Моника Летч - Год со Штроблом

Норма сразу сообразила, кто перед ней, внимательно присмотрелась и признала, что внимание мужчин к ней вполне обосновано. Даже когда та в ватнике и каске идет мимо заводской кухни к главному корпусу, на нее заглядываются.

— Не могу сказать, — улыбнулась Норма.

На какое-то мгновение она ощутила неловкость от того, что лежит на глазах этой женщины в мужской комнате, ей хотелось бы предстать перед ней во всеоружии, свежей, подтянутой и энергичной. Чувство это вызвало в ней досаду. «Еще чего не хватало!» — подумала она.

— Извините! Он сказал, что в это время будет! — нетерпеливо проговорила женщина.

— Подождите! — попросила Норма, махнув рукой, повернулась к Улли, позвала: — Эй, проснись!

Улли Зоммер заворочался спросонья в кровати, с трудом открыл припухшие глаза. Штробл? Если Штробл сказал, что будет, он и был бы на месте. А раз его нет, значит, он этого сказать не мог. Вполне возможно, старался объяснить Улли Зоммер, что она неправильно поняла Штробла, он, наверное, что-то другое имел в виду.

Вера бросила на него удивленный взгляд, потом посмотрела на Норму:

— Он это сказал и это же имел в виду, — повернулась и вышла из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь.

— Ох, не завидую я ее мужу, — проворчал вслед ей Улли.

Лег поудобнее, от души зевнул, повернулся на бок и взглянул на Норму.

— Не могла ты спрятаться под одеялом, когда она вошла? — сказал он с упреком.

В ответ на его слова она расхохоталась во все горло и протянула к нему руки. Улли уже сбросил с себя одеяло, когда в коридоре снова зазвучали шаги. На сей раз тяжелые, уверенные, мужские.

— Дрянь дело, — тихо произнес Улли, а когда дверь распахнулась, громко сказал: — Так я и знал, что вы заявитесь в самое неподходящее время! Черт вас принес! Глаза бы мои вас не видели!

У Нормы было такое чувство, будто вся кровь прилила к голове, а сердце застучало в горле. Она не сводила глаз с обоих мужчин, заляпанных грязью с головы до ног. Она знала, какими будут первые слова брата, и ждала, не в силах что-либо предпринять, когда они прозвучат.

— Вон отсюда! — рявкнул Герд.

Норма безмолвно поднялась, взяла со спинки стула белье, слегка покачнулась, натягивая брюки. Пока она одевалась, брат со Штроблом молчали, зато Улли распалился и ругался почем зря, но Норма к его словам не прислушивалась. Зато ее больно поразило, когда, к неописуемому удивлению и Улли, и Штробла, Герд коротко объяснил им, почему прикрикнул на нее:

— Она — моя сестра!

Торопливо сунув руки в рукава пальто, она выбежала в коридор и, как незадолго перед этим Вера, быстро засеменила к выходу из барака. Услышала, как Герд крикнул ей вслед:

— Подожди же, черт бы тебя побрал!

Она даже не оглянулась. Подставляя лицо дождю, глядя под ноги, подошла почти к самому зданию пищеблока, когда ее обогнал мотоцикл. Она подумала: «Штробл! Сейчас он говорит обо мне со Штроблом!» На секунду у нее замерло дыхание, ей почудилось, будто мотоцикл замедляет ход. Она едва не свернула на узкую бетонированную дорожку, ведущую к прачечным, где ей абсолютно нечего было делать, но Герд снова дал газ, и она только и увидела спину Штробла и широкие плечи Герда. Она замедлила шаги, подумала: «Это моя жизнь, и пусть никто в нее не вмешивается. Если я буду стоять на этом, я буду наверху. Я хочу быть наверху, а не падать. Я и есть наверху. Повторись снова такая ситуация, я сказала бы им, а почему вы возмущаетесь? Вы что, ни с кем, кроме Молли, вашего Улли не видели? Ну, может, и не видели. Но знать-то знали. Он никакой не святой, и вы сами его в святые произвести не собираетесь. Как не считаете святыми других девушек. Вы жизнь знаете не понаслышке! И в чужие дела не вмешиваетесь. И только в жизнь ваших сестер, невест, подруг вы считаете себя вправе вмешаться, тут вы позволяете себе возмущаться! Но никакого такого права у вас нет! Хорошо еще, что она смолчала, снесла обидные слова и пренебрежительное к себе отношение. У нее все основания считать, что она наверху, потому что это ее жизнь, а они в нее вмешиваются. Она наверху, и она им еще покажет!»

