Аньес Мартен-Люган - Однажды я станцую для тебя [litres]

Я посмотрела на Бертий, оценив ее проницательность.

– А почему ты не пришла ко мне? – заорал Сандро, перебив наш диалог. – Сегодня днем я тебя похищаю!

– Не думаю! – засмеялась я с облегчением.

За обедом мы искренне веселились. Я решила вести себя так, будто в присутствии Фионы нет ничего экстраординарного и оно никак не влияет на привычные ритуалы и не нарушает наше взаимопонимание. Странно, но у меня не было чувства соперничества, мне казалось, что она всегда была с нами или что за столом напротив сижу я сама, но только гораздо более мотивированная. Когда-то во мне тоже горел этот огонь. Свежее восприятие Фионы помогало многое увидеть по-новому и подсказывало идеи, которые без нее никогда бы не пришли нам в голову. Несмотря на то что мы неизбежно чувствуем себя старше в присутствии молодежи, есть в их появлении и нечто хорошее! Мы обсудили тему нового учебного года, стартующего в сентябре. Они планировали отремонтировать старые репетиционные классы в глубине двора. В период бурной деятельности Огюста эти помещения были рабочими, а мы их никогда не использовали. Попросту не нуждались в них. Я вдруг вспомнила о предостережении Эмерика. Если я буду продолжать жаловаться на жестокую судьбу и скромно стоять в сторонке, не останусь ли я в результате с носом? Разумно ли уезжать? Я быстро прогнала эти сомнения – из-за Эмерика меня одолевает паранойя. Почему общение с ним вдруг стало так вредить мне? Фиона ушла, когда нам принесли кофе, – ее ждали ученицы. Я попросила передать привет, но отказалась от предложения зайти на урок. Мне не хватило смелости с ними встретиться.

– Она и впрямь хороша, – сказала я своим друзьям, когда Фиона ушла.

Бертий заявила столь же решительно, сколь и бестактно:

– Ладно, хватит тебе ходить вокруг да около, ты наверняка хочешь что-то нам сказать, иначе бы не явилась! Ты выступаешь типа “у меня все хорошо, все такие милые, все прекрасно”, но я тебе ни капельки не верю.

Я натянуто улыбнулась:

– Не так все просто. Время еле-еле ползет… вот я и решила побыть пока в Провансе, потому что нуждаюсь в солнце. Но я хочу быть уверена, что это никак не нарушит ваши планы.

– Конечно, не нарушит! – ответила она.

– Обидно не воспользоваться такой возможностью, – поддержал Сандро. – На твоем месте я бы уже давно был там!

– Ты собираешься туда до конца больничного? – поинтересовалась Бертий.

– Может быть.

Не дав мне время обеспокоиться легкостью, с которой они меня отпустили, Бертий продолжила:

– А как к этому отнесся Эмерик?

Я мигом ощетинилась.

– Ортанс? – забеспокоился Сандро.

– Он еще не знает… сообщу ему сегодня вечером. Посмотрим, что он мне скажет. – Я пожала плечами, делая вид, будто мне все равно.

– У вас с ним все в порядке? – спросила Бертий, и ирония в ее голосе была густой, хоть ножом режь.

Она явно приготовилась ужалить. Еще мгновение, и она выложит все, что у нее на душе, а ведь последнее, в чем я нуждалась сегодня, – это сцепиться с ней и ждать, пока она одержит легко предсказуемую победу.

– С какой стати что-то должно быть не так?

Бертий покачала головой, похоже, она была огорчена больше обычного.

– Не знаю, кого ты хочешь убедить, но со мной можешь не стараться, я про него все уже решила, причем давно.

– Мне это хорошо известно, – в том же тоне ответила я.

Мы с вызовом уставились друг на друга.

– Ну вы и зануды, девчонки, какого черта вы ссоритесь?! – остановил нас Сандро.

Я выдавила из себя смешок и взглянула на часы:

– Вы опаздываете! Бегите, готовьтесь! Сегодня я угощаю.

Я встала и похромала к стойке, чтобы оплатить счет.

– Может, вернешься в школу? – предложил Сандро.

– Нет, я домой.

Он обнял меня, крепко прижал к себе:

– Отдохни как следует! Набирай форму и возвращайся!

– Обязательно.

Потом пришла очередь Бертий.

– Нельзя же обо всем думать одинаково.

Кто бы спорил…

– Я давно поняла, что ты недолюбливаешь Эмерика. Но вот чего я не понимаю, так это зачем ты так долго ждала, чтобы поделиться со мной своими сомнениями…

– Как только речь заходит о нем, ты становишься глухой и слепой… Просто будь осторожнее. Ты права, что решила вырваться на волю, отдыхай, сколько захочешь. Школа будет ждать тебя.

Я обняла ее и поцеловала:

– Скоро позвоню.

– Обязательно звони.

И они ушли. В школу, к своим ученикам. А я снова осознанно сделала шаг в сторону.

Я понимала, что веду себя глупо. Подвергаю себя пытке, безрассудно рискую, но мне нужно было проверить Эмерика, а главное, я стремилась заставить его страдать, излить на него яд. Поэтому я тщательно причесалась и накрасилась, надела платье с обнаженной спиной, взяла босоножки на высоком каблуке и выпила максимальную дозу обезболивающего. Потом оставила дома костыли, но не сняла лонгетку и босиком, чтобы хоть на время пощадить щиколотку, вышла из квартиры и захлопнула за собой дверь. Осторожно спустилась по лестнице и дохромала до такси.

Лонгетку я отстегнула только возле ресторана, сунула ее в свою огромную сумку и, наплевав на опасность, застегнула ремешки босоножек. Первый шаг – и я с трудом сдержала стон. Ярость и решимость помогли сделать второй шаг. Меня приветствовал наш официант:

– Вам уже значительно лучше, это прекрасно! И у меня для вас сюрприз, представьте себе!

– Какой такой сюрприз?

– Он уже пришел и ждет вас.

Я была ошеломлена. Он пришел раньше? Такого никогда не случалось. Я быстро взяла себя в руки, сообразив, что с нашего привычного места он меня видит.

– Спасибо! Пойду к нему, можете меня не провожать.

Я направилась к нашей нише, улыбаясь и изо всех сил стараясь нормально идти, что оказалось гораздо труднее, чем я себе представляла. И все же мне это удалось. Но я показалась себе такой нелепой. Я пала так низко, что перестала уважать свое тело. Зачем? Я же делаю невероятную глупость! Я встретила обжигающий взгляд Эмерика. Мне показалось, что в нем проскочила искра желания. Я подошла, и он встал, осмотрелся по сторонам, проверяя, нет ли в поле зрения какого-нибудь знакомого, и сделал два шага по направлению ко мне. Когда наши тела соприкоснулись, он наклонился и дотронулся губами до моей шеи. Я не сумела удержаться, вцепилась в него и не отпускала несколько секунд. Свою слабость я восприняла как пощечину. Мне захотелось плакать, я разжала пальцы и села. Голеностоп получил заслуженный отдых.

– Ортанс, что с тобой? – обеспокоенно прошептал он.

– Ничего. – Я уткнулась носом в меню. – Я по тебе скучала, вот и все.

Я почувствовала его пристальное внимание.

– Ты сумела выбраться из дома, мне кажется, будто я вновь обретаю тебя. Тебе настолько лучше, просто не верится! Еще две недели назад ты не могла ходить!