Игорь Кузнецов - Дембельский блокнот или Фрагменты почётной службы

Вот сейчас, Боря прочитал письмо из дома и грустит.

— Неприятности?

— Ага! У отца проблемы. Он у меня архитектор, что-то там у него рухнуло. Написал, что посылку выслал, обещал через месяц приехать.

— Мне отец тоже написал, что посылку послал, но почему-то извещения нет, хотя письмо недели две, как получил. Пойдем на почту сходим.

— Пошли.

На почте бравые почтари, под лампой, не скрываясь, просвечивали письма и сортировали их по финансовой привлекательности. Вложили родичи в конверт рубль или нет. Все прекрасно видно, хоть письмо читай. Лампа «двухсотка», не хуже рентгена работает. Затем письма централизовано вскроют, деньги поделят, а на конверты штампик военной цензуры. Особо ушлые родители вкладывали в письма открытки, тогда купюры на просвет видно не было.

На почте меня, можно сказать, огорошили…

— Вы посылку уже получили. Вот квитанция, вот подпись, вот код подразделения.

— Это не моя подпись и код подразделения не мой!

— Кузнецов Игорь Николаевич — это Вы?

— Я

— Тогда идите в строевую часть и ищите своего полного тезку. С ним и разбирайтесь. Хотя постойте, Вам еще одна посылка. Получите, распишитесь.

Посылка была от бабушки. В ней, как я и просил, были две пачки с кусковым сахаром, две полоски белого войлока для стелек и сюрприз — маленькая баночка с соленым самодельным сливочным маслом.

Из войлока я буквально сразу вырезал стельки и воткнул их в сапоги. Эти стельки я проносил весь срок своей службы. При получении новой обуви, я аккуратно вытаскивал эти кусочки Родины и укладывал их на место. В последние полгода стельки почти развалились, но я пришил поверх них шинельное сукно, так и дохаживал, можно сказать, по родной земле. «Бзык» наверное, но мне было это очень важно.

Сахаром поделился со всеми. Сержанты на мою посылку не претендовали. Не было для них в ней ничего интересного, а у всех курков, желание «схомячить» чего-нибудь сладкого было на первом месте. Я даже для того, чтобы избавиться от этого тянущегося, как зубная боль желания съесть конфетку, придумал класть под язык, перед сном, маленький кусочек сахара. Неожиданно помогло! Такая помойка утром во рту образовалась, что о сладостях, просто, думать не мог.

Масло решил оставить себе. Соленое самодельное масло, это не еда, это лакомство и лекарство от депрессии. Спрятал я его в коридоре перед тумбочкой у входа, в плакате с текстом присяги. Плакаты были так капитально сделаны, что если оттянуть это сооружение от стенки, то баночка с маслом отлично держалась изнутри на его каркасе. Стоя ночью на дежурстве, периодически запускал за плакат ручонки и лакомился.

Наш взводный лейтенант Ярсак последнее время ходит какой-то загадочный. Наверное, гадость какую-то задумал, точнее, не сам задумал, а знает что-то такое, что нас всех очень взбодрит. И точно!

— Через неделю прыжки. Прыгаем с Ан-12, сход по рампе. Выпускающий вам только карабины к тросу пристегнет. Побежите по «языку» сами, и не дай вам Бог затормозить или «затупить»!.. И еще! После прыжков перебираемся на полигон и начинаем полноценную учебу. Будем много мерзнуть, а чтобы согреться будем много бегать. Вольно! Разойтись!

Неделю мы усиленно сходили на подвеске с макета самолета, спрыгивали с тумбочек с бумажками между коленок. Задача, при приземлении, не уронить листик. Перед прыжками, разложив на плацу брезентовые столы, наша батарея сложила парашюты. Кто какой укладывал, тот с тем и прыгает. Главное теперь не замочить свой Д-6, а то морозец слабенький ударит и вода схватится, склеивая купол.

