Донателла Ди Пьетрантонио - Арминута

После уроков нам приходилось готовить на всех, как правило суп из пасты. Поначалу я наливала в кастрюлю слишком мало воды, и стоило сестре не уследить за тем, что я делаю, как на дне образовывалось что-то вроде макаронного теста.

— Вот дерьмо-то! — растерянно говорила она. — Такими руками только ручку держать.

Она также умело управлялась с расходами. Например, купив в лавке килограмм картошки, она потребовала у продавца бесплатно морковку и луковицу, чтобы сварить овощной бульон. У мясника попросила двести граммов обрезков для несуществующей собаки. И мы их сварили, но для себя. Сейчас я не ем ничего из тех блюд, которые составляли наш тогдашний рацион. Стоит только почувствовать их запах, как меня тошнит.

— Вы запишите, а в конце месяца папа зайдет, — обещала Адриана каждому лавочнику.

Ловкая и проворная, с неизменной хозяйственной сумкой в руке, она их обезоруживала. А я молча стояла сзади, просто для поддержки. Она не отпускала меня одну, и на нас посматривали с откровенным любопытством, пока мы делали покупки, не обменявшись ни словом.

Моя сестра была ранимой. Она нашла убежище у вдовы с первого этажа. Адриана скрашивала ее одиночество и выполняла мелкие поручения, и та отвечала ей привязанностью и подкармливала. Сестра брала с собой Джузеппе — «иначе он умрет», — и однажды, когда мы принесли его полусонного с улицы домой, на весь вечер сбежала с ним к вдове.

Мать не хотела есть, а до нас ей не было дела. Возвращаясь со смены на кирпичном заводе, отец приносил иногда небольшую мортаделлу или соленые анчоусы, если продуктовый магазин еще был открыт. В остальном он довольствовался супом из пасты, который мы стряпали. Жене он не говорил ни слова.

Несколько дней она просидела на кухне, положив вялые руки на стол. Однажды, когда кроме нас с ней, там никого не было, я порезала хлеб, намазала маслом и придвинула тарелку к ней, но не слишком близко. Тоже села за стол и начала есть. Кончиком пальца еще немного подвинула тарелку в ее сторону. Она не восприняла это как принуждение, а потому автоматически взяла бутерброд и откусила, копируя мои движения. Она жевала медленно, как будто разучилась это делать.

— Не хватает соли, — вдруг проговорила она.

— Извини, я забыла, — сказала я и подала ей баночку.

— Ничего, и так сойдет, — ответила мать и доела хлеб, который держала в руке.

Потом она снова на несколько дней замолчала. Словно вместе с хлебом проглотила голос.

Однажды в воскресенье она увидела, как я сражаюсь с луковицей, чтобы сварить овощной бульон.

— Все суп да суп! — вдруг взорвалась она. — Что, соус сделать не можешь?

— Не могу.

— Налей масло и обжарь.

Мы подождали, когда появится запах чуть подрумяненного лука. Она открыла бутылку соуса, заготовленного в августе, и я налила его в кастрюлю.

Она проинструктировала меня, какой должен быть огонь и сколько пряных трав нужно положить.

— Пасту я сливаю, — объяснила она. — Ты не умеешь, так что смотри, будь осторожна.

Я накормила семью нормальной пастой с томатным соусом, все, судя по всему, остались довольны, но никто меня не похвалил. Она тоже согласилась немного поесть. Сидела вместе со всеми, как до гибели Винченцо, но держала тарелку под столом, на коленях, и ела, низко склонив голову.

В центре двора перед нашим домом остановился кремовый «мерседес», и его тут же, не веря своим глазам, окружили ребятишки. Из автомобиля вышли двое мужчин, один с усами, другой седой, в широкополой шляпе. Я видела их из окна, они спрашивали что-то у одного из мальчишек, и он указал в мою сторону. Они выглядели как цыгане, и я немного испугалась, но они не поднялись и не позвонили в дверь. Присели на капот и не спеша закурили. Время от времени я украдкой поглядывала на них в окно.

Когда появился отец, возвращавшийся со своего кирпичного завода, они затоптали окурки и пошли ему навстречу: казалось, они его узнали. Он слегка замедлил шаг и посмотрел на них издалека, потом направился прямиком к двери, словно их не замечая. Они преградили ему путь, и по жестам я поняла, что отец сначала поговорил с усачом. Возможно, попросил их подняться. Я незаметно приоткрыла дверь, чтобы послушать, о чем пойдет речь.

— Цыган в свой дом я не пущу. Говорите здесь, если хотите.

С улицы донесся рев мотора, и я не расслышала ответ. Потом раздался раздраженный голос отца:

— Мой сын остался вам должен? Ничего об этом не знаю и знать не хочу. Идите и ищите свои деньги там, где они лежат.

Тот, который стоял ближе, прикоснулся к его руке, как будто хотел успокоить, но отец отмахнулся от него, и шляпа седого, крутясь, улетела вниз. Адриана подошла ко мне, и мы обе стали слушать, затаив дыхание.

Больше ничего не случилось, те двое спустились к машине и уехали, а отец вошел в квартиру и с грохотом захлопнул дверь.

Спустя несколько дней цыгане поджидали нас у школы, но на сей раз уже другие, на маленькой, сильно помятой машине, которую мы толком не смогли разглядеть. Адриана взяла меня за руку, и мы присоединились к группе ее одноклассниц. Пока мы шли по улице, цыгане следовали за нами по пятам широким мужским шагом, потом обогнали нас, остановились и стали ждать. Девочки постепенно разошлись, повернув на свои улицы, и когда до дома было уже недалеко, мы с Адрианой остались вдвоем. Тут один из парней, отделившись от остальных, подошел к нам, слегка улыбаясь. Сестра сжала мою руку потной ладонью: это был условный сигнал к бегству. На этот раз больше испугалась она: когда она была маленькой, ей не раз рассказывали, что цыгане похищают детей. Мы развернулись и что есть духу припустили обратно в школу, но на углу табачной лавки буквально влетели в объятия тех, кто нас искал.

— Почему вы от меня убегаете? Я не хочу вас пугать, только задать один вопрос! — сказал парень.

Ему было лет двадцать, и выглядел он скорее симпатичным, чем опасным. Даже Адриана успокоилась, выпустила мою руку и, мотнув головой, дала понять, что мы готовы его выслушать. Вероятно, ему трудно было говорить с двумя девчонками: он изо всех сил старался вести себя деликатно. Не оставлял ли чего Винченцо для них, своих друзей? Может, мы это сохранили?

— Но ведь наш брат не знал, что скоро умрет. Что он мог нам оставить? — тут же ответила Адриана.

Поспешность ее ответа несколько его смутила. Он сказал, что Винченцо собирался купить мопед и занял у них деньги. Однако он их еще не потратил и готов был в любой момент вернуть — так он говорил им за несколько дней до несчастья. Не могли бы мы их поискать?

— Наверное, он отнес их к себе. Он ведь построил деревянный домик недалеко отсюда, где-то вниз по реке. Он прятал там свои вещи, — соврала маленькая хитрюга и пустилась в туманные объяснения, в каком направлении может находиться эта лачуга.