Сергей Петросян - Аль-Лат

— Что ты шепчешь? — спросила она, когда кровь перестала шуметь у нее в ушах.

Он еще сильнее прижал Аллу к себе и, коснувшись губами ее уха, повторил:

— Аль-Лат. Ты — Аль-Лат.

— Не Аль-Лат, а Алла, — улыбнулась она и, поцеловав его в шею, легла щекой на его грудь.

— Аль-Лат — это одна из трех дочерей Аллаха, самая прекрасная из них. Только современные богословы говорят, что ее надо забыть, а в Коране сказано, что «никто из молящихся ей не останется жив». А я хочу молиться тебе, Аль-Лат…

* * *

Две недели пролетели так быстро, что Шакиб и Алла даже не успели привыкнуть друг к другу. Просыпаясь утром, ни он, ни она не нежились в постели до завтрака, что свойственно людям на отдыхе. Вскочить, умыться и скорее выбежать в парк, чтобы успеть погулять, взявшись за руки, пока аллеи еще пусты, или посидеть у самой кромки моря, обнявшись. А вечером, после долгого расставания, поскорее заснуть, чтобы быстрее наступило утро и новая встреча. Алла стеснялась ходить к нему в номер. Ей казалось, что взоры всех отдыхающих обращены на нее с осуждением. Поэтому Жанне все чаще приходилось «дышать воздухом» под звездным небом или в послеобеденную жару. Они ездили гулять на Пицунду, где долго бродили среди сосен, почему-то названных «реликтовыми» и огороженных металлической сеткой.

— И в Израиле, и в Ливане полно таких деревьев, — заметил Шакиб, — но никто их не охраняет.

— А ежевика у вас растет? — хитро улыбнувшись, спросила Алла.

В автобусе, во время экскурсии на озеро Рица они так и просидели, взявшись за руки весь путь по горному серпантину. Даже не вышли подышать воздухом и размяться возле водопада Мужские слезы. Еще пару раз ходили в шашлычную на реке. Вопросов о происхождении мяса Шакиб уже не задавал.

День отъезда был известен и не должен был стать неожиданностью. Кроме того, они вместе ходили в кассу и стояли в очереди за билетом для Аллы. Оба, не сговариваясь, избегали темы расставания в разговорах. Наверное, потому, что не видели в этом смысла — Лена уедет в дождливый Ленинград, а Шакиб через две недели вернется в Перевальное, продолжатся занятия и тренировки, а еще через год он улетит отсутствующим в расписании ночным рейсом в один из аэропортов Ближнего востока. Это было понятно, очевидно и, к сожалению, неизбежно.

Утро отъезда наступило, словно осень. Еще вчера было тепло и можно было загорать и купаться, а сегодня уже небо затянули свинцовые тучи и сырой ветер заставляет кутаться в теплое пальто. Проснувшись утром, Алла неожиданно поняла: все, этот день последний, и продолжения не будет, а будет дальше совсем другая жизнь. Движения стали механическими и бездумными. Стараясь не сосредотачиваться ни на чем, она, словно сомнамбула, одевалась, чистила зубы, складывала вещи в сумку, сдавала белье пришедшей спозаранку кастелянше. Шакиб ждал ее в фойе вместе с Али. Возникла неловкая пауза. Жанна подхватила ее сумку и, взяв Али под руку, потащила его на улицу. Говорить что-либо не было ни сил, ни желания, а автобус в аэропорт уже ждал за воротами. Не глядя друг на друга, сплели пальцы рук и пошли, оставляя позади лето и ощущение счастья. Возле автобуса стукнулись лбами в неловкой попытке поцелуя. В последний момент подбежал невесть откуда взявшийся Гела:

— Книжку забыла. И фотографии я напечатал.

Опять не удалось ничего сказать. Издалека робко помахал рукой Аладдин. Жена крепко держала его за руку. Взревел мотор, обдал остающихся в лете клубами едкого выхлопа. Все…

— А я завтра тоже в Ленинград возвращаюсь, — неожиданно сказал Али, — на поезде.