Утром марш-бросок до ферганской взлетно-посадочной полосы. Получили свои парашюты и стоим, ждем. Согнулись буквой «Зю» и стоим. Час стоим, два стоим, садиться нельзя — сыро кругом. Ждем своей очереди. Самолет забрал очередную партию и взлетел. Видим как он открыл рампу и вдалеке вниз посыпались маленькие фигурки, потом открылись белые купола. Все! Сейчас АН-12 закроет рампу и настанет наша очередь. Нет! Самолет с открытой задней частью в очередной раз пролетел над взлеткой. Вот еще раз и еще. Кружит над нами. Оказалось, что боец бежавший последним, вдруг запнулся, упал и вцепился в край рампы! Как это возможно? Я не понимаю! Край рампы же плавно закруглен и наклонена она немного вниз. Однако боец уцепился в край мертвой хваткой, а подойти к нему никто не решался. Почему-то эта довольно широкая полоса металла, становится довольно узкой, когда слева, справа и впереди бездна, а лишнего парашюта на борту не оказалось. Вот и кружились, думали, что сам свалится, но потом вроде бы приподняли рампу и сдернули бедолагу. Его потом из ВДВ списали.

Вот и подошла наша очередь. Выстроились в колонну по два и зашли в самолет. Расселись вдоль бортов и взлетели. Выпускающие прицепили карабины линей вытяжных парашютов к тросу над головой, и мы стали ждать сигнала. Сирена и желтая лампа возле кабины пилотов. Встали, выстроились друг за другом. Рампа поползла вниз, открывая провал и пустоту.

— Пошел!!!

Бегу, почти уткнувшись головой в Борькину спину. Вижу слева и справа провал, и впереди мелькают сапоги. Вот и я кувыркнулся вперед. Легкий рывок — вышел вытяжной парашют. Считаю: — 531, 532, 533…. Дергаю кольцо. Тряхнуло, и я повис под куполом. Тишина. Огляделся, вроде бы никого не задеваю. Выдернул шпильку из барометра — прибора для принудительного раскрытия запасного парашюта на высоте двести метров. Не нужно мне такого счастья. Земля приближается, глинистая, но почти сухая. Становится видно направление движения. Разворачиваюсь так, чтобы земля неслась прямо на меня. Прижимаю колени и ступни друг к другу. Немного сгибаю ноги. Движение резко ускорилось. Удар. Падаю на бок и тяну нижние стропы на себя. Купол опадает. Все! Собираю парашют в брезентовую сумку и иду к точке сбора.

Наши все прыгнули хорошо, а в пехоте ЧП — два бойца сошлись на высоте триста метров. Оба купола погасли и пацаны упали….

Утром на плацу строевой смотр. Одеты все по-боевому, с РДшками и автоматами. Если я и надеялся, что до полигона мы как-нибудь поедем, то я ошибся. Побежали, побежали….

Ну, вот, можно сказать, добрались. Добежали, дохромали и доползли. Вокруг запустение и сырость. Одноэтажные деревянные казармы выглядят как старые бараки. Некоторые окна скалятся осколками стекол. Это и есть теперь наш дом на ближайшие два — три месяца. Первым делом нам опять предстоит переводить эти строения в категорию «жилое помещение». Жаль, что отопления нет, и не предвидится, а уже зима. Осколки разбитых окон сразу же пошли на скребки, правда, они очень быстро затупились и я отпросился в поиск, на свободную охоту….

В ближайших казармах шла такая же суета, как и у нас. Там ловить нечего. Расширяю спираль поиска и вижу невдалеке два новых здания. Видно, что в них никто не жил и недавно их активно достраивали. Окна кое-где уже застеклены, а размеры стекол ведь стандартные. Можно попытаться отремонтировать рамы в нашей казарме. Это, скорее всего, готовят офицерское общежитие. Поэтому действую очень аккуратно, а то товарищи офицеры за свой комфорт начнут переживать и устроят мне мстю. Осторожно вытаскиваю из двери забитый гвоздь, разблокирую двери и вхожу внутрь. Какие-то доски, щепки, известь, куски обоев, а стекол нет. Нет битых стекол, целые кое, где попадаются. Поэтому беру несколько листов, которые вроде бы подходят по размеру, и ходу оттуда.