Сергей Шустов - Бах

Найдя такой ответ, я несколько успокоился. Все стало вроде бы на свои места. Мне необходим Бах в силу моего склада характера. А, скажем, мой сосед — поклонник Вагнера именно потому, что он не похож на меня.

Однако, все оказалось не так просто. Пристально приглядываясь к людям, психологически напрягаясь и прищуриваясь, я вдруг обнаруживаю полную дисгармонию в характерах и пристрастиях людей. Вот этот, например, ярко выраженный эктоморфный тип с церебральным темпераментом, грузный мужчина, склонный к созерцанию и размышлению, любит какие-то совершенно ему неподходящие музыкальные детские «фенечки» в два притопа, три прихлопа! А вот здесь типовой шизофреник по уши погружен в классическую оперу. Хотя ему более всего бы подходила самая распопсовая эстрада…

Так моя теория на практике не подтвердилась. Дала трещину. И вот вам второй аспект: композиторы тоже люди! Здесь я так же начал искать закономерность. Кстати, постоянные поиски ее свидетельствовали о наличии у меня рационального типа познания. А такие типы музыку, и уж тем более классическую, не особо должны жаловать!

Однако, вернемся к композиторам. Вот, скажем, тот же Вагнер. Со своим «Кольцом Нибелунгов». «Полетом Валькирии». «Тристаном и Изольдой». Каким он должен быть как человек? Скажите-ка? Да, да, — непременно рисуется образ волевого, сурового, потрепанного в житейских бурях и много повидавшего невзгод на своем пути «степного волка» (Г. Гессе). Презирающего людей, мизантропа, своенравного и непреклонного. Так ли на самом деле? Почитайте свидетельства о маэстро современников — и многие сомнения зароятся в ваших головах. Зато уж Гитлер, как «личность», известная преклонением именно перед великими вагнеровскими операми с их пафосом и причудами, очень даже подходит под теорию соответствия характера музыкальному пристрастию…

…..

И вот что удивительно: Швейцер, для которого Бах был «духовным наставником», обожал Вагнера. Он сам признавался, что в те минуты, когда не помогал Бах, он искал поддержки в вагнеровской музыке. Как все-таки сложно устроен человек! И это — прекрасно…

Вкус, особенно вкус в области искусства, — вещь необычайно странная, нелепая, непредсказуемая и недоказуемая. Переменчивая и очень уж индивидуальная. О вкусах не спорят. Это верно. А что же тогда можно и должно делать о вкусах? Влспитывают ли споры о вкусах сам вкус?

…Люблю музыку Вагнера — она такая шумная, что можно разговаривать, не рискуя помешать ее слушать другим.

(Оскар Уайльд)

Вагнер и Верди родились в один год. Так же как Шуман и Шопен. Так же как Скрябин и Рахманинов. Так же как Бах и Гендель. Что это — каприз природы? Взращивать музыкальных гениев парами?

Быть может, объяснением «парности» гениев служит полюсное устройство мира? Ведь, кроме того, что эти «пары» родились в один год, каждый из названных пар с абсолютной долей уверенности может «подобрать» себе другую пару в музыкальном мире, и, шире, в мире искусства, по любому параметру! Приходилось, например, встречаться с анализом схожести творчества Баха и Рембрандта. Коим «противостояла» пара Гендель — Рубенс. В мире художественной литературы также легко отыскивались «двойники»: Баху — Достоевский, Генделю — Лев Толстой.

Есть теория магнита. Она проста и говорит, что у магнита не может быть только один полюс. Если полюс один, то это не магнит, а что-то «так», чепуха, никчемность! Магнит обязан иметь два полюса. Парность способна породить мысль. Если есть пара (полюсов, коней или композиторов, по сути неважно!), то есть возможность сопоставлений и сравнений. Если есть что-то одно — то никакой особой «мыследеятельности» из такого факта не извлечешь. Будет просто констатация факта. Или его скучное описание.

Во всех биографиях, жизнеописаниях великих художников парность играет стержневую роль интриги: совершенно невозможно написать увлекательно о человеке, какой бы ни был он одаренный и расталантливый, если около него не толчется, не топчется, не донимает кознями его антипод. Или — хотя бы друг. Но в чем-то отличный от главного героя. Как, например, Штольц от Обломова. Как Сальери от Моцарта. Это — эффект оправы. Или тени. Или — контраста.

Самый интересный, удивительный и, порой, беспощадный антипод Гения живет у него внутри. Психологи иногда называют это явление раздвоением личности; но это — крайний случай. Полюсность Человека видна невооруженным глазом во всем. Хотя бы классическое противопоставление, борьба и, одновременно, невозможность существования друг без друга души и тела. Бренное бытие и загробная жизнь. Земная юдоль и врата рая. Все контрасты мира гнездятся внутри человека. Он сам — вместилище всех мыслимых полюсов. Поэтому биографии мизантропов можно писать и такими красками: в бурях внутренних страстей, не видимых свидетелям, в раздираемых противоречиями собственных переживаний. И — тогда не нужен соперник. Не нужна противопоставляемая Личность.

Удивительно, но у Баха мы не находим ни того, ни другого варианта жизненных коллизий. «Полюсного» соперника нам так и не удалось обнаружить. Противоречий в его натуре биографы не описали. Даже наоборот: все, как один, подчеркивают его самодостаточность, жизнелюбие, цельность характера и мудрый взгляд на мир. Как же про такого человека можно написать захватывающую дух биографию?

И тогда появляется спасительное для фабулы повествования открытие: Бах-обыватель находился в противоречии с Бахом-художником! Все его земные неурядицы и неудачи совершенно не касались того, что творилось у него на композиторской «кухне». Но так ли это? Нет, не так! Смею утверждать, что не вижу противоречий в «стиле» земной жизни Баха и его небесных творениях. Он прошел свой путь достойно, достойно так, как, может быть, ни один другой человек-Творец: он знал, что вся его музыка, создаваемая на земле, уйдет с ним вместе на небеса. В его понимании это была единая дорога!

Когда Иоганн Маттесон готовил свой капитальный труд, посвященный великим музыкантам современности (труд носил весьма интригующее название — «Триумф»), он попросил Генделя и Баха (независимо друг от друга, разумеется) написать «о себе». Набросать, как бы сказали сейчас, хотя бы свои краткие резюме.

Ни тот, ни другой не дали ни строчки. Гендель оправдывался в письмах Маттесону, ведь тот был его другом. Еще другом юности. Ссылался на занятость, на обилие обязанностей и забот. На плохую почту. Вот цитата из одного письма Генделя: «касательно второго пункта (автобиографии — С.Ш.): Вы сами можете рассудить, что для этого нужно много свободного времени; им-то я сейчас и не располагаю, так как должен выполнять свои тягостные обязанности…»