Андрус Кивиряхк - Ноябрь, или Гуменщик

Почему же этим человеком не может быть он, Оскар-амбарщик?

Амбарщик позвал жену.

— Малл, послушай! Схожу-ка я в лес, а? Погляжу, чем эта Лахудра там звенит. Уж не монетами ли.

— Ты что, сдурел? Откликаться на штучки призраков! — стала отговаривать его Малл. — Не ходи никуда! Только что случилась у нас беда, когда твой домовик нам чуть избу не спалил, кто знает, что теперь еще случиться может.

— Не бойся, не бойся! — возразил амбарщик. — Я этих призраков не боюсь. У меня свои уловки есть, как их одолеть. Ты подумай только, а вдруг горшок с золотом обнаружится! Неплохо бы, а?

— Ну конечно же неплохо, но... Будь осторожен! Я ребенка жду, если с тобой что случится, как мне тогда быть?

— Ничего со мной не случится! — заверил ее амбарщик и отправился в лес.

Верещание Май Лахудры слышалось теперь куда явственнее, и тут уж не могло быть сомнений — временами слышался также золотой звон! Амбарщик шел, утопая в сугробах и стараясь по голосу определить нужное направление. Порой ему казалось, что он на верном пути. Голос Май Лахудры становился все ближе, и чудилось, что призрак прячется со своим кладом тут же, в кустах. Но затем голос доносился уже издалека, и амбарщику приходилось менять направление. И так он все углублялся и углублялся в чащу.

Кубьяс Ханс сидел возле своей избы на чурбане и беседовал со снеговиком. Ханс был совсем плох. Борода свалялась, лицо опухло от бессонных ночей, скулы обморожены — смотреть жалко. Уже несколько дней как он не ел толком, не ходил в поместье на службу, только сидел во дворе, слушал снеговика и с наступлением сумерек отправлялся в барский сад, чтобы ощутить запах и тепло тела возлюбленной, исходящие от каменных стен барского дома. Он действительно ощущал их: обострившееся от тоски обоняние чуяло барышню даже сквозь стены, и кожа горела от страсти, как будто баронесса сидела тут же, рядом с ним. От голода, сидения на морозе и великой любви Ханс стал подобен листочку, который трепещет даже от самого слабого дуновения ветра, — он ощущал даже здесь, на своем дворе, присутствие в поместье барышни, и все его тело охватывала сладкая боль.

— Расскажи мне еще про королевну, которая отказалась от своего замка и короны и убежала к простому лесорубу, — попросил он.

— Это всего лишь сказка, — сказал снеговик, — которую я слышал в одном большом городе, где бил струей с крыши собора через водосток в виде головы дракона. По правде говоря, таких историй не случается даже в тех краях, они случаются лишь в сказках. Не лелей напрасных надежд, дорогой Ханс.

— Отчего же? — сказал кубьяс. — Что мне еще остается? А что такое собор?

— Это церковь, — отвечал снеговик. — Но куда больше, чем та, в которую ты ходишь по воскресеньям. Просто огромная церковь, ее башни высятся до самого неба, и солнце днями сияет над ним, проникает внутрь сквозь цветные узорчатые окна, так что изнутри весь собор сияет. Это замечательно красиво.

— Солнце... — пробормотал кубьяс. — Когда же у нас в последний раз светило солнце? Наверное, месяц тому назад. Сейчас только ноябрь, еще вся зима впереди, а до лета столько времени ждать! И даже тогда не увидать мне твоих соборов, фонтанов, про которые ты мне рассказывал, тех каналов, по которым скользят лодочки с влюбленными, рыцарей с яркими флагами и королевских замков, над которыми ты парил облаком.

— Летом у вас тоже красиво, — заметил снеговик. — Я над вашей землей тоже парил облаком. У вас тоже текут реки и летают птицы.

— У нас летают домовики! — возразил кубьяс. — Вон, гляди! — он указал на одного, который как раз с шумом пролетел над ними — с огненным хвостом и большущим мешком, зажатым в зубах. — Вот такие птицы летают у нас. Вообще-то ты тоже домовик. Там, в других краях, ты вполне мог журчать водой в фонтане, а здесь из тебя слепили домовика, и ты должен не журчать, а таскать добро. У нас все превращаются в домовиков. Вот так!

— Какое еще добро я должен тебе таскать? — с легкой улыбкой поинтересовался снеговик.

— Мне? Нет, мне ты не должен ничего таскать. Ты рассказывай! Рассказывай мне свои сказки, в которых не лиса ходит воровать кур, а рыцари и принцессы любят друг друга. Ну, пожалуйста, снеговик! Рассказывай!

Он вздрогнул всем телом, потому что вновь почувствовал, как в далеком поместье прошла барышня, и сладкий запах защекотал ему ноздри, как будто он и не сидит на чурбаке в своем дворе, а стоит рядом с барышней и вдыхает запах ее волос.

Ханс поднялся, потому что охватившая его страсть не давала ему сидеть, и стал ходить по двору взад и вперед.

— Рассказывай, черт побери! — потребовал он.

Когда стало уже смеркаться, а от амбарщика все еще не было ни слуху ни духу, Малл натянула тулуп, нахлобучила шапку и отправилась в лес.

Крики Май Лахудры давно стихли. Под деревьями было темно и страшно. Но Май не повернула обратно, она отважно шагала дальше, не могла же она оставить человека в лесу на произвол судьбы, к тому же зимой и к тому же собственного венчанного мужа, отца своих детей.

Но слезы подступали к горлу, особенно жалко ей было ту деточку, что она носила под сердцем. Подумать только, а если эта кроха так и не увидит своего отца, которого призрак заманил в лес и который, возможно, уже нашел свой страшный конец! Бедная сиротинушка!

— Оскар! Оскар! — звала Малл сквозь слезы. — Где ты? Иди сюда, иди ко мне!

Но никто не отзывался, и Малл в отчаянии бродила среди деревьев, пока не заблудилась. В сгущающихся сумерках она перестала понимать, где находится и куда идти дальше.

— Оскар! Оскар! Помоги! — кричала она в отчаянии, и тут чей-то зловещий голос откликнулся:

— Чего тебе, несчастная?

Это был мерзлюк, он сидел на ветке дерева и, выпучив глаза, смотрел на Малл. Малл знала, что мерзлюков делают из тухлой собачатины и запускают в воздух, чтоб они летали и пугали по лесам людей и доводили их до смерти. Мерзлюков мастерили особенно подлые люди, ведь от этих существ, в отличие от домовиков, проку нет никакого, они приносят одно только зло. Малл слыхала про людей, которым мерзлюки отъели голову и натворили иных безобразий, и она, естественно, ужасно испугалась ублюдка, пристроившегося на ветке, но все же сделала приветливое лицо и сказала:

— Досточтимый господин мерзлюк, не обессудьте, но я ищу своего мужа, Оскара-амбарщика. Вы его случайно не видали?

— Я? Как не видать — видал! — рассмеялся мерзлюк. — Он даже жив еще, разве что заплутал. Если он до дому не доберется, то окочурится. Вот будет пир горой!

— Досточтимый господин мерзлюк, — взмолилась Малл, — помогите мне отыскать его! Не ешьте вы его! Я ношу под сердцем ребеночка, как же он будет без отца!

— Ребеночек, значит, — прогундосил мерзлюк. — А что мне будет, если я тебе помогу?