Джерри Спинелли - Stargirl. Звездная девочка

Старгерл провела их по внешней стороне забора. Те, кто оставались внутри, выстроились в свою вереницу и запрыгали. Гай Греко отмахал последний «прыг-прыг-прыг», и две колонны столкнулись у ворот. Последовала веселая суматоха с объятиями, поцелуями и воплями.

Вскоре после этого, когда «Серенейдерс» играли «Старгерл пыль», Хиллари Кимбл подошла к Старгерл и сказала:

– Ты все портишь.

И дала ей пощечину.

Толпа тут же замолчала. Две девушки с минуту стояли друг напротив друга. Находившиеся поблизости увидели, как содрогнулись глаза и плечи Хиллари – она ожидала ответного удара. А когда Старгерл наконец зашевелилась, Хиллари поморщилась и закрыла глаза. Но ее коснулись губы, а не ладонь. Старгерл нежно поцеловала ее в щеку. Когда Хиллари открыла глаза, Старгерл уже отошла от нее.

Дори Дилсон ждала у ворот на велосипеде. Старгерл, казалось, проплыла по дорожке в своем лютиковом платье. Она села в коляску, и цветочный велосипед поехал в ночь. И это был последний раз, когда мы видели Старгерл.

Это произошло пятнадцать лет назад. С тех пор прошло пятнадцать Дней святого Валентина.

Я помню то печальное лето после Бала Фукьерий так же ясно, как и все остальное. Однажды, ощущая потребность как-то заполнить пустоту, я подошел к ее дому. Перед ним на земле стоял знак «Продается». Я заглянул в окно. Ничего, только голые стены и полы.

Я отправился к Арчи. Что-то в его улыбке подсказало мне, что он меня ожидал. Мы сели на заднем крыльце. Все казалось обычным. Арчи зажег трубку. Вечернее солнце заливало пустыню золотистым светом. Сеньор Сагуаро терял свои штаны.

Ничего не изменилось.

Изменилось все.

– Куда? – спросил я.

Уголок его рта дернулся, и из него вылетело шелковистое облачко дыма; немного повисело в воздухе, словно дожидаясь восхищения, а затем проплыло мимо уха Арчи.

– Средний Запад. Миннесота.

– Я когда-нибудь увижусь с ней?

Арчи пожал плечами.

– Страна большая. Мир маленький. Кто знает?

– Она даже не дотянула до конца учебного года.

– Ага.

– Просто… сбежала.

– Хм.

– Прошло несколько недель, а кажется, что все это был сон. Она на самом деле тут была? Кем она была? Она была настоящей?

Арчи долго смотрел на меня, скривив губы в ухмылке; глаза его блестели. Затем он потряс головой, словно выходя из транса, и произнес невозмутимым тоном:

– А, ты ожидаешь ответа. Что ты спрашивал?

– Хватит морочить мне голову, Арчи.

Он повернулся на запад. Солнце оплавляло вершины Марикопас.

– Настоящей? Ах да. Такой же настоящей, как мы. Даже не сомневайся. Это хорошие новости.

Он указал трубкой на меня.

– И имя хорошее. Старгерл. Хотя мне кажется, она подразумевала нечто более простое. Звездные люди редки. Тебе повезет, если ты встретишь кого-то еще.

– Звездные люди? – спросил я. – Что-то я вообще ничего не понимаю.

Он усмехнулся.

– Это нормально. Я и сам не понимаю. Просто это мой способ сказать, что я понимаю не больше твоего.

– Так при чем тут звезды?

Он потряс трубкой.

– Хороший вопрос. Звезды были в самом начале. Это они создали ингредиенты, из которых состоим мы, – первоначальные элементы. Мы же все из звезд, понимаешь?

Он поднял череп Барни, грызуна эпохи Палеоцена.

– И Барни тоже.

Я кивнул. Просто так, чтобы поддержать беседу.

– И я думаю, время от времени появляется некто более примитивный, чем мы, остальные, находящийся ближе к нашему началу, острее ощущающий связь с тем, из чего мы созданы.

Слова казались подходящими к ней, хотя я и не мог понять их значения.

Арчи заметил мое недоумение и рассмеялся. Швырнул мне череп Барни и серьезно посмотрел на меня.

– Ты ей нравился, парень.

Настойчивость в его голосе и в глазах заставила меня моргнуть.

– Да, – сказал я.

– Ты же знаешь, что она сделала это ради тебя.

– Что?

– Отказалась от себя самой, на время. Настолько сильно она тебя любила. Как же тебе повезло, парень.

Я не мог заставить себя посмотреть на него.

– Я понимаю.

Он печально и с сожалением покачал головой.

– Нет, не понимаешь. Не можешь еще понимать. Может, когда-нибудь…

Я знаю, что он хотел сказать что-то еще. Возможно, упрекнуть меня в глупости и трусости, в том, что я прозевал свой шанс. Но на его лицо вернулась улыбка, и в глазах снова проявилась нежность, и из его рта не вылетело ничего крепче вишневого дыма.

Я продолжал посещать субботние собрания Ордена Каменной Кости. Мы не говорили о ней до следующего лета. Когда до моего отъезда в колледж оставалось несколько дней, Арчи попросил меня прийти к нему.

Он вывел меня на задний двор, но мы не сели на крыльце, как обычно. Вместо этого он подвел меня к своему сарайчику для инструментов. Отодвинув запор, он открыл дверь – и оказалось, что это вовсе не сарайчик для инструментов.

– Это был ее кабинет, – сказал Арчи, жестом предлагая мне войти.

Здесь находилось все, что я ожидал увидеть в ее комнате. Она так и не рассказала мне, где был ее кабинет. Я увидел мотки лент и оберточной бумаги, стопки разноцветных листов, картонные коробки с газетными вырезками, акварель и банки с краской, желтые телефонные книги.

К одной стене была пришпилена муниципальная карта Майки. Ее испещряли сотни булавок десятка разных цветов. Указаний на то, что они обозначали, не было. Стену напротив покрывал огромный самодельный календарь с квадратиком для каждого дня в году. В квадратиках карандашом были вписаны имена. Над календарем было написано: ДНИ РОЖДЕНИЯ. И только в одном квадратике виднелось красное пятнышко – маленькое сердечко. Рядом с моим именем.

Арчи протянул мне нечто вроде толстого семейного альбома. Выведенный от руки заголовок гласил: «Ранняя жизнь Питера Синковича». Я пролистал его. В нем были фотографии, сделанные в тот день: Питер дерется с девочками из-за своей любимой машинки-банана.

– Я должен подождать пять лет и передать альбом его родителям, – сказал Арчи.

Он показал на архивный шкаф в углу. С тремя ящичками. Я открыл один. В нем лежали десятки красных папок, каждая с ярлычком с написанным именем. Я увидел папку «Борлок». Это я. Я вытащил и открыл ее. Внутри лежала газетная заметка о моем дне рождения, вышедшая в «Майка Таймс» тремя годами ранее. И мое описание из школьной газеты. И фотографии, сделанные тайком: вот я на парковке, вот я выхожу из дома, я в торговом центре. Очевидно, Питер Синкович не был единственным объектом ее съемок. И листок бумаги с двумя колонками: «Любит» и «Не любит». В колонке «Любит» было написано «Галстуки с дикобразами». А чуть ниже: «Бананово-клубничный смузи».

Я положил свою папку на место. Там были и другие имена. Кевин. Дори Дилсон. Мистер Макшейн. Дэнни Пайк. Анна Грисдейл. Даже Хиллари Кимбл и Уэйн Парр.