что у меня за дуся? — обращается он ко мне. — Она меня греет. — Все смеются. Андрей достает из-под подушки рыжую собачью шкуру.

Закипают чайники. Егор подходит к плите, недоумевает: «Чайники разговаривают, не знаешь, какой кипит».

— Выбрать не можешь, — говорит Андрей, — а как же жениться будешь.

— А выбирать-то нынче нечего, — говорит Иван Михайлович, — все разъехались. У нас одна невеста — Тося, да в Сон-острове одна девушка.

Андрей опрокидывает в кружку пачку чая, заваривает. Понемногу пьет.

— Ишь, у зека научился, — говорит Иван Михайлович. Он глядит в окошко на берега: — Сегодня семги нет, а завтра может быть, теперь время осеннее, рано темнеет, она к берегу и подходит. Вечером с прибылой воды третьего дня — сразу пять попало. Гляжу, семга невод опятнала.

Вот сейчас полводы прибудет — смотреть будем невод. Потом на полном отливе смотришь — вода кроткая, ни туда и ни сюда не идет, тогда и смотришь, потом еще раз через три часа. Посмотришь всего три раза и больше не ездишь. Это семга. А еще гренландский тюлень.

Иван Михайлович доливает себе чаю, снова смотрит в окно.

— Как земля на льду натянется, уходили раньше в лодках и в лед пловучий пускались, под парусиной в лодке спали. Которые зверобойничают, у них у всех винтовки. Бывало, их в Соловецко и в Кандалакшу выносило.

В 1965 году зима была морозлива, так тюлени в лес ходили, у нас в деревне художник сидел, он к нему и приполз. Продушин во льду в ту зиму не было, ветер подует — лед сожмет, а земля-то на берегу чернеет. Тюлень думает — вода, вот он и идет. Этот гренландский дружно ходит, где один — там десятки. Как лед растает, он уходит в Гренландию.

— А зимой какую рыбу ловите? — спрашиваю я, вспоминая зимний лов наваги в Унской губе.

— Здесь места открытые, навага сюда не идет, больше к Колежме да к Юкову подходит. У нас ездила бригада в тот год в Юково, там очень понравилось, продавец, говорят, в любое время дня и ночи выходит. Люди приемчивые...

Я перебила Ивана Михайловича и рассказала случай, который произошел со мной.

Несколько лет назад я была в Юкове. Именно там я впервые поняла, какого умения требует плавание в лодке по морю, а главное — что опыт этот должен быть нажит с детства. До сих пор все для меня — пассажирки — шло само собой, вся эта последовательность: снятие с якоря, заводка мотора, управление и т.д. — казалась элементарной, мне указывали место в карбасе, я садилась и старалась не мешать.

В Юково меня привезли на моторке из Колежмы, а когда через несколько дней мне непременно надо было уехать, сделать это оказалось непросто.