Елена Звездная - Трофей для Герцога [publisher: SelfPub.ru]

Мы смотрели друг на друга несколько долгих секунд, после чего я весьма нагло, что непозволительно для юной леди, как, впрочем, и для любой леди, улыбнулась его светлости, демонстрируя что совершенно не собираюсь преклоняться перед его величием. Было бы перед кем.

От зрительной дуэли меня отвлек Винсент, весело сообщивший, что сейчас дама Сунес упадет в обморок. Она столь виртуозно проделывала это, что даже мы, видевшие этот фокус раз двадцать, не меньше, всегда гадали притворяется или же нет?

Но герцог даже гадать не стал.

Проследив за моим взглядом (он, в отличие от меня, явно желал продлить дуэль до полного моего поражения), заметил подобравшуюся к нему даму, и вместо того, чтобы повести себя как джентльмен и подхватить последнюю, мрачно сообщил:

– Лучшее средство от обморока – разрезать шнуровку на платье. Мне достать кинжал?

Мисс Сунес мгновенно передумала терять сознание, извлекла из сумочки веер и принялась старательно обмахиваться. Все предпочли сделать вид, что ничего не заметили, герцог от чего-то вновь посмотрел на меня, я же проигнорировала его взгляд, потому что сегодня я собиралась наслаждаться балом и только наслаждаться балом.

Повторно объявили танцы.

Полонез я протанцевала с Винсентом, он постоянно норовил наступить мне на ногу, я ловко уворачивалась, весело считая его промахи. Танец закончился на цифре двадцать четыре, после чего мы со смехом обсуждали, насколько плачевным было бы состояние моей ноги, достанься ей все двадцать четыре наступления. К обсуждению присоединились Губерт и Том, последний, опустившись на колени, принялся внимательно разглядывать мою туфельку и считать бусинки на оной. Не досчитал – Губерт увлек меня в следующий танец.

Гавот один из самых забавных танцев на балу – легкие па, грациозные повороты, прыжки и касания пальцами. Нет, для тех, у кого «трепещет сердце от каждого прикосновения» гавот оборачивался чередой неловкостей, иной раз падений, и лавиной смущения, но мы с Губертом, будучи знакомы с раннего детства, в силу того, что наши нянюшки были закадычными подругами, веселились от всего сердца, пародируя друг друга, стараясь подпрыгивать как можно выше, и смеясь уже в голос, от чего несколько раз мы едва не сбили других танцоров.

А вот с полькой произошел казус – танцевать я должна была с Томом, он подвел меня к строю девиц, сам же отправился вставать в строй мужчин, чтобы затем, как и полагается вступить в танец, но тут случилось странное – кадеты военной академии, а их в строю готовящихся танцевать было значительное большинство, самым наглым образом, сдвинули Тома так, что теперь моим партнером должен был стать высокий плечистый аристократ с темно-русыми волосами, собранными в щегольской хвост. Я изумленно выгнула бровь, будущий офицер нагло усмехнулся, видимо считая, что от его надменного самодовольства мое сердце дрогнет.

Заиграла музыка, совершая па и прыжки, девушки двинулись к строю кавалеров, и мне ничего не оставалось, как двинуться тоже, но затем, когда настала очередь девиц подходить и совершать реверанс перед партнером, я, пританцовывая под музыку как деревенская пастушка на гуляниях, с веселым «Прошу прощения!» обошла наглеца по дуге и остановилась напротив побледневшего и явно нервничающего Тома, со словами, которые не постеснялась произнести довольно громко:

– У него такой размер ноги, что танцевать с ним опасно для жизни, ты не находишь?

Грянул хохот. Да, учащиеся военной академии, даром, что пять лет этикет изучали, оказались все же крайне невоспитанными. Но смех вскоре утих, так как все мы увлекались мелодией.

Зато в следующем танце мне досталось – кадриль предполагает многоразовую смену партнеров, и к моему искреннему сожалению все они, кроме Олта, с которым я вышла танцевать, были военными. Мне пришлось раскланиваться с тем самым русоволосым наглецом, который попытался навязать мне совместный танец, улыбаться всем тем, кому я отказывала в прошлом году, соприкасаться пальцами с теми, кто старательно пытался всучить мне записку с излиянием собственных чувств. Особенно настойчив был лорд Эруа, третий год добивающийся моего внимания исключительно из чувства природной упертости.

– Мисс Хемптон, – он сжал мои пальцы, не позволяя высвободить руку, – вы должны дать мне шанс объясниться!

Начался второй этап кадрили, господа, обнимая партнерш за талию, увлекали их по кругу, и я, не сумев высвободится, так же была увлечена лордом Эруа, позади осталась его растерянная партнерша и мой насупившийся друг, впрочем, зная Олта уверена – он перехватит меня на втором заходе.

– Элизабет! – объятия лорда Эруа внезапно стали непристойно-крепкими. – Вы должны выслушать меня!

– Лорд Эруа, будем откровенны – я вам ничего не должна! – воскликнула я, пытаясь высвободиться.

– Я изнываю от любовного томления третий год, мисс Хемптон! – патетично заявил он, видимо совершенно не смущаясь того, что внимание присутствующих уже приковано к нам, да и ведет он себя крайне далеко от правил приличия.

– Лорд Эруа, кто я такая, чтобы мешать вам упиваться собственными страданиями? – поинтересовалась, все так же отчаянно пытаясь увеличить дистанцию между нами.

Но лейтенант продолжал кружить меня по залу, одновременно требуя ответа на его чувства.

– Я написал вам сонет, вы читали?

– Не имела несчастья!

– Я посылал вам цветы!

– У меня трое сестер, лорд Эруа, поверьте нам присылают столько цветов, что мы давно даже не разбираем кому и какие.

– Я пел под вашими окнами!

– Боюсь, вы ошиблись, мои окна выходят на сад, расположенный позади дома, попасть туда вы не могли ни коим образом. А если бы и попали, боюсь вместо серенад, сад был бы оглашен вашим испуганным «Спасите», так как папенька на ночь выпускает собак.

– Так кому же я тогда пел?

– Вопрос не ко мне.

– Элизабет, вы жестоки!

– Лорд Эруа, вы невоспитанный!

– Прошу прощения, мисс Хемптон, но я страдаю.

– Искренне вам сочувствую и отказываюсь мешать в этом сложном деле, – заверила я.

После чего, вырвавшись, наконец, отступила, присела в реверансе, а поднявшись поспешила прочь, разыскивать своих кавалеров, по меньшей мере Олта, который так и не перехватил меня, что несколько не вязалось с его характером.

И к своему искреннему удивлению никого не обнаружила. Девять друзей Густава куда-то самым магическим образом испарились. Я отыскала маменьку, и та улыбнулась мне, стоящие рядом с ней мои тетушки напротив одарили хмурыми и неодобрительными взглядами, впрочем, они в целом никогда меня не одобряли, а помолвку с Густавом считали не романтичной и потому совершенно ужасной. К слову мои сестры считали так же, а потому с некоторых пор на людях старательно игнорировали мое существование. Как и сейчас – окруженные кавалерами, они демонстративно отвернулись.