Жозе Агуалуза - Всеобщая теория забвения

Все время пребывания в тюрьме он не расставался с алмазами. Ни охранники, ни сокамерники не подозревали, что этот тихий, вечно переживающий за других парень прячет целое состояние. Утром 27 мая 1977 года Соба проснулся от страшного грохота. Выстрелы. Какой-то незнакомец распахнул дверь камеры и крикнул, что он может выходить, если хочет. Тюрьму захватили повстанцы. Юноша пробрался сквозь беспорядочную толпу, невозмутимый, как привидение, чувствуя себя еще более отсутствующим, чем когда блуждал по городу в образе сумасшедшего. Во дворике, под сенью плюмерии, он увидел уважаемую поэтессу, чье имя стало частью истории освободительного движения. Ее посадили через несколько дней после провозглашения Независимости – за поддержку движения интеллигенции, критиковавшей руководство партии. Соба Младший спросил ее о Мадалене. Оказалось, что ту отпустили несколько недель назад. Полиция так и не смогла ничего ей предъявить.

– Выдающаяся женщина! – добавила поэтесса, посоветовав Собе не покидать тюрьму: она считала, что восстание скоро будет подавлено, а сбежавших поймают, будут пытать и расстреляют. – Нас ждет кровавая баня!

Соба Младший согласился. Он заключил ее в крепкие, долгие объятия и ушел навстречу улицам, тонущим в потоках солнечного света. Первым делом надо было найти Мадалену. Он искренне хотел попросить у нее прощения, хотя и знал, что своим появлением может лишь снова навредить ей. Полиция первым делом начнет искать его у нее дома. Он бродил по городу потерянный, в тоске и тревоге, время от времени наблюдая издалека то группы протестующих, то перемещения сил сторонников президента. Какой-то человек увязался за ним с криком: “Фракционер, фракционер!” Тотчас собралась толпа, готовая схватить его. Соба Младший был метр восемьдесят пять ростом, с длинными ногами. Подростком он занимался легкой атлетикой. Однако месяцы, проведенные в тесной камере, лишили его прежней выносливости. Первые пятьсот метров он удерживал бежавших за ним на приличном расстоянии, даже поверил, что получится от них оторваться. Однако число преследователей все росло. Он чувствовал, как грудь разрывается на части. Пот струился по лицу и застилал глаза. Неожиданно перед ним возник велосипед. Не успев увернуться, он упал вместе с ним, но тут же поднялся и, запрыгнув на велосипед, снова оторвался от толпы и свернул в переулок. Тупик. Бросив велосипед, он попытался перебраться через стену. Камень ударил ему в затылок, Соба почувствовал вкус крови во рту, в глазах потемнело. В следующее мгновение он был уже в машине, в наручниках. По бокам сидели двое военных. Они все время кричали.

– Ты сдохнешь, рептилия! – вопил тот, что вел машину. – У нас приказ перестрелять вас всех. Но сначала я вырву тебе ногти, один за другим, пока не расскажешь все, что знаешь. Мне нужны имена фракционеров.

Он так и не вырвал ему ни одного ногтя. На следующем перекрестке на них налетел грузовик, и машину отбросило к тротуару. Дверца на не пострадавшей от удара стороне распахнулась, и Собу буквально выплюнуло наружу, вместе с одним из военных. Соба Младший с трудом поднялся на ноги, машинально стряхнул с себя кровь, свою и чужую, вместе с осколками стекла. Не успев осознать, что произошло, он увидел направляющегося к нему крепкого мужчину – с улыбкой, обнажавшей едва ли не шестьдесят четыре зуба. Мужчина набросил на него куртку, прикрыв ею наручники, и потянул за собой. Четверть часа спустя они зашли в подъезд красивого, хотя и нуждавшегося в ремонте здания и поднялись на одиннадцатый этаж. Соба хромал, он боялся, что у него сломана правая нога.

– Лифты не работают, – извинился мужчина с сияющей улыбкой. – Эти деревенщины бросают мусор прямо в шахту лифта. Забита уже почти до самого верха.

Он пригласил Собу в квартиру. В гостиной на стене висела картина – грубые мазки масляной краски складывались в портрет ее счастливого хозяина. Здесь же, рядом с переносным транзисторным приемником, прямо на полу сидели две женщины. Одна, очень молодая, кормила грудью ребенка. Никто из них не обратил на вошедших никакого внимания. Мужчина с сияющей улыбкой пододвинул Собе стул и жестом предложил сесть. Достав из кармана канцелярскую скрепку, он распрямил ее и склонился над наручниками. Сунул проволоку в замок, досчитал до трех и легким движением открыл его. Потом крикнул что-то на лингала [12] Язык группы башу, на котором говорят в нынешних Конго и Заире, а также в соседствующих с ними регионах северо-востока Анголы. Во время колониальной войны (1959–1975) многие ангольцы, пользуясь родственными связями, эмигрировали в эти страны, вернувшись после провозглашения независимости. . Женщина, что постарше, поднялась, не сказав ни слова, и исчезла в глубине квартиры. Вернулась она через минуту с двумя бутылками пива “Кука”. По радио кто-то яростно орал: Надо их схватить, связать и расстрелять!

Мужчина с сияющей улыбкой покачал головой: – Нет, не для того мы делали Независимость. Не для того, чтобы ангольцы убивали друг друга как бешеные псы. – Он вздохнул. – Теперь надо заняться вашими ранами. Потом отдых. У нас есть свободная комната. Вы останетесь здесь, пока не пройдет вся эта неразбериха. Может пройти много времени, прежде чем неразбериха закончится. Но она закончится, товарищ. Зло тоже должно отдыхать.

В первые месяцы своей самоизоляции Луду редко выходила на террасу без спасительного зонтика. Позже она стала пользоваться высокой, в человеческий рост, картонной коробкой с прорезями для глаз и для рук. Экипированная таким образом, она могла работать на грядках – сеять, собирать урожай и вырывать сорняки. Иногда она свешивалась над перилами террасы, с горечью разглядывая подтопленный город. Тот, кому довелось бы бросить взгляд на ее дом из здания напротив, увидел бы движущуюся коробку, которая то опускается, исчезая, то возникает снова.

Над городом плыли облака, похожие на медуз. По крайней мере, они ей напоминали медуз.

Люди не видят в облаках то, на что они на самом деле походят. Облака либо не похожи ни на что, либо на все сразу, потому что они меняются каждую секунду, а люди видят только то, чего жаждет их сердце. Не нравится слово “сердце”? – тогда выберите другое: душа, подсознание, воображение – то, которое сочтете более подходящим. Однако же ни одно из этих слов не будет точным.

Луду смотрела на облака и видела в них медуз.

Она приобрела привычку разговаривать вслух, повторяя часами напролет одни и те же слова. Чирикание. Писк. Щебет. Взмах. Взлет. Чирикание. Писк. Щебет. Взмах. Взлет. Чирикание. Писк. Щебет. Взмах. Взлет. Чирикание. Писк. Щебет. Взмах. Взлет. Чирикание. Писк. Щебет. Взмах. Взлет. Чирикание. Писк. Щебет. Взмах. Взлет.