Луиза Эрдрих - Круглый дом

– Ты где был? – спросила она.

– Бегал.

– Целый день?

– Я забегал к Уайти.

До этого они сидели жутко напряженные, но теперь немного успокоились.

– Зачем?

– Да просто так. Уайти нас накормил обедом. Меня с Каппи.

Родителям так сильно хотелось мне поверить, что я видел: они уговаривали себя проявить ко мне доверие. Мне оставалось только вести себя так, чтобы оправдать их ожидания. Не спалиться. Не блевануть.

– Сядь, сынок, – сказал отец. Я шагнул вперед, но не сел. Он сообщил мне, что Ларк умер. Я заставил себя изобразить на лице вереницу разных чувств.

– Ну и хорошо, – наконец произнес я.

– Джо, – продолжал отец, взяв себя за подбородок и глядя на меня – этот его взгляд буквально придавливал. – Джо, тебе об этом что-нибудь известно, хоть что-то?

– Об этом? О чем об этом?

– Его убили, Джо.

Но я уже привык к этому слову. Я себя выдрессировал. Ведь я произносил его в разговоре с Каппи, произносил его про себя. И я подготовился ответить на вопрос, и ответить на него так, как ответил бы прежний Джо, существовавший до событий того лета. И я заговорил, как ребенок, поддавшись внезапно охватившему меня буйному восторгу, который не был притворным.

– Он мертв? Но я же хотел, чтобы он умер. Мысленно. Ты говоришь, его убили. Я рад. Он этого заслуживал. Мама теперь свободна, ты свободен. Парня, который его убил, надо наградить медалью.

– Ладно, – перебил меня отец. – Хватит об этом. – Он отъехал на стуле от стола. Мама во все глаза смотрела на меня. Она была готова поверить всему, что скажу.

Но вдруг она содрогнулась. Дрожь волной пробежала по ее телу, и через мгновение эта волна перекинулась на меня.

«Она увидела во мне убийцу», – подумал я.

Ощутив легкое головокружение, я нагнулся к Пёрл, но она отползла к ногам отца. Я опустился на стул.

– Не стану врать. Я рад, что он умер. Можно я пойду?

Я встал, прошел мимо них и шагал до самой лестницы. Я осторожно наступал на ступеньки. И все то время, что я поднимался по ступенькам, как будто моя усталость тянула меня вверх, словно веревка, и я ощущал на своей спине их взгляды. Я вспомнил, что нечто подобное уже было раньше и я смотрел тогда на маму точно так же, как они сейчас на меня. Уже почти дойдя до своей комнаты, я вспомнил, как мама поднималась в свою обитель одиночества, а мы с отцом боялись, что она уже никогда оттуда не выйдет.

Нет, думал я, забираясь в постель. У меня же есть Каппи и другие друзья. Я совершил то, что должен был. Назад пути нет. И что бы ни случилось дальше, я все приму как должное.

Я все-таки слег. Заболел по-настоящему тем самым летним гриппом, который симулировал. А дядя Уайти за нас поручился. Сначала его допрашивал Винс Мэдвезин и другой полицейский племени, потом за него взялся агент Бьерке, и только тогда Уайти сдался и рассказал, что мы залезли в его загашник, нашли там бутылку виски и упились вусмерть за заправкой. Он показал им наше укромное местечко под деревьями, пустую бутылку, с которой сняли отпечатки пальцев, и мою рубашку. Мама опознала в ней ту, которую она выстирала перед тем, как я ее надел в тот самый день. Но ружья – охотничьего ружья Доу калибра 30.06 – не нашли. Меня била лихорадка, сильный жар сменялся приступами озноба, простыни были влажными от пота. Из постели я наблюдал, как золотые блики ползают по стенам комнаты. Я ничего не чувствовал, но мысли в голове роились, как пчелы в улье. Почему-то все время мне вспоминался тот день, когда я выкорчевывал побеги из фундамента нашего дома. Как же цепко они держались своими корнями за бетон. Наверное, они пробились сквозь бетонную основу, на которой стоял наш дом. Это было чудно, странно, что молодое дерево может быть таким сильным, даже если оно выросло не там, где надо. Так и мысли пробиваются, бормотал я в полубреду. Мысли. Об отцовских папках с судебными делами, о юридическом справочнике Коэна и, наконец, о той горячей запеканке, упавшей на пол. И еще о почерневшей засохшей запеканке в противне, где горка лапши превратилась в грудную клетку – человека, бизона, существа, над которым властвуют законы. Я гадал, как маме удалось вернуть дух в свое тело, и точно ли ее дух вернулся, и не ускользает ли из меня мой дух из-за того, что я совершил. А вдруг я стану Виндигу? Вдруг меня заразил Ларк? Мне пришло в голову, что в тот день, когда я выкорчевывал молодые деревца, всего-то несколько месяцев назад, я был на седьмом небе. Пребывал в полном неведении. Я ничего не знал, хотя зло уже вершило свое черное дело. Но меня тогда это еще не касалось. В конце концов эти мысли меня утомили. Я отвернулся от яркого света к стене и уснул.

– Пап, – обратился я к нему как-то раз, когда он вошел ко мне в комнату. – А Линда в курсе? Как она?

Он принес мне стакан лечебного снадобья Уайти – теплый имбирный лимонад.

– Не знаю, – ответил отец. – Она не берет трубку. И на работе не появляется.

Надо бы к ней сгонять, подумал я, а потом снова крепко уснул и проспал до следующего утра. Проснувшись, уже довольно поздно, я понял, что болезнь прошла. Ни температуры, ни слабости. Ничего. Только зверски хотелось есть. Я встал с постели и принял душ. Надел чистую одежду и спустился вниз. Деревья на краю двора приветливо махали ветками, и листья под ветром поворачивались обратной мутновато-серебристой стороной. Я налил себе стакан воды из-под крана и подошел к кухонному окну. Мама была на огороде. Встав на корточки, с дуршлагом в руке, она собирала с кустов бобы, которые мы с отцом высадили позже, чем надо. Иногда она вставала на четвереньки и так двигалась вдоль грядки. Потом снова вставала на корточки. Встряхивала дуршлаг, разравнивая собранные туда бобы. Вот почему я это совершил. И от этой мысли ощутил полное удовлетворение. Чтобы она могла спокойно встряхивать свой дуршлаг. Чтобы ей не нужно было постоянно оглядываться или бояться, что он подкрадется сзади. Чтобы она весь день собирала на огороде бобы и никто не мог бы ее напугать.

Я насыпал в плошку хлопьев, залил молоком, принялся неторопливо есть. Размокшие в молоке хлопья приятно скользили по языку. Я вымыл плошку и вышел из дома.

Мама поднялась и подошла ко мне. Приложила испачканную землей руку к моему лбу.

– Температуры нет!

– Я выздоровел!

– Не спеши! Сегодня посиди дома, почитай или…

– Да мне надо кое-что сделать, – сказал я. – Занятия в школе начнутся уже через две недели. Не хочу зря тратить последние деньки каникул.

– То есть ты зря тратишь время, сидя дома со мной! – Она не рассердилась, но и не улыбнулась.

– Я не то имел в виду, – уточнил я смущенно. – Я ненадолго.

Взгляд ее запавших глаз – причем один смотрел печальнее другого из-за скорбного прищура – медленно скользнул по моему лицу. Она взъерошила мне волосы. Я взглянул поверх ее плеча и увидел на кухонном крыльце пустую банку из-под солений. Я похолодел. Банка! Я забыл банку на холме…