Сергей Минаев - Dyxless. Повесть о ненастоящем человеке

Действительно, раз это ад, то в нем, само собой, должны быть и демоны. Весьма осовремененные демоны. Без рогов и копыт, зато с ксивами и наручниками.

В общем, вышеуказанные демоны, выводят меня из туалета и ведут через зал, обняв за плечи с двух сторон. Скорее всего, со стороны мы выглядим как троица сильно выпивших педиков. Причем двое так сильно сжимают в объятиях идущего посередине (меня то есть), что кажется — они сейчас задушат его в порыве страсти. Для полноты картины было бы неплохо, если бы один из них сделал что-то еще более подчеркивающее наши близкие отношения. Ну например, облизал бы мне ухо! Или схватил за задницу! Отчего-то мне дико смешно. Где-то в глубине мозга я понимаю, что попал в очень неприятную историю, но воспринять ее всерьез мое сознание пока отказывается.

— А танцевать мы пойдем? — спрашиваю я (мне кажется, что юмор способен разрядить неловкость, повисшую между мной и работниками органов).

— Ты щас, сука, потанцуешь! — возникает из-за моей спины третий (который самый маленький). — Ты чо, не врубаешься? Мы ща тебе устроим такие танцы!

— А тебе не рано по клубам ходить, нет? Тут, по-моему, вход только для тех, кому уже восемнадцать…

— Ты, казел, думаешь шутки шутить? Я тебе щас нос сломаю, если рот не заткнешь. — Он оттесняет идущего слева от меня, несильно бьет мне по почкам и жарко говорит в ухо. Мне кажется, он еще и подпрыгивает при этом.

— Товарищи, не позволяйте ему меня бить, а? И потом, у него изо рта воняет. А травить газами заключенных запрещено мировыми конвенциями в защиту гуманного обращения с людьми. Россия, между прочим, участница.

Третий чувак перекашивает лицо от злости и, вероятно, очень хочет меня ударить.

— Спокойно, Паша, спокойно, — говорит ему тот, что с кавказским лицом. — Ты бы не кривлялся, а? Тебе лишние проблемы нужны? — Это уже мне.

Воистину, опер с кавказской внешностью говорил чистую правду. Во-первых, человеку, живущему в мегаполисе, вообще не следует употреблять наркотиков. В этом городе и так все безумцы, и ускорять/изменять свое сознание весьма чревато. Во-вторых, если вы все-таки употребляете стимуляторы, и в особенности делаете это в общественных местах, стремясь таким глупым образом приобщиться к гламурной части населения, будьте готовы к тому, что рано или поздно ваши экзерсисы закончатся в кабинете следователя. В-третьих, и это самое главное, оказавшись в подобной ситуации, не стоит хамить представителям органов. Работа у них, как это ни банально звучит, очень нервная. Каждый раз, вытаскивая из туалета или салона автомобиля обдолбанного тусовщика, они испытывают жёсткий когнитивный диссонанс. Подумайте о том, что содержимое вашего носа потянет на изрядный процент их официального жалованья, а уж поход в заведения, которые вы посещаете, является для них серьезной тратой. (Речь идет о рядовых сотрудниках, а не об их начальстве, разумеется.) Таким образом, сталкиваясь с вами лицом к лицу, они очень сильно хотят наказать своего классового врага. Причем сделать это на месте. А тут еще вы провоцируете их своими дурацкими выходками. Чем больше вы взвинтите ситуацию, тем хуже/дороже все для вас закончится. Самое главное, что вы должны понимать в любой момент своей жизнедеятельности: нет ничего такого, за что вас нельзя было бы привлечь к ответственности. В особенности когда вас ловят со свернутой купюрой в носу. Увсех своя работа, приятель…

Меня выводят на улицу, и тут наши отношения теряют весь романтически-гомосексуальный флер. Не особо церемонясь, они пригибают мою голову, еще сильнее заламывают руки и вытаскивают из кармана мобильный телефон.

— А как же звонок другу? Адвокату в смысле? — спрашиваю я.

— Мы не в Америке. У тебя там, может, героин вместо батарейки.

— Ага. И еще шприц там же, — уже не так весело говорю я.

На место телефона в карман мне запихивают еще что-то.

В голове стремительно вечереет.

Вся сцена разыгрывается на глазах у охраны клуба, которой я успеваю крикнуть:

— Позвоните Мише, у меня неприятности!

В этот момент на меня надевают наручники и заталкивают на заднее сиденье припаркованного неподалеку «жигуленка». На заднем сиденье уже кто-то есть.

— Что, дилера взяли? — осведомляется он у приведших меня.

— Ага. У него там все в правом кармане, — отвечает ему один из моих спутников.

Поскольку руки у меня защелкнуты в наручники за спиной, потрогать, что еще, кроме моего конверта, у меня в кармане, я не могу. К нам подсаживается какой-то новый человек с весьма угрюмым лицом. Таким образом, я оказываюсь между двух сотрудников органов. На переднее сиденье и за руль садятся двое понятых, которые так и представляются:

— Здрасьте. Мы это… понятые, кароче.

Тот, что справа от меня, начинает допрос, стандартно интересуясь, нет ли у меня «предметов, запрещенных действующим законодательством к ввозу, хранению и т. д.».

Я, так же стандартно, отвечаю, что «кроме тех, что положили мне в карманы ваши сотрудники, ничего такого не имею».

— То есть наши сотрудники только и делают, что носят с собой наркотики и всем их подбрасывают? — уточняет он.

— Ну не всем, вероятно, на всех производство не рассчитано.

— Может, перестанем дурачиться и все расскажем, как оно есть? У кого брали, кому перепродавали, давно ли этим занимаемся?

Я понимаю, что такими постановочными вопросами-утверждениями во множественном числе — «перестанем дурачиться», «расскажем», «занимаемся» — создается эффект вовлечения меня в необходимый диалог. Вроде того, что это не я один сейчас расскажу, давно ли ЭТИМ занимаюсь, а мы вместе с этим ментом пройдем долгий путь от преступления до наказания. Срок, надо полагать, или «административку», мы также разделим с ним на двоих? Прием не новый, знакомый из тренингов по продажам, но иногда работающий. Параллельно со стороны прочих участников сцены дознания начинается жесткий прессинг:

— Смотри, его вырвет сейчас, как он уколбашен. Слышь, ты в машине только не блюй!

— Ну чо, как торговать да нюхать — смелость есть, а ща чо сник?

— О-о-о-о, да у него в карманах нормально. Парень, ты хоть понимаешь, СКОЛЬКО ТЕБЕ ДАДУТ?

То есть все идет по плану. Хороший следователь должен сочувствовать плохому парню и задавать хорошие вопросы, тогда как плохой следователь должен просто издеваться. Стоит ли говорить, что раздавленный натиском правосудия плохой парень должен в конце концов все рассказать хорошему следователю?

В этот момент мой рассудок (несколько расслабленный алкоголем и кокаином) отчего-то преображается. С одной стороны, у меня довольно четкое ощущение, что я смотрю на ситуацию со стороны, как кино. А с другой — у меня возникает абсолютная ясность мышления, позволяющая весьма четко отвечать на поставленные вопросы.