* * *

— Этот, что ли? — дородная проводница придирчиво оглядывала Шакиба.

— Мой земляк, — представил его Али, — в одной общаге живем. Если надо, будет помогать в дороге.

— А почему земляк зайцем едет? — недоверчиво спросила проводница. — Иностранных студентов без обратного билета на отдых не отправляют.

— Он сюда к девушке приезжал, — нашелся Али. — Всего на два дня. В деканате не знают. Любовь…

— Эх, подведете вы меня под монастырь, — проворчала хозяйка вагона. — Ладно, залезай, черноглазый. Если кто спросит, ты — абхаз. К тете в Ленинград едешь. В служебное купе иди и занимай верхнюю полку.

Шакиб растерянно посмотрел на друга. С железной дорогой он сталкивался впервые.

— Я покажу, — сориентировался Али. — Пойдем скорее, мне еще в свой вагон успеть надо.

В купе стоял настоявшийся запах фруктов и мыла. Вагон дернулся, перрон за окном плавно поплыл назад. Зазвенели стаканы в странных металлических подставках с ручками. Дверь, стуча роликами, отъехала в сторону.

— Давай знакомится, глазастый, — проводница бросила свернутые флажки на столик. — Меня Настя зовут.

— Шакиб. Очень приятно.

— Шакиб… И не запомнишь сразу. Я тебя Шурой звать буду. Чаю хочешь, Шура?

— Да, спасибо.

Настя взяла стакан в металлической подставке и плеснула туда холодной заварки из чайника. Потом вышла в коридор и налила кипяток из странного сооружения, которое обилием заклепок, манометров и медных трубок напоминало дизельный двигатель. Шакиб взял двумя руками стакан и внимательно рассмотрел сложный орнамент, выдавленный на металлической подставке: земной шар, кольца вокруг него и, видимо, космические аппараты в полете.

— Да ты за ручку держи — обожжешься, — улыбнулась Настя. — Подстаканник первый раз увидел?

— У нас чай пьют из маленьких стаканчиков, — объяснил Шакиб. — Они такие круглые, как груши. Так и называются — армуды . И много сахара кладут.

— Бери, сколько надо, — Настя показала на картонную коробку под столом.

Сахар оказался упакованным в бумажные обертки порциями по два кусочка.

— Почему так фруктами пахнет? — спросил Шакиб.

— Так ты на них сидишь, — объяснила проводница. — Багажный ящик забит персиками и грушами. Как ты сказал — «армуды»?

— Что, в Ленинграде нет фруктов?

— Да есть там все на рынке. Только стоят в три раза дороже. Вот и вожу понемногу. Муторное это дело — каждый фрукт осмотреть, в газетку завернуть, до вагона дотащить… А ты точно в Ленинграде учишься? Такое впечатление, что первый раз в поезде.

— Я до этого на самолете летал, — честно признался Шакиб.

— Ладно, сиди пока в купе и не высовывайся. Сейчас остановки пойдут каждые 10—15 минут. Могут ревизоры сесть. А после Туапсе можно расслабиться.

Поезд действительно делал частые остановки и даже не разгонялся. Мелькали мосты через мелкие каменистые речки, сады и дома на склоне гор. Когда Настя открывала дверь, через противоположное окно он увидел море — путь проходил прямо по кромке пляжа. Иногда вагон погружался в полную темноту — состав въезжал в туннель. Смеркалось. С разрешения Насти Шакиб отправился в пятый вагон в гости к Али. Долго не решался преодолеть грохотавшую в темноте межвагонную площадку — казалось, что сейчас провалится вниз, под бешено стучащие колеса. Друга застал распевающим русские песни под гитару в шумной компании курортников. Шакиба угостили теплым пивом, то-то сунул в руку вареное яйцо. Обратно добирался уже по опустевшим коридорам. Поезд спал. Насти в купе не было. Оставив кроссовки под столом, залез на верхнюю полку. Стянул джинсы, свернул и трубочкой, стараясь не просыпать мелочь из карманов, сунул их под подушку. Светившую под потолком синюю лампочку выключать не стал.