Вильям Козлов - Андреевский кавалер

Потом стало тихо, и начальник разведки, оставив наблюдателя, разрешил людям размяться, покурить. Вадим и Павел отошли подальше и присели на поваленную осину, к зеленоватому стволу ее прилепились сухие плоские грибы, напоминающие горбушки ржаного хлеба. С ветвей сосен спускались длинные голубоватые паутины; когда сюда проникал солнечный луч, они становились серебряными, и тогда можно было заметить бегающих по ним крошечных паучков.

— Почему они нам ничего серьезного не поручают? — проговорил Павел. На нем была теплая серая куртка, тесноватая в плечах, широкие галифе, подпоясанные немецким ремнем с оловянной бляхой, на ногах — щегольские лакированные полуботинки, найденные в трофейной офицерской сумке после одного из нападений на немецкий грузовик. — Все ходят на задание, а нас заставляют помогать бабушке еду на всех готовить.

— Семенюк обещал дать из автомата по цели пострелять, — сказал Вадим.

— Они по фашистам, а мы — по цели, — хмыкнул Павел.

— Что мы, на той неделе плохо справились с разведкой? — возмущенно заговорил Вадим. — Были на станции, все высмотрели, засекли, куда фрицы возят снаряды и бомбы, запасные части к самолетам… Дядя Дмитрий объявил благодарность, а сам запретил Семенюку посылать нас с партизанами.

— Вернемся домой — нам достанется на орехи, — сказал Павел.

— А ведь про воинские эшелоны, что сейчас идут по этой ветке, мы с тобой первыми узнали от дежурного по станции, которому помогли перрон подметать… — вспомнил Вадим. — А они нас все за маленьких считают.

— Плохо, когда командир отец, — согласился Павел. — Батя со мной два дня не разговаривал, когда мы удрали на Гнилое болото. — Он задумался. — Помнишь, нас хотели на «кукурузнике» отправить с Василисой в Москву? Твой отец, наверное, сильно расстроился, когда узнал, что ни ты, ни она не прилетели.

— Говорили, летчик без нее не хотел улетать, но Василиса наотрез отказалась, заявила, что в первую очередь нужно эвакуировать в госпиталь тяжелораненых, а она останется воевать в отряде: фашисты убили ее родных… — Вадим задумчиво посмотрел на друга: — Почему ее все зовут Василисой Прекрасной?

— Ты что, слепой? — рассмеялся тот. — Она и есть Василиса Прекрасная.

— Да нет, обыкновенная… — сказал Вадим, отводя от него глаза. — В старушечьем платке, телогрейке, сапогах, и с санитарной сумкой через плечо… Куда ей до Василисы Прекрасной!

— Не век же она будет так ходить, — рассудительно заметил Павел. — Любит она твоего батьку.

— А ну ее! — отмахнулся Вадим.

Ему этот разговор вдруг стал неприятен. У него другой отец — Федор Казаков! Жив ли он? И где теперь мама? Вести в лес приносят только сороки. Как перебазировались, за все время прилетел один «кукурузник».

И все же вспомнился последний разговор с отцом. Перед этим Вадим поссорился с Василисой. Отец был хмур и сердит. Он прислонился к высоченной сосне, подошвы его кирзовых сапог утонули во мху, пиджак распахнулся, воротник рубахи был расстегнут. В этой одежде отец казался деревенским парнем. Когда он появился в отряде, Вадим очень обрадовался. Сначала он и внимания не обратил на высокую девушку, которая не отходила от отца ни на шаг. Вот тогда отец впервые назвал ее Василисой Прекрасной.

— Познакомься, Вадик: Василиса Прекрасная.

Василиса улыбнулась и протянула ему маленькую руку с забинтованным пальцем.

Странные чувства испытывал Вадим, поняв, что отец и Василиса любят друг друга. А это сразу заметили все в отряде. Еще бы! Где отец, там и Василиса Прекрасная! Казалось, что рядом с ней отец даже помолодел.

И все-таки Вадим недолюбливал Василису. Как-то Дмитрий Андреевич после слезных просьб с их стороны разрешил им с Павлом пойти в разведку с Семенюком. И тут вдруг вылезла Василиса, дескать, разве можно жизнь детей подвергать такой опасности? Неужели взрослых мало? Лучше пусть ее возьмут в разведку…

— Не слушай ее, дядя Дима! — до глубины души возмущенный непрошеным вмешательством, заговорил Вадим. — Что она понимает? Пришла тут и распоряжается…

Все слышавший отец ничего тогда не сказал, только осуждающе посмотрел на сына.

В разведку они пошли. Вадим решил, что теперь они с Василисой враги, но когда вернулись, девушка бросилась им навстречу так радостно, что Вадим оттаял.

— Не обижай Василису, — сказал отец перед уходом. — Она очень хороший человек.

Вадим промолчал. Мало ли в отряде хороших людей?

— И я люблю ее, — тихо произнес отец.

И на это Вадим ничего не ответил: он это и так видел, не маленький.

— Ты слышишь, Вадик? — спросил отец.

— Да и любитесь на здоровье, а я тут при чем? — глядя в сторону, выпалил Вадим.

— У бабушки научился так говорить? — чуть заметно нахмурился отец. — Вот что, Вадик, ты еще мал, чтобы кого-либо осуждать. Самому тебе пока не под силу в сложных человеческих отношениях разобраться. Ты послушай меня и запомни. Есть люди, которые с малолетства до старости живут по подсказке, чужим умом. Я таких людей презираю. Человек должен сам строить свою жизнь, больше надеяться на себя, чем на других. Людей много на свете, встретится тебе хороший человек — стоит к нему прислушаться, но и плохие люди любят давать советы, так вот их советы жалят хуже крапивы. И вообще тот, кто живет чужим умом, свой ум постепенно убивает; по подсказке-то жить легче, не надо ломать голову, ни за что не отвечаешь… Живи, Вадим, своим умом. Сейчас жестокая война, нужно выполнять приказы командира, но война не вечна, кончится когда-нибудь, и начнется другая, мирная жизнь. И нелегко вам, мальчишкам, понюхавшим пороху, придется в этой новой жизни… Можешь ты мне сказать, кем ты будешь?

— Военным, — не задумываясь, ответил Вадим.

— Другого ответа я и не ждал от тебя.

— Ты ведь военный? И дядя Митя?

— Кончится эта война, и, может, люди больше никогда не будут воевать, — задумчиво проговорил отец. — Хотелось бы в это верить…

— Я летчиком буду, — упрямо сказал сын.

— Я хотел бы, чтобы ты выбрал мирную профессию… Почему бы тебе не стать историком? Или поэтом? У тебя такое богатое воображение!

— Сочинять стихи? — изумился Вадим.

— Помню, совсем маленьким ты мастак был разные занимательные байки рассказывать!

— Я буду, как ты, военным, — упрямо повторил Вадим.

Ему стало смешно: он толком ни одного стихотворения-то не помнит, вот разве про Луку… Правда, взрослые гонят их с Павлом прочь, когда минер Мишин читает стихи. Только они все равно все слышат.

— Я сегодня ухожу, — перевел отец разговор на другое. — Может, не скоро свидимся, — он помрачнел, — если вообще свидимся… Сам понимаешь, война, а моя работа опасная… Я тебя очень прошу: вместе с бабушкой и Павлом при первой же возможности перебирайтесь к своим, на Большую землю.