Луиза Эрдрих - Круглый дом

– Пап?

– Я хочу наглядно показать тебе, сынок.

Он сел за стол и помахал передо мной двумя вилками. Потом с предельной сосредоточенностью положил на застывшую запеканку два больших разделочных ножа, а потом стал аккуратно водружать на них вилки, укладывая одну на другую, потом ложку, хлеб для масла, половник, металлическую лопатку, пока не выстроил из столовых приборов нелепую конструкцию. А сверху он положил еще четыре ножа, которые у мамы всегда были идеально наточены. Это были дорогие ножи из нержавеющей стали с деревянными рукоятками. Он уложил их на башню из столовых приборов так, чтобы они держали равновесие. Потом откинулся на спинку стула и почесал заросший подбородок.

– Ну вот, готово, – изрек он.

Должно быть, вид у меня был испуганный. А я и был испуган: он вел себя как безумный.

– Что это, пап? – осторожно поинтересовался я: так задают вопросы буйным психбольным.

Он чесал свою редкую седую бородку.

– Это индейский закон.

Я понимающе кивнул и стал разглядывать конструкцию из вилок, ложек и ножей над прогорклой запеканкой.

– Так, пап…

Он указал на засохший фундамент своей конструкции и поднял брови.

– Гнилые решения, да? Ты же заглядывал в старый справочник Коэна. Ты станешь юристом, если не попадешь в тюрьму. – Он поковырял заплесневелую черную лапшу. – Возьмем дело «Джонсон против Макинтоша». 1823 год. Соединенным Штатам всего сорок семь лет, и по всей стране у индейцев отнимают землю с поспешностью, достойной ловли блох, прибегая к самым замысловатым ухищрениям. Спекуляции землей – это же фондовый рынок тех лет. Все в это втянуты. Джордж Вашингтон, Томас Джефферсон, а также председатель Верховного суда Джон Маршалл, автор решения по этому делу, заработавший на нем целое состояние для своей семьи. Формирующееся правительство не в силах контролировать безумные махинации с землей. Спекулянты приобретают права на владение земель, принадлежащих индейцам по договору, а также земель, которыми все еще владеют и которые занимают индейцы. Белые в полном смысле слова возлагают все свои надежды на эпидемию оспы. Учитывая, сколько потрачено на неприкрытые взятки, чтобы довести это грязное дело до суда, дело, которое инициировал не кто-нибудь, а сам Дэниел Уэбстер, суд принял поразительное решение. Но возмутительным было не само решение, а его побочные формулировки. Судья Маршалл из кожи вон вылез, чтобы лишить индейцев всех прав собственности на земли, увиденные – то есть «открытые» – европейцами. Он, по сути, поддержал средневековую доктрину открытия новых земель для правительства, которое, как все полагали, строилось на принципах прав и свобод личности. Маршалл закрепил абсолютное право собственности на землю за правительством, а индейцам даровал лишь право проживания, право, которое можно отобрать в любой момент. Вплоть до сего дня его формулировки используются для продолжающегося лишения нас наших земель. Но что особенно претит любому мыслящему человеку сегодня, так это формулировки решения, то, что использованные в нем обороты все еще актуальны и сейчас и закреплены в законе: что мы, мол, – лесные дикари и что оставить нам наши земли означает превратить их в бесполезную территорию дикой природы, а наш характер и наша религия настолько убоги, что должно быть признано безусловное превосходство над ними европейского духа, и так далее, и так далее.

Вот тут я сообразил и ткнул пальцем в нижний уровень причудливой конструкции.

– Думаю, это дело «Одинокий волк против Хичкока» [22] Здесь и далее речь идет о прецедентных судебных процессах XIX века, определивших взаимоотношения коренных американцев с государственными структурами США. .

– И дело племени ти-хит-тон.

Я спросил отца про первый нож, который он бережно положил на запеканку в качестве опоры.

– «Вустер против штата Джорджия». Эта опора будет попрочнее. Но это… – тут отец ткнул концом вилки в самый противный кусок тухлой запеканки, -…это я бы отменил, не раздумывая, прямо сейчас, если бы обладал силой шамана из вестерна! «Олифант против племени сквамиш». Он потряс вилкой, и мои ноздри унюхали гнилостную вонь. – Это решение лишило нас права преследовать в судебном порядке неиндейцев, совершивших преступление на нашей земле. Так что даже если…

Он осекся. И я решил, что мы сейчас выбросим эту тухлятину и вымоем приборы, но нет.

– …Так что даже если бы я мог предъявить Ларку обвинение…

– Ясно, пап, – сказал я, притихнув. – Но зачем ты вообще этим занимаешься? Почему ты тут остался?

Запеканка оттаяла и начала оседать, испуская волны вони. Отец сложил из столовых приборов новую конструкцию рядом с запеканкой. С особой осторожностью он обошелся с мамиными острыми ножами.

– Вот это, – он кивнул на ножи, – решения, которые я и другие судьи племени стараемся выносить. Неоспоримые решения. Без случайных особых мнений. Все, что мы делаем – не важно, насколько мелкими являются эти дела, – должно быть выполнено так, чтобы комар носа не подточил. Мы стараемся подвести прочную базу под наш суверенитет. Мы стараемся чуть-чуть раздвигать рамки дозволенного, шаг за шагом переступать границы. Наступит день, и наши дела будут изучаться Конгрессом, который примет решение о том, надо ли расширить нашу юрисдикцию. Такой день наступит. И мы хотим получить право преследовать по закону преступников любой расы на любой территории внутри границ наших исконных земель. Вот почему я стараюсь безупречно вести дела в своем суде, Джо. То, что я делаю сейчас, делается ради будущего, хотя эти дела кажутся тебе незначительными, тривиальными или скучными.

Мы с Каппи устроили гонки на велосипедах и летели сломя голову. Я поехал с ним на стройплощадку за городом, потому что у себя во дворе он разрубил все чурбаки на поленья, а потом и их расколол на щепки для растопки. Но этого ему показалось мало, и он захотел покататься на Сонином пони. Я подумал, что в таком развинченном состоянии он укатает бедного пони до смерти. Кроме того, у меня не было никакого желания видеть Соню, да и дядю Уайти тоже. Но мне надо было чем-то отвлечь Каппи, и я пообещал ему, что после того, как мы проедемся по округе и найдем Энгуса, мы обязательно съездим и на конюшню. Правда, я надеялся, что до этого не дойдет. Несколько раз, когда мы останавливались передохнуть и утереть пот, Каппи прижимал руку к сердцу, и там что-то хрустело. Наконец я не выдержал и спросил, что там.

– Письмо от нее. И мой ответ ей.

После езды наперегонки мы тяжело дышали. Он достал ее письмо и помахал перед моим носом. Потом бережно сложил его и сунул в надорванный конверт. У Зелии был миленький девчачий почерк, как у всех школьниц, с крошечными кружочками вместо точек над i. Каппи вынул другой конверт, заклеенный, с ее фамилией и адресом.