Марио Варгас Льоса - Капитан Панталеон и Рота Добрых услуг

— Я верю, что у нас получится, сеньор Пантоха. — Чучупе достает висящий на груди медальончик и целует. — Я дала обет младенцу-мученику, он нам поможет. Ну конечно, если бы вы согласились быть у нас начальником, — совсем другое дело.

— И, говорит, он не вскрикнул, ни слезинки не уронил, даже боли не почувствовал. — Ирис несет в Хранилище креста своего новорожденного, Ирис просит проповедника крестить его, смотрит, как младенец слизывает капельки крови, которыми его окропили.

— Его прибивали гвоздями, а он говорит: «Крепче, братья, не бойтесь, братья, вы делаете мне благо, братья».

— Придется нам продолжать это дело, мамочка. — Чупито мечет камешек в цинковую крышу, Чупито смотрит, как всполошился и рассыпается в разные стороны курятник. — А что остается? Снова открывать бордель в Нанае? Хоть тресни, а конкуренции со Сморчком нам не выдержать, он нас обскакал.

— Заведение в Нанае, вернуться к прежнему? — Чучупе стучит по дереву. Чучупе крестится. — Снова запереться в четырех стенах, вести дела по старинке? Скучно. Гнуть хребет, а легавые будут высасывать из нас всю кровь до капли? Ни за что, Чупон, хоть убей.

— Тут мы привыкли работать с размахом, как люди современные. — Чупито раскидывает руки, словно обнимая небо, город, сельву. — При свете дня, с высоко поднятой головой. Весь смак в том, что тут я постоянно чувствовал, что делаю доброе дело, все равно как милостыню подаю, или утешаю человека в несчастье, или хожу за больным.

— И только просил: «Поскорей, поскорей прибивайте, пока не пришли солдаты, когда они придут, хочу быть уже наверху». — Пенелопа подцепляет клиента на площади 28 Июля, Пенелопа обслуживает его в отеле «Рекена», берет с него 200 солей, отпускает. — А сестрам, которые бились в рыданиях, говорил: «Успокойтесь, я и там, наверху, не покину вас, сестрички».

— Девочки в один голос твердят, сеньор Пантоха, — Чучупе открывает дверцу грузовика, лезет в машину, садится, — он научил нас чувствовать себя полезными, гордиться своим делом.

— Все, как одна, были убиты известием, что вы уходите. — Китаец Порфирио надевает рубашку, Китаец Порфирио садится за руль, разогревает мотор. — Когда отклоем свое дело, главное — вдохнуть в них оптимизм, боевой дух. Это самое главное, плавда?

— А где же они? Исчезли куда-то. — Панталеон Пантоха закрывает борт грузовичка, проверяет запоры, бросает прощальный взгляд на индендантский центр. Хотел попрощаться, поблагодарить за работу.

— Пошли в «Каса Мори» покупать вам подарочек. Чучупе шепчет, показывает в сторону Икитоса, улыбается, расчувствовавшись. — Серебряный медальон с рабыней, а на нем золотыми буквами — ваше имя, сеньор Пантоха. Не говорите им, что я рассказала, притворитесь, будто ничего не знаете, они хотят сделать вам сюрприз. Принесут в аэропорт.

— Черт возьми, вот так штука. — Панталеон Пантоха крутит в руках ключи, проверяет, хорошо ли захлопнулась дверца, лезет в кузов. — Они меня доконают своими фокусами, совсем загрущу. Синфоросо, Паломино! Скорей, а то оставлю тут, мы уезжаем. Прощай, Пантиляндия, до свиданья, Итайа. Трогай, Китаец.

— И в тот момент, как он умер, говорят, небо померкло, а дело было в четыре часа, сгустилась тьма, и полил дождь, народ ослеп от молний и оглох от грома. — Кока ходит в бар «Мао-Мао», Кока в поисках клиентов ездит по стоянкам сплавщиков леса, влюбляется в точильщика. — И все дикие звери завыли и зарычали, а рыбы выпрыгивали из воды проститься с братом Франсиско, который возносился.

