Луиза Эрдрих - Круглый дом

– Как вам известно, задней двери в доме нет! – сказал отец Трэвис. – Так что устраивайтесь поудобнее.

Он швырнул Энгуса на кушетку, а мы бросились туда же и уселись с обеих сторон от Энгуса, сложив руки на коленях. Отец Трэвис накинул на себя клетчатую рубашку и взял свой шезлонг. Развернул к нам, сел. На нем были трусы. Рубашку он не застегнул. У него была мощная, точно высеченная из гранита грудь. Я заметил в углу на полу несколько гантелей и пару гирь.

– Давно не виделись, – бросил он нам с Энгусом.

Мы оцепенели от ужаса.

– Ну что, насмотрелись? Тупые уроды. И что думаете?

Он лягнул меня чуть ниже коленки, и, хотя он был босой, моя нога онемела от удара, и я завалился назад.

– Скажите хоть что-нибудь.

Но мы потеряли дар речи.

– Так, вот ты, салага, – обратился он к Каппи. – Скажи мне, зачем вы за мной шпионили? Этих двух я знаю, а тебя нет. Как тебя зовут?

– Джон Ловкая-Нога.

Я прям обалдел от восторга. Какой же Каппи молодец: с ходу придумал вымышленное имя.

– Длинная-Нога. Что это за дурацкое имя такое?

– Это старинное индейское имя, сэр!

– Сэр? Кто тебя этому научил?

– Мой отец служил в морской пехоте, сэр!

– Тогда ты его позоришь! Ах ты ловкий дуралей! Сын морского пехотинца шпионит за священником! И как зовут твоего отца?

– Так же, сэр!

– Значит, ты – Ловкая-Нога-младший?

– Да, сэр!

– Так, Ловкая-Нога-младший, а как тебе такое?

Отец Трэвис подался вперед и молниеносным движением ноги стряхнул Каппи с кушетки. Каппи с грохотом рухнул на пол, но не издал ни звука.

– Ловкая-Нога, говоришь? Это так вот ты получил свое дурацкое имя?

Он нагнулся над Каппи, а тот прикрыл голову двумя кулаками, но священник просто схватил его и бросил обратно на кушетку.

– Хорошо, Ловкая-Нога, как твое настоящее имя?

– Каппи Лафурнэ.

– Доу – твой отец?

– Угу.

– Он хороший человек. – Священник ткнул пальцем в Энгуса. – А я знаю твою тетку!

Потом он ткнул пальцем в меня. Я был ни жив ни мертв.

– Я знаю твоего отца. И думаю, знаю, зачем вы, несчастные ублюдки, пришли сюда шпионить за мной! Я обдумал твой сегодняшний вопрос. Почему ты спросил, что я делал в воскресенье, пятнадцатого мая, в такое-то время. Как будто ты выяснял, есть ли у меня алиби. Сначала мне это показалось странным. Но потом я вспомнил, что случилось с твоей матерью. И все стало ясно.

Наши коленки, ступни, обувь вдруг обрели для нас важное значение. Мы не сговариваясь стали их изучать. Но при этом чувствовали на себе тяжелый взгляд его водянистых глаз.

– Значит, ты считаешь, что я навредил твоей матери? – тихо продолжал он. – Да? Отвечай!

И снова пнул меня в голень. Тупое онемение сменилось острой болью.

– Да. Нет. Я думал, это возможно.

– Возможно… Но теперь ответ, так сказать, стал сам собой очевиден, да? Не-воз-мож-но! Теперь ты это точно знаешь. И кстати. Для вашего сведения, вонючие крысята, грязные щенки, безмозглые идиоты, я бы не стал таким образом использовать свой член, даже если бы был на это способен, молокососы вы жалкие, потому что у меня есть мать и есть сестра. И еще у меня была девушка.

