Влад Ридош - Пролетариат

– Слышь, Федя, когда ты уже похудеешь? А то ведь в люк так ни разу и не пролез!

– А нахуя мне туда лезть? На это такие дрищи, как ты, нужны. Я снаружи пользу приношу. Ты бы переломился, если б столько бочек, сколько я, вскрыл.

– Зато я внутри там, знаешь, сколько проторчал? Всю эту хуйню разравнивал да пылью этой ебучей дышал!

– А я, думаешь, не дышал? Пока бочку вскроешь, пока из неё катализатор высыпешь, там такое облако пыли стоит! Всё ебло потом чёрное.

– Ну-ка, мужики! Хорош хуями мериться! Все хорошо поработали! Сделали всё в срок. Хоть поначалу и не шла работа, – замирил спорящих Бригадир.

– Не шла. Если б, блядь, нам работать не мешали, то всё бы шло! То один начальник придёт с умными советами, то другой. Все же понимают дохуя, а как работать, так никого, – ответил Лёлик.

– Ну ты ж знаешь, без этого никуда! Всегда так было, да и будет, чего уж там.

– А Бригадир наш молодец, – сказал Федя, – каких пиздюлей он не огребал наверху, никогда он не срывался на нас. И видно было, что ебли в кабинете у начальника, а с нами запросто, как ничего и не было. Давайте-ка за Бригадира! За нашего Бригадира!

Бригадир что-то запротестовал, но Федя уже разливал по стопкам:

– Не ебёт! Заслужил!

Все поднялись со стопками, чокнулись и хором сказали:

– За Бригадира!

Бригадир же в смущении и благодарности ответил:

– За вас, мужики!

Выпили, сели. Разговор продолжился, то распадаясь на отдельные диалоги, то сливаясь в общий.

– Лёль, ты чё пригорюнился?

– Да нихуя. Нормально всё.

– Ну а чего сидишь с кислым ебалом?

– Да вот подумал, дочка у меня уже совсем большая. Десять скоро. Пока ещё всё: «Папа, папа!» Скоро подрастёт, я ей неинтересен стану. Увлечения там, друзья. А как школу закончит, в институт, надеюсь, поступит, так и всё, помирать можно.

– Лёлик, ты чё, ебанулся? Ну-ка прекрати эти разговоры! Чего это ты помирать собрался?

– Ну а хули? Я ведь для неё и живу. Деньги вон зарабатываю. Себе, что ли? Мне-то нахуй особо ничё не надо. Ну подумаешь, заказываю иной раз что-то на «Али». Так это так, для развлечения. В основном-то всё ей. А как она вырастет, так я и не нужен буду. Чё я, старый дурак, ей компанию свою буду навязывать, что ли? Это пока маленькая, ей всё папка да папка. Мамка даже нахуй не нужна. Играть – ко мне, почитать что-нибудь опять ко мне. Даже спать я укладываю. Маленькая была, нассыт там, бывало, или что, так я и убирал. Своё же, родное.

– Так у тебя ж ещё старшая есть!

– Да нахуй она мне не упала! Старшая… Это моей от первого брака. Мне она никто. Тупая как пробка. Вроде в Новосибирск уезжает, поступать куда-то хочет, пусть съёбывает! Ей моя занимается. Мне она неинтересна. Я даже готовлю когда, ставлю на отдельную полку в холодильнике. Вот это, говорю, для дочки, трогать не смейте! Если что-то вкусное куплю, тоже туда.

– Лёль, слушай, ну неправильно это вроде как-то. Вы ж вместе все живете, так разделять-то…

– Слышь, нахуй, неправильно! Свою жизнь проживи, заведи детей, посмотрим тогда, что правильно, а что нет! – взъерился Лёлик. – Неправильно ему, ебать мой хуй! А когда дочка маленькая совсем была, мы с моей ссорились, и она, чтоб мне насолить, ребёнка ударила, это правильно? Знала, что я дочку больше жизни люблю! Пизда тупая!

– А ты что?

