Сергей Минаев - Dyxless. Повесть о ненастоящем человеке

Ага. Именно. Что день грядущий мне готовит? Одни вопросы.

Воистину, дорога кокаина с утра — шаг в неизвестность…

Я закрываю глаза. Я в Питере.

Мои отношения с Питером напоминают междинастические браки. Вероятно, так молодые принцы-престолонаследники, которых женили на страшных бабах по политическим мотивам и голубой крови, привыкали любить вопреки. Потому что хочешь не хочешь, а жить придется. Жить, трахаться и рожать новых престолонаследников. Посему заставлять себя любить, выискивая какие-то там интересные черточки в характере, манере поведения и внешнем виде, приходится. Иначе как престолонаследников-то делать? Нередко от такого «чувства вопреки» рождались не совсем нормальные дети. Дети, зачатые без любви.

Так же и у меня. Бывая в этом городе довольно часто по делам бизнеса, я вынужден был привыкать к его серому небу, переменчивой погоде, промозглому климату и желтой воде из крана. И какие такие «дети» получатся у моего с Питером романа без любви, я мог себе представить только в страшных снах.

В моменты моего первого приезда в Питер я пришел к выводу, что из-за депрессивной атмосферы здесь можно делать только следующие вещи: просыпаться с утра, ставиться винтом и тупить; в моменты отходняка заливаться водкой и плакать; рыдать от безысходности и серого неба, свеситься из окна и смешивать свои слезы с перманентным дождем. И трахаться. Отчаянно ебаться, понимая, что из-за таких наклонностей каждый секс может быть последним.

Затем, по прошествии трех лет, я начал постепенно привыкать к Питеру. Наезжал я туда около четырех-пяти раз в год, обзавелся некоторым количеством знакомых, парой бессмысленных адюльтеров и еще большим количеством скандальных историй с хулиганством в клубе, дракой на домашней вечеринке и прочим. В эти годы я пытался притереться к городу. Войти в тусовку, перенять некоторые питерские привычки, чтобы наконец перестать испытывать здесь такую мучительную скуку и депрессию, из которой жутко тяжело выходить даже по приезде в Москву. Когда кажется, что ты привозишь с собой в дорожной сумке камни, отломленные от питерской тоски. Период этого моего заигрывания с Питером не привел ни к чему особенному. Как мне говорили до того разные люди, которые жили или родились в Питере, чтобы привыкнуть к нему, нужно научиться понимать здешних жителей. Они — особенные. Не такие чванливые мещане, как в Москве, гораздо более культурные и менее замороченные на всех этих плотских удовольствиях, чем москвичи. Безусловно, питерцы намного интеллигентнее, образованнее и человечнее прочих жителей России. Не зря ведь Питер считается культурной столицей. Этаким форпостом духовности.

Теперь я гораздо лучше понимаю город и его настроение. Не могу сказать, что путь к этому знанию был легок и приятен, скорее наоборот. А уж открывшиеся мне истины достойны того, чтобы не тратить время на их обретение. Здесь гораздо лучше быть беззаботным командированным и не обременять себя всеми этими фуфельными знаниями. Тем более что обладание ими вам ничем не поможет.

Основная тема высокодуховных жителей Питера — это зацикленность на собственной значимости и особенности. Все разговоры с москвичами в конечном счете сводятся к двум темам: «Европейский Питер — московская Рязань» и «Дай сотку до завтра». Кажется, что надо всем городом тяготеет проклятие «бывшей столицы». Даже люди, приехавшие в Питер из губерний, сразу заражаются этим вирусом. И также начинают вести все эти глупые разговоры про культурную столицу: «У вас там толпы на улицах», «Все деньги в Москву уходят» и т. д. Они моментально выучивают историю Питера, все его исторические памятники и знаковые места (что само по себе великолепно), но иногда попадают в своем желании казаться «истинными петербуржцами» в довольно комичные ситуации.

Однажды я прогуливался по улицам города с питерским знакомым, который с увлечением доказывал мне, как здесь хорошо, «а там у вас в Москве жуть одна». Про то, как ему здесь комфортно и как он мне не завидует. Походя он рассказывал мне истории некоторых памятников истории, а дойдя до какой-то улицы, сказал, что «вот здесь была очень опасная сторона при артобстрелах во время войны». Затем он поведал мне еще что-то об ужасах блокады Ленинграда, я очень уважительно его выслушал и вежливо поинтересовался, погиб ли у него кто-то во время блокады. Он, как бы между делом, совершенно цинично заметил:

— Да нет, ты что! Я ж сюда из-под Мурманска приехал три года назад, — сказал он и продолжил свое увлекательное повествование о тяготах блокадного времени.

Чем обеспечил мне пищу для размышлений и этого сатирического очерка.

Корни всей этой «значимости», безусловно, растут из малого масштаба всего, что происходит в городе. Любому мало-мальски выдающемуся из общего ритма города событию придается колоссальное значение. Будьте показ коллекции какого-то бутика (по пятому разу) или посещение питерским диджеем Ибицы. В последнем случае все главные питерские журналы (числом в два) пестрят заголовками «Наши на Ибице!» или «Питер задает толк» (будто бы этот диджей не сиротливо жался к стене, а реально был хедлайнером всех шоу сезона на острове).

В городе, по большому счету, ничего не происходит. Все варятся в собственном соку, высасывают из пальца поводы, чтобы еще раз собраться и перетереть по сорок восьмому заходу одни и те же сплетни, позлословить по поводу Москвы и, упившись халявным виски на презентации, в очередной раз рассказать знакомым, что ты днями уезжаешь в Москву. Насовсем. К уже готовому и высокодоходному бизнесу. И как ты через год вернешься, а «вы так и будете торчать в своем болоте». Понятно, что никто никуда не уедет и все эти пьяные истории повторятся на следующей неделе.

Таким образом, становится понятно все презрение к Москве со стороны нашей европейской столицы. Во-первых, из-за замкнутости собственного мирка и отсутствия в европейском городе событий европейского же масштаба. Во-вторых, из-за подражательства. Вся питерская тусовка, все события, клубы и рестораны напоминают уменьшенную в размерах Москву пяти-шестилетней давности. Все сводится к противопоставлениям двух городов. Вот у нас здесь интеллигенты, а у вас барыги, у нас правильно говорят «поребрик», а у вас, лохов, почему-то говорят «бордюр». Мы окружены здесь памятниками истории (которые любим до такой степени, что готовы будем до хрипоты противиться сдаче их в аренду коммерческим структурам до тех пор, пока они окончательно не развалятся), а вы окружены клубами и т. д. Как известно, больше всего мы ненавидим то, к чему тянемся, что мы так тщательно копируем, чему завидуем и чем хотим обладать. Одним словом, «объект желания». А зависть почти всегда маскируется снисходительным презрением.