Пауло Коэльо - Ведьма с Портобелло

«Как истинный христианин, я, получив не­заслуженное оскорбление, затрагивающее мою честь, обязан подставить другую щеку. Однако мы не имеем права забывать, что Иисус не толь­ко подставлял другую щеку, но и хлестал бичом тех, кто намеревался превратить Божий Дом в воровской притон. Нечто подобное предстает сейчас нашим глазам на Портобелло-роуд: куч­ка бессовестных шарлатанов, рядящихся в ризы спасителей душ человеческих, раздают несбыточ­ные посулы, питают химерические надежды, обе­щая тем, кто станет их последователем, не только исцеление от любых недугов, но и избавление от лишнего веса.

И потому мне не остается ничего иного, как обратить к правосудию призыв разрешить эту нетерпимую ситуацию. Адепты новоявленной ереси уверяют, что способны пробудить в че­ловеке не виданные прежде дарования, отри­цают бытие Божье, тщась заменить Его языче­скими божествами – Венерой или Афродитой. Они уверяют, что дозволено все что угодно, при условии, что делается с «любовью». Но что такое любовь? Аморальная сила, оправдывающая лю­бую цель? Или компромисс с истинными ценно­стями нашего общества, такими, как традиция и семья?

К следующему собранию, предвидя повторение ав­густовской битвы, власти приняли меры безопасности и во избежание столкновений прислали к складу пол­десятка стражей порядка. Афине, которую на этот раз окружало несколько телохранителей, пришлось услы­шать не только рукоплескания, но и проклятья. Какая-то женщина, увидев с нею мальчика лет восьми, через два дня, руководствуясь принятым в 1989 году законом о защите детей, потребовала лишить Афину родитель­ских прав, поскольку та причиняет своему сыну «силь­нейший моральный ущерб». Воспитание ребенка долж­но быть поручено отцу.

Одна бульварная газетка сумела разыскать Лукаса Йессена-Петерсена, однако тот не захотел давать интер­вью и требовал, чтобы репортеры не смели упоминать Виореля в своих статьях, – иначе он за себя не ручается.

На следующий день таблоид вышел с огромным за­головком на всю полосу: «Бывший супруг Ведьмы с Портобелло уверяет, что ради сына готов совершить убийство».

В тот же день в суд были поданы еще два ходатай­ства, основанных на пресловутом законе, но с той раз­ницей, что ответственность за благополучие ребенка предполагалось возложить на государство.

Собрание не состоялось, хотя у дверей собрались сторонники и противники, а полисмены в форме не да­вали им сцепиться. Афина не появлялась. То же самое произошло и через неделю, только на этот раз и публи­ки, и охраны было меньше.

На третью неделю остались только увядшие цветы у входа. Какой-то человек предлагал всем желающим фотографии Афины.

Газеты утратили интерес к этой теме. Когда же пас­тор Бак сообщил, что отзывает свой иск о защите от кле­веты и диффамации, «ибо христианское чувство велит ему простить раскаивающихся в своих заблуждениях», ни одно из крупных ежедневных изданий не пожелало уделить этому заявлению место на своих страницах, так что пришлось опубликовать его в разделе «Письма чи­тателей» в малотиражной газетке округа Кенсигтон.

Насколько я знаю, события так и не обрели обще­национального резонанса и освещались лишь в ряду других лондонских новостей. Когда через месяц после этого я побывал в Брайтоне, никто из тамошних моих друзей даже не слышал про Афину.

Странно: у Райана были все возможности раскру­тить это дело, и публикация в его газете задала бы тон всем остальным. Но, к моему крайнему удивлению, он не напечатал ни единой строчки, касающейся Шерин Халиль.

По моему мнению, произошедшее преступление ни­как не связано с предшествующим конфликтом на Пор­тобелло. Скорей всего, это – зловещее совпадение.

Афина попросила меня включить мой диктофон. С собой она принесла свой собственный – какой-то неизвестной мне модели, весьма, как теперь говорят, «накрученный» и совсем миниатюрный.

– Прежде всего хочу заявить, что мне грозит смерть. Во-вторых, обещай, что в случае моей гибели ты пре­дашь эту запись гласности лишь через пять лет. В буду­щем станет ясней, что правда, а что – ложь.

Скажи, что согласен, ибо это будет значить, что мы заключаем формальный договор.

– Согласен. Но все же считаю, что…

– Нечего тут считать. Если меня найдут мертвой, эта запись будет моим завещанием. С условием – не обнародовать ее сейчас.

Я выключил запись.

– Тебе нечего бояться. У меня есть очень влиятель­ные друзья в так называемых властных структурах. Они мне многим обязаны. Я был и буду им нужен, так что мы можем…

– Разве я не говорила тебе о своем друге из Скот­ланд-Ярда?

Как – опять? Если он на самом деле существует, по­чему его не было в те дни, когда мы так нуждались в его помощи, когда Афину и Виореля могла растерзать толпа?!

Вопросы следовали один за другим – она хочет ис­пытать меня? Что происходит в голове у этой женщи­ны, которая то хочет быть со мной, то вспоминает не­существующего любовника?

– Включи, – попросила она.

Я чувствовал себя отвратительно – казалось, она всегда лишь пользовалась мной. Хотелось сказать ей: «Уходи прочь и никогда больше не появляйся в моей жизни… Она превратилась в пытку с того дня, как мы познакомились… Я жду, когда ты придешь, обнимешь меня, скажешь, что хочешь быть рядом со мной. Этого не произойдет никогда».

– Что-нибудь не так?

Она прекрасно знала, что именно не так. Не могла не понимать, что я чувствую, ибо за все это время я только и делал, что демонстрировал ей свои чувства, хоть и облек их в слова один-единственный раз. Но все равно – ис­пользовал любую возможность, чтобы увидеться с ней, оказывался у нее, стоило ей лишь попросить об этом, пытался добиться расположения ее сына, надеясь, что в один прекрасный день он назовет меня папой. Я никогда не уговаривал ее оставить то, чем она занимается, – я безропотно принимал ее образ жизни, подчинялся ее решениям, горевал, когда она страдала, и ликовал, когда одерживала победу. И гордился ее решимостью.

– Почему ты выключил диктофон?

В это мгновение я оказался разом и в райских кущах, и в преисподней, не зная, вспылить или подчиниться, довериться ли холодной логике или разрушительной буре чувств. Неимоверным напряжением всех душев­ных сил я все же сумел взять себя в руки.

Нажал кнопку.

– Продолжаем.

– Итак, я говорила, что мне грозит смерть. Мне зво­нят с угрозами, оскорбляют меня, твердят, что я пред­ставляю опасность для всего мира, что хочу установить на земле царство сатаны, а они этого не допустят…

– Ты обращалась в полицию?

Я намеренно не спросил про ее «друга» из Скотланд-Ярда, показывая тем самым, что ни на миг не поверил в его существование.