– А что я? Дочку отобрал да своей ответку въёб! Она в крик. Милицию давай вызывать. Ну, хули, приходит участковый. Она ему: так, мол, и так, жену избивает, примите меры, заберите. А мент на меня посмотрел, я-то сам видишь – не маленький, и говорит: «Это он вас ударил? Если б, говорит, он ударил, у вас бы перелом был, а у вас даже синяка нет. С мужем если что не поделили, так и выясняйте сами». Она на него понесла: мол, ах, ты такой-сякой, нахуй вы вообще тогда нужны. Ну он послушал-послушал, послал её подальше и ушёл. А я с тех пор её вообще ненавижу! Предательница ебаная! Сама же, блядь, спровоцировала, а ещё и ментов вызвала!

– Так, может, проще разойтись, чем так?

– У ребёнка должен быть отец, ёб твою мать! У нас же как? Разойдёшься, ребёнка бабе оставят, она мать, вся хуйня. А мы с моей даже не расписаны. Стал бы я ещё жениться на такой пизданутой. Она поначалу, помню, предлагала расписаться. А я говорю: «Нахуя? Живём и живём, ребёнок вон есть, на меня записан, чего тебе ещё надо?» Помню, говорит: «Смотри, какую я тебе дочку красивую родила». А я говорю: «Подумаешь! Не ты, так другая бы родила». А что правильно или нет, так ты поживи с бабой десяток лет, а потом говори… Ладно, хватит уже про баб, давайте лучше про жопу!

– Да заебал ты, Лёлик, уже про жопу! Хоть здесь не надо!

– Я вот ебал как-то одну, – вмешался Вован с уже заплетающимся языком, – ну и хуй выскочил, и я, короче, чуть в жопу ей не засадил с разгону. А она сама мне такая: «Чё, ещё и туда хочешь?» Я аж охуел! «Да не, – говорю, – не хочу». Охота было хуй марать. Экономистка наша была, кстати, помните? Бригадир, а ты ж с ней вроде тоже встречался?

– Да, было дело, мы тогда с женой чуть не разошлись, вернее, и разошлись практически, ну я и поёбывал её.

– Да её кто только не поёбывал! Весь четвёртый этаж, наверное.

Все засмеялись.

– Вот вы говорите «заебал!» да «Лёлик мерзкий», – вдруг громко сказал Лёлик, – а ведь, если серьёзно, если не дурачиться, то хочется повеситься, нахуй. С этой ебанутой работой, с ебанутым начальством, которое само нихуя не шарит, но ебёт нас так, будто это наша вина, что старое оборудование и что механики долбоёбы. И вот смотришь на всё это блядство и думаешь: а нахуй бы нужна такая жизнь? Нахуя это всё? В этой пизданутой стране. Да хули в этой! Я ещё в Союзе родился. Пришёл из армии, Союз развалился. У нас украло все сбережения ебаное государство, потом все эти деноминации, дефлорации и как там их, блядь, ещё. Так что сейчас я уже ни во что нихуя не верю. И в то, что когда-нибудь будет лучше, и в то, что кто-то что-то исправит. Да хули там говорить. Мы же просто холопы, быдло, говно. И отношение к нам как к говну, а как ещё? Да говно мы и есть. И нихуя с этим не сделаешь. Так что давайте лучше про жопу.

Он поднялся и, шатаясь, пошёл в сторону парковки.

– Лёль, ты куда?

Лёлик что-то неразборчиво пробурчал, и понятно было только: «…на хуй…»

– Сходите с ним кто-нибудь, посадите на такси, – сказал Бригадир и дал тут же поднявшемуся Пизде денег, – вот возьми, тут хватит.

– Вот, блядь, и посидели.

Коллективу цеха ***

от оператора ДПУ 6 разряда

Ридоша В. Ф.