Шютц поехал на своем мотоцикле к зданию головных боксов и остановился у соседнего барака. Струйки воды скатывались за воротник. Сдвинув рукав кожаной куртки, бросил взгляд на часы. Мельчайшие капельки тотчас же покрыли циферблат.

— Одиннадцать, — сказал он. — Точно, как в Аэрофлоте.

Штробл тоже слез с багажника.

— Просто не представляю, зачем приходила Вера, — проговорил Штробл.

Прислушиваясь к звуку замирающего мотора, Шютц вспоминал, как Норма выбежала из комнаты и как она отвернулась в сторону, когда они проезжали мимо, Вспомнил о короткой, но жаркой перепалке с Улли.

— Ты меня просто смешишь, Герд! Она взрослый человек и может поступать, как ей захочется. И я тоже живу, как хочу. Мне сейчас жить, а не через четыре-пять, а может, и больше лет, когда у меня будет квартира и я смогу сказать: «Эй, Молли!» С ней мне все равно придется разобраться, что у нас к чему. И она не из тех, кого на кривой кобыле объедешь, да и я парень не промах.

Шютц не нашел вразумительных контраргументов, тем более что они со Штроблом в страшной спешке приводили себя в порядок и на ходу ели. Жуя бутерброд и зашнуровывая ботинки, он сказал Улли, что если это все, что он может сказать, то это не больно-то много. Но почему-то и ему самому не пришли в голову доходчивые к убедительные доводы.

— Ну, чего могла хотеть Вера, — сказал он Штроблу. — Наверняка ничего особенного.

— Она — и ничего особенного? Нет, ты шутишь! — Штробл достал из-под куртки папку с графиками работ на завтра и зашагал по направлению к бараку. До Шютца, ставившего мотоцикл на стоянку, доносился звук его тяжелых шагов в коридоре. Когда он открыл дверь барака, на него хлынула волна теплого воздуха, смешанного с табачным дымом. Дверь в тесноватую комнату, где назначили совещание, была приоткрыта. Шютц услышал хрипловатый смех Юрия и скороговорку Зинаиды. Штробл сел рядом с Варей Кисловой на один из двух свободных стульев. Шютц протиснулся мимо Дьердя, который дружески пожал ему руку. Володя Кислов кивнул ему, не прерывая разговора с Юрием. А тот, сдвинув в угол рта папиросу, тоже кивнул и поднял в знак приветствия руку.

Веры не было, ее вызвали по телефону с собрания монтажников и пока она не вернулась, как сказала Зинаида.

Совещание открыл Володя Кислов. Он говорил быстро, собранно, делая время от времени паузы, чтобы Зинаида успевала переводить. Дело вот в чем: монтаж последнего парогенератора для первого блока реактора должен начаться завтра. Это, как всем известно, важный момент монтажа. Тем самым будет закрыта первая циркуляция между баком высокого давления реактора и парогенераторами. Назначенные сроки необходимо выдержать, чтобы не задерживать монтажные работы на второй циркуляции между парогенераторами и турбинами. Сегодня советские специалисты по монтажу уже собирались и анализировали создавшееся положение. Хорошо, что сейчас к ним присоединились Дьердь, Герд и Вольфганг. Варя отругала Володю за то, что из-за него их семьи проведут воскресный день без отцов и мужей. Он же сказал ей в свое оправдание, что тем самым будет выигран целый рабочий день. Итак, что касается этого решения…