Николай Чуковский - Сборник Избранные произведения

На станции Волховстрой им сказали, что поезд отсюда пойдет не на Ленинград, а на Вологду. Таково было распоряжение начальства.

Лунин взял свой чемодан и вышел из вагона.

Пути на станции Волховстрой-1 были забиты эшелонами. Все они стремились в одну сторону – на восток, все они хотели прорваться через мост за Волхов, но их было слишком много, и очереди приходилось ждать подолгу. Станки стояли на открытых платформах, в вагонах теснились мужчины, женщины, дети. Всё это были ленинградцы, устремившиеся по последней железной дороге, которая еще была свободна. Бредя по путям и заговаривая- то с тем, то с другим, Лунин убедился, что все они выехали из Ленинграда уже несколько дней назад. Ни один эшелон не пришел с запада сегодня. Ходили слухи, что на станции Мга, как раз на полпути между Волховстроем и Ленинградом, что-то случилось. Что именно там случилось, узнать было не у кого, и можно ли уехать в Ленинград по железной дороге, оставалось неясным.

Бредя по путям, прячась в тени вагонов от горячего вечернего солнца, накалявшего груды шлака, Лунин внезапно очутился возле паровоза, окутанного облаком пара. Когда пар рассеялся, он увидел, что паровоз этот повернут не в сторону моста, как все остальные паровозы, а на запад, в сторону Ленинграда.

Паровоз и тендер, – ни одного вагона за ними. Из окна паровоза поглядывал пожилой усатый машинист в промасленной кепке. А на тендере, на длинных березовых поленьях, стоял моряк, командир, и золотые нашивки на его рукавах ослепительно сияли, озаренные солнцем.

Этот паровоз, повернутый в сторону Ленинграда, и этот моряк привлекли внимание Лунина. Он подошел к тендеру и остановился. Моряк был человек не первой молодости, с костистым узким лицом, сутулый и такой тощий, что китель и брюки сидели на его теле, как на жердях. Он сверху оглядел Лунина прищуренными близорукими глазами.

– Куда вы? – спросил Лунин.

– В Ленинград, – ответил моряк.

– На паровозе?

– Как придется, – сказал моряк. – Пока на паровозе.

– А через Мгу проедете?

– Там видно будет.

Он прибавил еще что-то, но паровоз свистнул, опять весь окутался паром, и Лунин не расслышал его слов. Огромное колесо паровоза мягко и медленно двинулось.

– Я с вами!.. – вдруг крикнул Лунин и ухватился за поручни крутой лесенки, ведущей на тендер.

Он сам был ошеломлен своим поступком и несколько мгновений провисел, держась за поручни. Моряк протянул ему руку. Она оказалась костлявой и совершенно бессильной. Лунин отстранил его руку и влез на тендер.

Паровоз мчался уже вовсю, гремя на стрелках. Молодой помощник машиниста неодобрительно посмотрел на обоих мужчин в морской форме, но ничего не сказал. Лунин сел на полено. Он смотрел на моряка, моряк на него. Надо было начать разговор.

– Издалека едете? – спросил моряк громко, чтобы его можно было расслышать сквозь лязг колес.

– С юга. С Азовского моря.

– Плавали по Азовскому морю?

– Нет, нигде не плавал, – рассмеялся Лунин.

Моряк посмотрел на него с удивлением.

– Как понимать ваши нашивки? – спросил он смущенно. – Стыдно сказать, я числюсь командиром флота, а во флотских знаках различия не разбираюсь. Вот сухопутные шпалы знаю. Вы капитан третьего ранга?

Пришел черед удивляться Лунину. Он сам был очень еще нетверд в знаках различия, но ведь флотский-то командир должен в них разбираться.

– Я майор, – сказал Лунин.

– Майор?

– Ну да. Я не моряк, я летчик. Видите, голубые просветы. Гражданский летчик был, а теперь зачислен в морскую авиацию. Ну, а вы капитан-лейтенант?

– Я вижу, знаки различия и вам не даются. Старший политрук. И тоже нигде не плавал.

Они рассмеялись оба.

– Я журналист, – пояснил неплававший моряк. – Редактор районной газеты. Обмундирован и направлен в Ленинград за назначением.

– Определят вас в какую-нибудь флотскую газету?

– Посмотрим. Будем знакомы. Моя фамилия Ховрин.

Лунин назвал себя.

– Едете вы с юга, а выговор у вас северный, – сказал Ховрин.

Лунин усмехнулся.

– Я родом из Вологодской области, – объяснил он.

– А в авиации давно?

– Считайте, что с детства. Лет восьми я уже мечтал о самолетах. На бычьих пузырях хотел летать, с сарая прыгал с петушиными крыльями. В двенадцать лет у меня уже была самодельная модель, которая метров сто пролетала.

– А когда сами летать начали?

– А вскоре после гражданской войны, когда Осоавиахим появился.

– Вы бы хоть дрова мне подавали, пассажиры, – сказал помощник машиниста, глядя в пространство между Луниным и Ховриным,

Лунин согласился немедленно и, вытаскивая поленья из кладки, стал передавать их помощнику машиниста. Ховрин с трудом поднял полено и тоже передал его. Пот выступил у него на лбу. После пяти поленьев он окончательно выбился из сил, побледнел и присел.

"Э, да ты не силач", – подумал Лунин, продолжая легко и неторопливо передавать поленья.

Паровоз несся вперед, прямо в закат, не останавливаясь на станциях и оглушительно свистя на заворотах. Кругом было пустынно и тихо. Лунин заметил, что ни один железнодорожный состав не прошел им навстречу. Воронки от бомб темнели то справа, то слева. Сумерки быстро густели, и всё сливалось кругом.

Паровоз внезапно затормозил и остановился у маленького темного станционного здания. Машинист и его помощник слезли с паровоза и скрылись где-то за станцией. Они не возвращались почти час. Совсем стемнело, стало прохладно. Сидя в тендере на полене, Лунин теперь, в тишине, снова слышал знакомый гул – гул фронта. Огромные пятна зарев с размытыми, неясными краями туманили звёзды. Огненные вспышки прыгали вдоль всего западного края горизонта, и на их фоне внезапно становилась видна зубчатая линия леса.

Наконец машинист и помощник вернулись. Паровоз двинулся, и они поехали дальше, на этот раз медленно и осторожно. Проехали две станции. На третьей остановились.

– Вылезайте, – сказал помощник машиниста Лунину и Ховрину. – Дальше не поедем.

Ему, видно, жалко их стало, когда они, спустившись с тендера, шагнули в непроглядную тьму. Он им крикнул вдогонку:

– Вы здесь в любую избу постучитесь. Переночевать всюду пустят.

– А где тут шоссе? – спросил Ховрин.

В окне паровоза появился усатый машинист.

– Вы куда, в Ленинград собираетесь? – спросил он.

– В Ленинград, – ответил Ховрин.

– Туда хода нет, – сказал машинист. – Немцы Мгу заняли.

– Шоссе севернее Мги проходит, – сказал помощник. – Между железной дорогой и Ладогой. Через Красный Шум.

– Если железную дорогу перерезали, так и шоссе перерезали, – сказал машинист.

– А вдруг не перерезали? – сказал Ховрин.

– Не знаю, – проговорил машинист осторожно. – Шоссе здесь недалеко. Вот так, километра три.