Никола Юн - Весь этот мир

В его комнате нет ничего, кроме кровати и комода. Несколько коробок с вещами так и стоят нераспакованные у двери. Стены пусты, за исключением единственного постера к фильму под названием «Прыжки по Лондону». Я посмотрела в интернете – это фильм про паркур, один из видов уличной гимнастики.

Теперь ясно, как ему удается выполнять все эти безумные трюки. Чем больше я наблюдаю за ним, тем больше мне хочется знать.

Я ТОЛЬКО ЧТО СЕЛА ЗА СТОЛ УЖИНАТЬ. Мама кладет мне на колени небольшую салфетку из ткани и наливает в стакан воды – сначала мне, потом Карле. Пятничный ужин – особое событие в нашем доме. Карла даже остается с нами допоздна, вместо того чтобы отправиться ужинать со своей семьей.

По пятницам наши ужины проходят под знаком Франции. Салфетки из белой ткани расшиты лилиями по краям. Приборы витиеватые – французский антиквариат. У нас даже имеются миниатюрные серебряные солонка и перечница в форме Эйфелевой башни. Разумеется, нам приходится быть осторожными с меню из-за моих аллергий, но мама всегда готовит собственную версию кассуле – это французское стью [6]с курицей, сосисками, уткой и белой фасолью. Любимое блюдо моего погибшего отца. В состав той версии, которую мама делает для меня, входит только белая фасоль, приготовленная в курином бульоне.

– Мэделайн, – говорит мама, – мистер Уотерман сказал, что ты задерживаешь задание по архитектуре. Все в порядке, детка?

Я удивлена ее вопросом. Я знаю, что немного запаздываю, но, так как я всегда и все сдавала в срок, у меня никогда не возникало мысли, что мама следит за этим.

– Задание слишком сложное? – Она хмурится, накладывая кассуле в мою тарелку. – Хочешь, я найду тебе другого преподавателя?

– Oui, non, et non [7]– отвечаю я по-французски на каждый вопрос поочередно. – Все хорошо. Я сдам задание завтра, обещаю. Просто потерялась во времени.

Мама кивает и начинает отрезать и намазывать маслом ломтики хрустящего французского хлеба. Я чувствую, что ей хочется спросить о чем-то еще. Даже знаю, о чем именно, однако она боится услышать мой ответ.

– Это из-за новых соседей?

Карла внимательно смотрит на меня. Я никогда не лгала своей матери. У меня не было повода, да и не умею я это делать. Но что-то подсказывает мне, что сейчас нужно поступить иначе.

– Я просто зачиталась. Ты же знаешь, как меня затягивает хорошая книга. – Я стараюсь говорить как можно убедительнее. Не хочу, чтобы она беспокоилась. Из- за меня у нее и без того хватает причин для беспокойства.

Как по-французски будет «лгунья»?

– Не голодна? – спрашивает мама через несколько минут. Тыльной стороной кисти она трогает мой лоб. – Температуры у тебя нет. – Она задерживает руку чуть дольше обычного.

Я уже собираюсь заверить ее, что все в порядке, как вдруг раздается звонок в дверь. Это случается настолько редко, что я просто не знаю, что и думать.

Звонок звенит снова. Мама наполовину поднимается со стула. Карла встает полностью. Звонок раздается в третий раз. Я беспричинно улыбаюсь.

– Хотите, я посмотрю, кто там? – спрашивает Карла.

Мама делает отрицательный жест.

– Подожди здесь, – говорит она мне.

Карла встает у меня за спиной, мягко кладет руки мне на плечи. Я знаю, что должна оставаться на месте. Знаю, что этого от меня ждут. Конечно, я и сама жду от себя именно этого, но почему-то сегодня не могу с собой справиться. Мне необходимо знать, кто пришел, даже если это всего лишь заблудившийся турист.

Карла касается моей руки:

– Твоя мать велела тебе подождать здесь.

– Но почему? Она чересчур осторожна. И она все равно никого не пропустит через воздушный тамбур.

Карла уступает, и я уже иду по коридору, а она – следом за мной.

Воздушный тамбур – это маленькая герметичная комнатка, прилегающая ко входной двери. Она служит преградой потенциальным вредоносным элементам, которые могут просочиться в дом извне. Я прижимаюсь к перегородке ухом. Сначала слышу только шум работающих воздушных фильтров, но потом различаю голос.

– Моя мама попросила передать вам бундт [8]. – Голос низкий, ровный и определенно удивленный. Мой мозг обрабатывает слово «бундт», пытаясь представить, что это и как может выглядеть. А потом до меня доходит, кто стоит в дверях. Олли.

– Дело в том, что мамины бундты не очень вкусные. Они так себе. На самом деле они просто несъедобные. Между нами говоря.

В разговор включается новый голос. Девичий. Его сестра?

– Всякий раз, когда мы переезжаем в новое место, мама заставляет нас отнести соседям кекс.

– О! Что ж. Какой сюрприз, не правда ли? Очень мило. Пожалуйста, передайте ей от меня большое спасибо.

Нет ни единого шанса, что этот кекс прошел все необходимые проверки. Похоже, мама размышляет, как сказать им, что она не может взять пирог, в то же время не открывая правду обо мне.

– Мне жаль, но я не могу его принять.

Потрясенное молчание.

– Вы что, хотите, чтобы мы унесли его обратно? – недоуменно произносит Олли.

– Вообще-то это грубо, – замечает Кара. Ее голос кажется сердитым и в то же время смирившимся, как будто она была готова к разочарованию.

– Мне очень жаль, – повторяет мама. – Все сложно. Мне правда жаль. Это так мило с вашей стороны. Пожалуйста, поблагодарите свою маму от моего имени.

– Ваша дочь дома? – спрашивает Олли довольно громко, пока она не успела закрыть перед ними дверь. – Мы надеялись, что она сможет устроить нам экскурсию по району.

Мое сердце начинает биться чаще, я ощущаю пульсацию в ребрах. Он спросил обо мне? Ни один незнакомый человек прежде не заходил навестить меня. Помимо моей мамы, Карлы и преподавателей, никто в мире не знает о моем существовании. Ну, онлайн я существую. У меня есть виртуальные друзья, я пишу отзывы о книгах в Tumblr, но это далеко не то же самое, что быть реальным человеком, которого могут навещать странные парни с бундтами.

– Простите, но она не сможет. Добро пожаловать в наш район и еще раз спасибо.

Входная дверь закрывается, я отступаю от перегородки и дожидаюсь маму. Она должна оставаться в воздушном тамбуре до тех пор, пока фильтры не очистят чужеродный воздух. Через минуту мама входит в дом. Она не сразу меня замечает. Стоит неподвижно, с закрытыми глазами и слегка опущенной головой.

– Мне жаль, – произносит она, не поднимая головы.

– Все в порядке, мам. Не волнуйся.

Я в тысячный раз осознаю, как тяжело ей приходится из-за моей болезни. Этот мир – единственный, что я знаю, но у нее до меня были мой брат и папа. Она путешествовала и играла в футбол. Вела нормальную жизнь, которая не подразумевала заточения в четырех стенах по четырнадцать часов в сутки с больной дочерью-подростком.

Я обнимаю маму и позволяю ей удерживать меня в объятиях еще несколько минут. Ей это разочарование принять намного сложнее, чем мне.