Владимир Орлов - Усы: сборник рассказов, эссе, интервью

Елена Артюхова, Москва:

В одном из своих интервью Вы признавались в интересе и любви к сказкам. Стараетесь ли Вы специально привнести некоторую сказочность в свои произведения или оно получается самостоятельно, без нарочного настроя и усилий?

Владимир Орлов:

Это опять же свойство натуры человека. Есть жесткие реалисты, которые во всем видят чистую материю, и есть люди, которые живут воображением, и оно им нисколько не мешает. Я как раз отношусь ко второй породе людей, с детства любил сказки. В тех обстоятельствах, в которых я рос: в пять лет испытал бомбежки, еще не поступив в первый класс, попал в Большой театр на дебют Майи Плисецкой. Если бы в нашей жизни не было «Щелкунчика», «Багдадского вора» в кино, то жить было бы очень скучно. Без привязанности к сказке, к фантазийному изображению мира я себя не представляю, это моя натура. Первые большие произведения написал, когда работал в «Комсомольской правде» корреспондентом, очеркистом, они основаны на реальных событиях. Роман с тяжелой судьбой «Происшествие в Никольском» подсказан письмом в редакцию. Я знал от начала до конца, что произошло. Но все равно я писал других людей, не тех, с которыми реальные события произошли, а имея прототипами натуры, мне более знакомые. А после чего моя личность потребовала какого-то выхода, задавленная этим бытом, трагическими обстоятельствами романа, я неожиданно стал писать рассказ «Что-то зазвенело» о любви домового к реальной женщине. Я понял, что мне это интересно. Если бы не было этого рассказа, не было бы и романа «Альтист Данилов». В этом романе прототипами также были знакомые, реальные люди. После этого все произведения «Шеврикука», «Аптекарь», «Камергерский переулок», и сейчас роман, который пишу под условным названием «Лягушки» — все они написаны в жанре романтизма, но это традиция, которая существует с начала мировой литературы, начиная с «Золотого осла» Апулея, Рабле, Сервантеса, Свифта, Метьюрина с его «Мельмотом Скитальцем»… Естественно, Гофман, один из величайших писателей в мировой литературе, Гоголь, Булгаков. Вот эти люди создали романтическое направление в литературе, очень близкое мне по возможностям передать свою личность, свое миропонимание.

Андрей, Железнодорожный:

Добрый день! А сейчас у Вас есть какое-нибудь любимое место, вроде той закусочной в Камергерском?

Владимир Орлов:

Есть. Называется это «Рюмочная» — недалеко от консерватории. Рюмочная — это условное название, здесь отдана дань жанру общепита. Вокруг «Рюмочной» — консерватория, ГИТИС, театр Маяковского, театр Розовского, театр на Малой Бронной, Литинститут недалеко, поэтому публика собирается интересная. «Рюмочная» существует с 1896 года, она называлась тогда «Кухмистерская», ровесница Художественного театра. Станиславский, который проживал там недалеко, в Леонтьевском переулке, захаживал, и Нейгауз, знаменитый пианист, звонил из Консерватории своему приятелю, знаменитому актеру, режиссеру Охлопкову, главному режиссеру театра Революции, и предлагал зайти с утра в «аптеку», имелось в виду это заведение. Было когда-то у нас место общения в Доме литераторов, но сейчас закрыто это заведение.

Александр, Москва:

Владимир Викторович, Вы же продолжаете работать в Литинституте? Вас радуют Ваши студенты?

Владимир Орлов:

У меня сейчас четвертый выпуск, и все эти семинары по-разному проходили. Во втором семинаре у меня студенты уже на третьем курсе имели книги, 19 человек окончили с дипломами, 9 человек с отличием и стали членами Союза Писателей. А вот последний выпуск меня разочаровал. Только сейчас, накануне диплома, ребята начали что-то писать. А чтобы стать писателем, нужна потребность писать все время. Ты должен писать столько, сколько графоман, но профессионально. А эти — страниц по пять в год писали.

Андрей, Москва:

Вы считаете себя «модным» писателем?

Владимир Орлов:

Нет, не считаю, я действительно был года два или три после публикации «Альтиста Данилова», примерно с 1980 по 1983 год человеком, оказавшимся в моде, поэтому все эти «медные трубы» испытал. Мне показалось, что это очень утомительное дело, и к хорошему не приведет. Ничего интересного в том, чтобы быть модным писателем, не оказалось. Часто кажется, что вещь, которую написал, вызовет большой резонанс. Например, мой роман «Бубновый валет». Но этого не случается почему-то. А вот «Камергерский переулок» вызвал неожиданный интерес. Модным писателем легко и приятно побыть, но потом вспоминать об этом, об этих веселых годах не очень замечательно. Сейчас отношение к роману «Камергерский переулок» я оцениваю как интерес читательский, а не моду. А в те годы мода — это сразу книга в дефиците, ее можно обменять на продукты и вообще на что хочешь.

Владимир, Троицк:

Люди из Вашего романа «Камергерский переулок» реальны? Вы их действительно видели или это собирательные образы, или Вы их всех придумали?

Владимир Орлов:

И да, и нет. Есть чисто собирательные образы, как персонаж Соломатин. Есть персонажи, которых я писал с реальных людей, как, в частности, нюхателя Севу. Есть телеведущий Мельников, в котором тоже угадывается, кого я имел в виду, хотя в нем слились два или три человека. Есть совершенно реальные люди, как местный житель, босиком заходивший в закусочную. Девушки, которые стояли там, в Газетном переулке, их приводили греться в закусочную, или в кафе напротив Художественного театра. Буфетчица Даша — это собирательный образ из двух барменш с Украины. И есть персонажи придуманные. Но не придумана вся атмосфера, энергетика Камергерского. Там действительно в доме, где закусочная размещалась, горела пастернаковская свеча. Там же нашли рукопись «Тихого Дона». Напротив — дом, где умер Прокофьев, и его не могли вывезти похоронить, потому что в этот день умер Сталин. Там же рядом театр. Пешком туда приходили из Кремля два друга, Сталин и Бухарин, сидели в публике, без всякой охраны, уходили тоже без охраны. Никто им не аплодировал. В театре бывали Чехов, Горький, Булгаков. То есть это сгусток московской энергии. Поблизости — Георгиевский монастырь, где останки Марфы Собакиной были обнаружены, будто она вчера умерла… Все это и было толчком для меня к написанию романа о Камергерском, где могут происходить самые невероятные события. Совсем недавно мне стало известно, что на углу Камергерского переулка в богатом магазине до первой мировой войны служил Георгий Константинович Жуков…

Светлана Тисенкова, Москва:

Номинирование на «Большую книгу» — это приятное событие для Вас?