Рамита Наваи - Город лжи. Любовь. Секс. Смерть. Вся правда о Тегеране [litres]

БАБАХ. Звук, похожий на взрыв бомбы. Дариуш инстинктивно нырнул под кровать. БАБАХ, БАБАХ, БАБАХ! БАМ! Что-то со свистом пролетело за окном. Во время учений он слышал звуки разных артиллерийских орудий, но эти были ему незнакомы. Кто-то вскрикнул, а потом, кажется, рассмеялся. Дариуш подполз к окну и увидел, как в небе расцветает сноп белых искр. Он и забыл, что сегодня чахаршанбе сури – фестиваль огня.

Его послали в Тегеран в навруз , мусульманский Новый год. В Иране он совпадает с первым днем весны. В МЕК считали, что это хорошее прикрытие – именно в навруз изгнанники возвращались на родину и навещали родных. Вот только с заданием придется подождать. В ожидании он читал книги, которые принес Киан. Среди них оказалась одна из его любимых – «Марксизм и прочие ошибки Запада: исламская критика» Али Шариати.

Дариуш пошел прогуляться. В городе сотни детей прыгали через костры, разведенные прямо посреди улицы. Они пели древнюю зороастрийскую мантру, согласно поверью сжигающую неудачу и болезни. Девчонки и мальчишки играли в догонялки с бенгальскими огнями в руках. На Вали-Аср запускали хлопушки. Машины встали в глухую пробку; из окон гремела музыка и высовывались пассажиры. Правительство пыталось запретить чахаршанбе сури , языческий пережиток зороастризма, объявленный режимом антимусульманским. Но навруз и связанные с ним обычаи занимали в иранской культуре не менее важное место, чем мусульманские праздники, и как бы правительство ни старалось, эту битву им было не выиграть. Он изумленно смотрел на празднующих, поражаясь, как можно радоваться чему-то в таких обстоятельствах. Он не понимал, почему замечает так много несоответствий между тем, что ему говорили в МЕК, и реальной ситуацией в стране. Но даже эту ситуацию можно было увидеть сквозь призму группировки: эти храбрые ребята демонстрировали дерзкое неповиновение. В переулке группа подростков танцевала и хлопала в ладоши; кое-кто даже запрыгнул на капоты машин, пел, раскачивая бедрами; одна из девушек сняла платок и размахивала им над головой под одобрительные возгласы толпы. Дариуш понял, что оказался в эпицентре массового акта протеста.

Когда Дариуша отобрали для миссии, Арезу сказала, что гордится им как никогда. Преданность Дариуша не прошла незамеченной для старших членов группировки; они видели, что он готов умереть в борьбе против Исламской республики. Его недавнее вступление в МЕК не имело значения; здесь действовали другие правила. Люди, состоявшие в организации годами, жертвовали деньги (это должны были делать все), предлагали свои услуги, но так и не продвинулись в иерархии, так и не приблизились к верхушке избранных. Готовность отдать себя целиком – вот что ценилось превыше всего. Дисциплина, самопожертвование и преданность. Дариуша отправили в Париж, где он познакомился с высокопоставленными руководителями МЕК. Он на всех производил отличное впечатление. С головой окунувшись в идеологическую подготовку, он описывал свои чувства к Раджави в подробных отчетах и заучивал их речи наизусть. Тогда-то его и решили отправить в лагерь Ашраф в Ирак готовиться к заданию.

В лагере царили строгие порядки. Дариуша ждала интенсивная программа подготовки: его учили обращаться с оружием и ручными гранатами, делать бомбы, выслеживать жертву, использовать жучки и оборудование для видеонаблюдения и стрелять по мишеням. Женщины и мужчины тренировались отдельно. О похотливых помыслах надлежало сообщать. Для очищения ума Дариуш посещал обязательные групповые «исповеди»; ему казалось, что они сближают его с братьями и сестрами. Многие здесь, как он, разорвали все связи с семьей. Им постоянно внушали, что на родине у МЕК много сторонников. Никто не мог сказать наверняка, сколько активных членов группировки проживает в Иране, но Дариуша заверили, что речь идет о большой действующей сети и на месте ему будет помогать команда преданных делу людей.

Настал день убийства. Утром Дариуш выполнил дыхательные упражнения, чтобы успокоить нервы. Все было спланировано. Он уже несколько недель следил за бывшим начальником полиции. В первое утро после национальных праздников он вышел из дома на рассвете, надев грязную старую одежду и поношенную обувь. Чуть позже пяти утра он прибыл на улицу, где жила цель, и присел в тени. Его никто не видел.

Каждый день бывший начальник полиции ездил в небольшой офис. Он сам вел машину и ехал один – не то что во времена службы, когда его возили на пуленепробиваемом авто с конвоем охраны. Дариуш решил, что выполнить задуманное будет легко. Он выстрелит, когда цель будет возвращаться домой с работы в час пик.

Киан нашел водителя, который поможет Дариушу бежать, – молодого механика, совсем недавно поступившего в МЕК и мечтавшего о том, чтобы весть о его преданности достигла ушей Раджави. На выходе из квартиры он опустил руку Дариушу на плечо и произнес:

– Я готов умереть за правое дело.

Дариуш пожал его руку:

– Я тоже.

Точно вовремя бывший начальник полиции вышел из здания и сел в машину. Они последовали за ним. Впереди образовался затор; начальник замедлил ход. Дариуш постучал водителя по спине – это был сигнал. Тот подъехал к машине начальника полиции вплотную – через окно Дариуш видел волосы на затылке жертвы. Он выстрелил. Увидел, как посыпались осколки. Оглянулся, все еще сжимая в руке автомат. Повсюду были брызги крови. Начальник полиции лежал на руле. Он шевелится? А потом Дариуш взлетел. И с глухим ударом приземлился на асфальт. Было трудно дышать. Его прижали к земле; он чувствовал запах гудрона и шероховатость гравия. В теле пульсировала боль. Все плыло перед глазами. Сколько времени прошло, прежде чем он понял, что случилось? Одна минута, две, десять? Он не знал.

Постепенно все сложилось: кто-то или что-то врезалось в мотоцикл, и его подбросило в воздух. На него набросились три офицера полиции. Он обмочился. Его водитель пропал. Полицейские под прицелом заставили его встать, и в этот момент он понял: все кончено. Товарищи из группировки предупреждали: если тебя поймают, то будут безжалостно пытать, возможно, годами. Тебя будут насиловать . Он вспомнил фотографии. Вот зачем ему пилюля с цианидом. Она все еще была на месте, несмотря на аварию. Он прокусил оболочку. Почувствовал, как выплескивается жидкость. Девять секунд: ему сказали, что яд подействует через девять секунд. Но прошло уже пятнадцать – или, когда умираешь, время замедляется? Дариуш зажмурился и сосредоточился на смерти. Но он не умирал. Прошло уже тридцать секунд. Наверное, в МЕК ошиблись со временем действия яда: он уже понял, что они часто ошибались.

– Я сказал, садись в фургон!