Объяснительная

В конце декабря 2009 года, дату точно не помню, я работал в ночную смену. Моим напарником тогда был ***, или просто Лёлик. На третьей турбине был неисправен прибор, контролирующий перепад масло-газ. Замена прибора во время работы была невозможна, а остановку согласовывать никто, конечно, не хотел. В связи с этим работали с неисправным оборудованием, регулируя требуемый параметр вручную, ориентируясь на показания манометра. Около четырёх часов ночи я пошёл заполнять рапорта. Когда я всё заполнил, то подошёл проверить показания этого самого манометра. Голова под утро, честно сказать, не соображала совершенно. Глянув не на тот манометр, я решил, что необходимый параметр не в норме, и решил его подкорректировать. Повернув маховик на столько, чтобы, как я думал, выровнять параметр, я не успел опомниться, как услышал шипение от останавливающейся турбины. Как вы знаете, на ней была завязана работа всего цеха, который и встал почти мгновенно. Я успел только отскочить от турбины, когда из стекляшки вылетел Лёлик. Он, видимо, решил, что я то ли испугался, то ли растерялся, и только спросил: «Что случилось?» Я соврал, что не знаю, и добавил, что шёл с рапортами на ЦПУ, и вдруг всё зашипело. Дальше весь остаток ночи мы пробегали, выполняя все необходимые действия, предписанные при остановке цеха. К утру приехало всё руководство. С нас взяли объяснительные. В объяснительной тогда я написал то же, что сказал Лёлику. В конце смены меня вызвал к себе #####, или просто Кузя. Я еле сдерживал дрожь, когда вошёл в его кабинет. Он указал мне на стул и попросил рассказать, как всё было. Я ещё раз рассказал свою версию, стараясь не сбиваться. Он спросил, уверен ли я, что всё было именно так. Я подтвердил, попытавшись отшутиться, сказав, что раздвоением личности вроде не страдаю. Думаю, что Кузя мне не поверил, но и доказать, что я вру, он не мог. Он спросил, знаю ли я, как регулировать этот параметр. И я ответил, что да, знаю и уже не единожды его регулировал. Он уточнил дополнительно, что, значит, я знаю, в какую сторону и насколько необходимо крутить маховик. Я подтвердил и повторил, что действительно делал это уже не раз. Когда Кузя отпустил меня и я покинул его кабинет, легче мне особо не стало. Спустившись на первый этаж, я увидел Лёлика. Он спросил, о чём меня спрашивал Кузя. Я сказал, что он допытывался, не я ли остановил турбину. Лёлик посмотрел мне в глаза и спросил, правда ли не я ее остановил. Я снова соврал, что правда. На автобус мы уже не успевали, поэтому пошли до проходной пешком. Лёлик собирался зайти в столовую и предложил мне составить ему компанию. Не помню, о чем мы говорили дорогой. Я тогда думал только о том, что подвёл весь цех и о том, что из-за моей ошибки вся смена как угорелая бегала до самого конца утра, а также о том, что все теперь не получат из-за меня премию. Не только ежемесячную, но и, скорее всего, годовую. Мне хотелось всё рассказать Лёлику, но я боялся. Боялся, что он или даст мне пизды, или расскажет всем. Что повлекло бы за собой либо увольнение, либо получение пизды уже от всех. Думаю, все тогда и так догадывались, что это мог сделать я, но, как и у Кузи, доказательств у них не было. Помню, мне хотелось одновременно и остаться наедине с самим собой, и вместе с тем я боялся этого, боялся угрызений совести. Компания Лёлика хоть ненадолго, но откладывала этот тяжёлый момент. Дойдя до проходной и пройдя её, мы отправились в столовую. Народу там было немного, и, простояв в небольшой очереди, мы взяли по кофе и, кажется, кексы. Закончив с пирожными и кофе, мы посидели ещё немного, а затем вышли, уже почти не разговаривая. Каждый из нас был погружён в свои собственные мысли. Несмотря на почти бессонную ночь, спать мне не хотелось. Мы дошли до остановки и стали ждать транспорт. Мы жили в разных концах города, поэтому Лёлику нужен был автобус или троллейбус, а мне – трамвай. Трамвай подошёл раньше, и, попрощавшись, я сел в него. Как вы знаете, остановка у завода конечная, поэтому, немного постояв, трамвай выехал на кольцо и, сделав петлю, поехал в обратном направлении – в сторону города. Я сидел и всю дорогу невидящим взглядом смотрел сквозь стекло, а может, и на само стекло. Если бы кто-нибудь спросил меня тогда, что я там вижу, едва ли я смог бы ответить.