Денис Блажиевич - Новогодний роман [СИ]

— Согласен с тобой, Антоша — сказал Запеканкин Фиалке — Это удивительно.

— Понял наконец. А еще отказывался.

Они очутились на вокзальной крыше, потому что Антон все хотел рассмотреть подробно.

— Я же не знаю, Петр, в надежные ли руки я тебя отдаю.

— Ты все преувеличиваешь, Антоша — поспешил признаться Запеканкин. Ведь я даже не знаю этой девушки. И она меня тоже.

— Петр, скажи мне когда это кончится? — спросил тогда Фиалка.

— Что, Антоша?

— Когда ты наконец возьмешь в руки дрын и погонишься за своей жар-птицей, валтузя ее во все бока. Ты же охотник, Петр, ты же мужчина. Добыча, запомни это, так просто в руки не дается.

— А зачем мне мертвая жар-птица? — спросил Запеканкин.

— Как зачем? — задумался Антон. — Не знаю. Сделаешь чучело, повесишь на стену и будешь гордиться. Зачем? Честно, даже не знаю. Все так делают. Чтобы поймать удачу, в нее сначала нужно выстрелить и убить.

— Нет, Антоша — подумав, сказал Запеканкин — Мне такая удача ни к чему. Пусть уж лучше так. Буду ждать.

— Ты мне, Петр, это брось. Что за настроения в гвардейском полку? Стучи в барабаны, труби наступление в трубы!

Дальше спорить с Фиалкой Запеканкин не решился. Ночь, проведенная в келье, оставила свой след. Они прокрались на крышу незаметно, как тати, по пожарной лестнице у багажного отделения. Взору открылось снежное плато с невысокой грядой вентиляционных труб и телевизионной мачтой. В оттаявших проталинах с рубероидным дном Запеканкин обнаружил картонный ящик. Пока Антон разговаривал с ветром, Запеканкин, укрывшись за парапетом, разорвал ящик и приспособил разорванные полосы под сиденья.

— Ловко — одобрил Антон.

Антон коленями встал на быстро набухающий картон и достал, отделанный перламутром театральный бинокль. Бинокль нацелился на автобусную остановку.

— Итак, какая тут твоя. Погоди, дай, угадаю.

Фиалкой овладел азарт.

— Сейчас, сейчас мы ее. Замарашка или богиня? Зная тебя, Запеканкин, я уверен, что не ошибусь, если скажу, что это? Это? Хм — сказал Антон, смахивая бинокль с лица, как назойливую муху. — Зная тебя Запеканкин, мне трудно выбрать. Тебе подходят и та и другая. Но мы не ищем легких путей, поэтому будем думать.

Запеканкин и Фиалка смотрели на прицепной вагончик, находившийся рядом с остановкой. Своей формой он напоминал медицинский саквояж из чеховских времен. Вагончик был выкрашен в белый цвет с зеленой полосой, проведенной над колесами. Наверху, где у саквояжа располагались медные львиные головки защелок, стояли на железных лапах два цыпленка, составленные из железных обручей. Обручи были сварены между собой. Две галочки из согнутых железных полос разной длины были приварены: одна хвостом к большому обручу, другая клювом к маленькому. Задрав головы, цыплята клевали снежную крупу, носящуюся в воздухе. Вдоль окна, вырезанного в боку вагончика, наклонным курсивом бежали крупные хорошо заметные буквы красной краски: Дудиловка — гриль. Быстро. Вкусно. Недорого. В окне между электронными весами и тонкими суставчатыми рогами переносного телевизора, скучала девушка.

— Первая — выстрелил вверх указательным пальцем Фиалка.

Девушка была красива. Чистый лоб и тонкие брови. Серые с поволокой глаза, вяло взирающие на мир. Прямые волосы ложились на округлые плечи. На ней был джемпер с неестественно длинными рукавами. Оскорбительная, тиражируемая красота привлекала, но держала на расстоянии.

— Афродита из пены рожденная — охарактеризовал прекрасную девушку Антон. — Теперь посмотрим на другую.

В глубине вагончика стоял большой шкафообразный гриль. За прозрачной створкой все пространство было занято плоскими и длинными, как мушкетерские шпаги, шампурами. На них плотно, как бусины на нитку, были нанизаны золотистые с медным отливом куриные тушки. Они кружились, словно вальсировали. Вторая девушка время от времени останавливала танец. Открывала стеклянную створку. С подставленного протвиня с помощью обрезанной пластиковой бутылки собирала жир и поливала им тушки. Девушки была худощава, хотя здесь стоило бы употребить более точное определение. Она была тоща. На ней была растянутая майка. Судя по всему холодно ей не было, сказывалось соседство с пышущим жаром грилем. На девушке была косынка цвета, давленного сока черничных ягод. Косынка была низко надвинута на глаза, а сзади повязана маленьким остановившимся пропеллером. На лице можно было выделить лишь родниковой чистоты глаза, во всем остальном девушка плотно проигрывала своей напарнице.

— Итак, я повторяю свой вопрос — сказал Фиалка — Замарашка или богиня?

— Хочешь, я скажу, Антоша — поспешил прийти на помощь Запеканкин.

— Ни в коем случае — категорично заявил Антон. Сделав несколько глотков из фляжки, Антон оперся спиной на парапет.

— Начнем рассуждать здраво. — Антон положил на поднятые колени руки.

— Что мы имеем? Мы имеем двух девушек, совершенно разных девушек. И одна из них может составить счастье моего друга, великого художника Запеканкина, разделить с ним тяжкую участь непризнанного гения. — Антон немного фиглярствовал. — Кто же нам нужен? Мы должны сделать правильный выбор, чтобы великий художник занимался творчеством, не отвлекаясь на суровые будни, пока его дама будет работать на трех работах, воспитывать бездарных детей мастера, двоечников и хулиганов, вспомним тезис о природе, которая отдыхает. Кормить с ложечки обеспокоенного постоянными неудачами маэстро, выслушивать его гениальные идеи в перемешку с упреками и наконец досрочно сойти в гроб, заразившись какой-нибудь неизлечимой болезнью, на одной из своих бесчисленных работ. Несомненно, это должна быть незаурядная особа. Теперь пройдемся по девушкам. Я не разговаривал с ними, не знаю, чем они дышат. Но мне достаточно и этого.

Запеканкин слушал, не перебивая, решалась его судьба.

— Первая девушка — продолжал Антон — это богиня. И не спорь, Запеканкин. (Петр и не собирался спорить). Честное слово, будет время, сам за ней приударю. Так налегке, без тяжелой артиллерии. Но она совершенно тебе не подходит, Петр.

— Почему? — спросил Запеканкин.

— Объясняю. Она не подходит тебе по выше перечисленным причинам. Ни за что не подходит. Хотя может быть она и согласится лелеять вашу бездарную талантливость — лихо закрутил Антон, боясь обидеть Запеканкина. — Может быть, она с дуру подумает, что это подвиг, что это жертвенность — Фиалка еще раз обозрел скучающую девушку в бинокль — Хотя вряд ли. А если это и произойдет, в чем я очень сомневаюсь, тебе все равно не удастся побыть в сомнительной роли вдовца, рыдающего над дорогой могилой.

— Ты думаешь, я не буду ее любить — попытался оскорбиться Запеканкин.