Отец Трэвис откинулся на спинку шезлонга. Я взглянул на него. Он наблюдал за нами исподлобья, сложив руки на коленях. В его глазах появился тот самый отблеск, как у киборга, а скулы заострились так, словно вот-вот были готовы прорваться сквозь кожу. У него не только была собственная видеокассета с «Чужим», у него не только были живописные и жуткие раны, но он еще обозвал нас всякими унизительными словечками, избежав привычных ругательств. Кроме того, он обладал умопомрачительной ловкостью, позволившей ему поймать Энгуса, и у него были гантели и гири около телевизора, и он пил крутое пиво «Майкелоб». Всего этого было довольно, чтобы заразить мальчишку моего возраста мечтой стать католиком.

– У вас была девушка?

Лицо отца Трэвиса напряглось и побелело. Меня поразило хладнокровие Каппи. На мгновение мне даже почудилось, что он уже мертв. Но Каппи спросил вовсе не ради хохмы и без всякого сарказма. В этом был весь Каппи. Ему просто стало интересно. Он задал свой вопрос с такой интонацией, с какой – сейчас я это понимаю – хороший адвокат должен допрашивать потенциального свидетеля. Чтобы узнать побольше о человеке. И услышать его версию событий.

Отец Трэвис ответил не сразу, но молчание Каппи красноречиво выражало его готовность слушать.

– Да, – наконец вымолвил отец Трэвис. Его голос стал спокойным, глухим. – Вы, мелюзга, еще ничего не знаете о женщинах. Вы думаете, что знаете, но это не так. Я был помолвлен с настоящей женщиной. Невероятно красивой. Верной. Все у нас было просто идеально, без сучка и задоринки. Даже когда меня ранили. Она бы осталась со мной. Я был для нее тем, кто… Вам, мальки, нравятся девчонки?

– Мне – да, – отозвался Каппи. Кроме него никто не осмелился подать голос.

– Не тратьте время на шлюх, – сказал отец Трэвис. – Вы же ходите в среднюю школу?

– С нового учебного года будем ходить, – ответил за всех Каппи.

– Тем лучше. Всегда есть красивая девочка, которую никто еще не заметил. И ты станешь первым, кто ее заметит.

– Понятно, – согласился Каппи.

– Так вот, – продолжал отец Трэвис. – Так вот…

Он развел руки над подлокотниками шезлонга. Он молча смотрел на нас, пока мы наконец не подняли глаза и не встретили его немигающий взгляд. – Вам хочется узнать, как это произошло. И как я с этим справляюсь. Вы хотите узнать о вещах, о которых вы не вправе знать. Но вы не плохие мальчики. Теперь я это вижу. Вы просто хотели узнать, кто надругался над вашей матерью. Над его матерью. – С этими словами он взглянул на меня. – Я служил в американском посольстве в восемьдесят третьем. Мне повезло, ведь я здесь, верно? Мой шпингалет фурычит. Мне нужно тщательно ухаживать за ним. А иначе инфекции. Бывают у меня и сексуальные желания. Но все сублимируется. До того, как пойти в морскую пехоту, учился в семинарии. Пережил приступ гнева. Домой вернулся таким. Это был знак. Окончил семинарию. Посвящен в сан. Направлен сюда. Вопросы есть?

Я сказал ему, что еще ни один священник в наших краях не стрелял сусликов.

– Монахини травят их газом. Вам бы понравилось, если бы вас травили газом в туннелях? Уж лучше помереть без мучений на воздухе. Они дохнут вот так! – Он щелкнул пальцами. – Опрокидываются на спину и глядят в небо. Ясно? На облака.

Отец Трэвис не смотрел на нас. Он вообще никуда не смотрел. Он махнул рукой, давая нам понять, что мы свободны. Мы привстали. Он был где-то далеко. Сложил пальцы домиком и приложил к ним лоб. Мы тихо прошли мимо него к двери, тихо убрали стул и отодвинули засов. Потом осторожно затворили за собой дверь и пошли к своим великам. Ветер усилился и сильно раскачивал фонарь на столбе. От этого свет плясал как безумный. Сосны стонали. Но воздух был теплый. Дул южный ветер, прилетевший на крыльях шаванобинеси, буревестника с юга. Дождевой птицы.