— Вещи сложены, сыночек. — Сеньора Леонор складывает тюки, свертки, постели, сеньора Леонор составляет список вещей, сдает дом. — Не уложены только пижама, бритвенные принадлежности и зубная щетка.

— Очень хорошо, мама. — Панта несет чемоданы в агентство «Фосетт», сдает вещи в багаж. — Удалось поговорить с Почей?

— С трудом. — Сеньора Леонор телеграммой заказывает номер в пансионе на фамилию Пантоха. — Было плохо слышно. Приятная новость: завтра она едет в Лиму вместе с малышкой Гладис показать ее нам.

— Приеду, пусть Панта повидается с малышкой, но предупреждаю, этой последней пакости я вашему сыночку в жизни не прощу, сеньора Леонор. — Почита слушает радио, Почита читает журналы, выслушивает сплетни, чувствует, как на улице на нее указывают пальцем, думает, что стала посмешищем всего Чиклайо. — Все газеты только и пишут о том, что было на кладбище, и знаете, как его называют? Сутенером. Да, да, сутенером. — Никогда не помирюсь с ним, сеньора. Никогда в жизни.

— Как хорошо, я так хочу повидать малышку. — Панта обегает магазины на улице Лима, Панта покупает игрушки, куклу, нагруднички, платьице из органди с небесно-голубой лентой. — Изменилась она, наверное, за год, как ты думаешь, мама?

— Поча говорит, Гладис как пышечка, толстенькая, здоровенькая. Я слышала по телефону, как она играла, моя милая внученька. — Сеньора Леонор идет в Хранилище креста в Моронакоче, сеньора Леонор обнимает «сестер», покупает медальончики с изображением младенца-мученика, открытки со святой Игнасией, крестики брата Франсиско. — А как Почита обрадовалась, когда узнала, что тебя переводят из Икитоса, Панта.

— Вот как? Ну что ж, это естественно. — Панта входит в цветочный магазин «Лорето», Панта выбирает орхидею, идет на кладбище, кладет орхидею в нишу Бразильянки. — Но уж, наверное, не так, как ты. Ты, как узнала эту новость, помолодела на двадцать лет. Того гляди, пойдешь петь и плясать по улицам.

— А вот ты, наоборот, ничуть не рад. — Сеньора Леонор переписывает рецепты амазонской кухни, сеньора Леонор покупает ожерелья из семян, из чешуи, из клыков, цветы из птичьих перьев, луки и стрелы из разноцветных ниток. — Никак этого не пойму, сыночек. Вроде как опечален, что бросаешь грязную работу и снова становишься настоящим военным.

— Тут пришли солдаты и прямо рты раскрыли, бандиты, как увидели его, мертвого, на кресте. — Пичуга играет в лотерее, Пичуга переносит воспаление легких, работает служанкой, просит милостыню на папертях. — Иуды, ироды проклятые. Что вы наделали, сумасшедшие, что натворили, казнился этот, из Орконеса, который теперь лейтенант. А братья его и не слушают, все на коленях, руки кверху и молятся, молятся.

— Не то чтобы опечален. — Пантосик всю последнюю ночь бесцельно бродит понурившись по пустынным улицам Икитоса. — Как ни говори, три года жизни. Мне дали трудное задание, и я его выполнил. Несмотря на все сложности, на непонимание, с которым встречался, я, можно сказать, хорошо поработал. Создал живое дело, оно росло, приносило пользу. А теперь его одним ударом разбивают вдребезги, и мне даже спасибо не сказали.

— Значит, грустишь? Просто привык якшаться с этими разбойницами, с этим сбродом. — Сеньора Леонор не знает, что делать с гамаком, и решает забрать с собой в ручную кладь, вместе с чемоданчиком и папкой. — Другой бы радовался, что уезжает отсюда, а ты грустишь.