Моника Хессе - Девушка в голубом пальто

– Амалия, – обращается к ней хозяйка гостиницы. – Кажется, у нас гость. Ты можешь показать номер три? – Повернувшись ко мне, она подмигивает. – Это наш самый большой номер, с самой удобной кроватью.

Девушка выглядит немного старше, чем на фотографии, сделанной в ее день рождения. Появились округлые линии, которых не было на снимке. Она берет мой чемодан, и я следую за ней на второй этаж. Стены комнаты номер три выкрашены бледно-голубой краской, и она украшена морскими раковинами. Окно слегка приоткрыто, чтобы впустить холодный морской воздух.

– Мы подаем обед в шесть, – сообщает Амалия, впервые заговорив со мной. У нее более низкий голос, чем я ожидала. – Ничего особенного, но обычно есть свежая рыба.

– Я знаю, – вырывается у меня. Довольно лаконичное заявление, но я ждала несколько дней, чтобы его сделать.

Она улыбается.

– Значит, вы уже бывали здесь прежде?

Я качаю головой.

– Мириам! Мириам, я знаю правду.

Лицо Мириам становится мертвенно-бледным. Она бросает взгляд через плечо, чтобы убедиться, что никто не слышал ее настоящее имя. Дверь комнаты закрыта, и на улице никого не видно.

– Кто вы?

– Я написала вам письмо. И сложила его звездочкой.

– Я не получала никакого письма.

Ну, конечно, Христоффел передал его настоящей Амалии. И девушка, которая выдает себя за Амалию в гостинице у океана, не получила его.

– Я вас искала, – говорю я.

И тут понимаю, что, поскольку Мириам не получила письмо, она ничего не знает о случившемся. Придется рассказать ей все с самого начала.

У меня уходит на это много времени: Христоффел, Амалия, нацисты, мост. Кое-что доходит до Мириам не сразу, и приходится растолковывать. Ведь она считала, что Амалия скоро приедет. Она думала, что подруга в безопасности. Мириам слушает меня с застывшим лицом. Я вижу, как она потрясена. Девушка кусает верхнюю губу. Я не знала, что у Мириам есть такая привычка. Хотя я целую неделю собирала сведения об этой девушке, на самом деле я ее совсем не знаю. Я слышала воспоминания людей о Мириам и Амалии и объединяла их. В результате получился гибрид, который сильно отличается от девушки, которая сейчас стоит передо мной.

Мириам опускается в кресло у двери.

– Вы уверены? – спрашивает она, когда я заканчиваю рассказ. – Может быть, вы ошиблись?

Тот же вопрос я задала Олли, когда он заявил, что кого-то по фамилии Родвелдт забрали в театр. Как мне тогда хотелось, чтобы это была ошибка!

– Я уверена. Она умерла из-за того, что выдавала себя за вас, – отвечаю я.

Мне не хотелось, чтобы мой ответ прозвучал резко. Просто я пытаюсь понять, что же произошло на самом деле.

Ее глаза наполняются слезами.

– У вас когда-нибудь была лучшая подруга?

Я киваю, чувствуя комок в горле.

– Когда-то. Но ее больше нет.

– Тогда вы понимаете, каково это: любить кого-то, как себя, а потом потерять.

Может быть, нужно оставить Мириам наедине с ее горем? Но я зашла слишком далеко и не могу остановиться.

– Что случилось в ту ночь, Мириам? Когда вы поменялись местами?

Она опускает голову. Наверное, ей не хочется вспоминать. Кажется, она так ничего и не ответит.

– У нас было всего несколько минут. Я бежала из мебельного магазина, не зная, куда идти. И вдруг увидела Амалию. Она плакала, волосы были растрепаны, пальто расстегнуто. Амалия так крепко меня схватила, что я задохнулась. Близился комендантский час, и на улице было полно людей, спешивших домой. Никто не обращал на нас внимания. Я рассказала ей о гибели моей семьи. И она, не раздумывая, сняла пальто. Она сказала, что в кармане есть удостоверение личности и деньги. В тот вечер ей нужно было сесть на поезд, следующий в Кийкдуин. Билет уже был заказан. Тетя Амалии не видела ее с детства. Амалия придумала, чтобы я ехала к ее тете. Она пообещала, что никому не скажет, где я и что случилось. До тех пор, пока не получит известие, что я в безопасности.

– И так и было?

– Почти. – Ее взгляд становится напряженным. – Именно это «почти» останавливало меня всю неделю. Как много раз мне казалось, что я почти поняла что-то! Но потом становилось очевидно, что я ничего не поняла.

– Мириам, у Амалии был секрет, и она рассказала его Христоффелу. Вот почему он выгнал ее из дома. Он так разъярился, что Амалия испугалась. Вы знаете, что это за секрет? Что же такое могла рассказать ему ваша подруга? Ведь он выгнал ее из дома, где она была в безопасности.

Она кусает губы и отводит взгляд.

– Я ничего не знаю.

– Пожалуйста! Я просто пытаюсь понять, что произошло. Вы представить себе не можете, сколько усилий приложили разные люди, чтобы вас найти. Фру Янссен отдала бы что угодно, лишь бы узнать, что случилось.

Ей хочется рассказать. Я вижу, что ей хочется покончить со всем этим. И начать с чистого листа.

– Мириам, вы признались, что Амалия плакала, тогда, на улице. Почему же она плакала? И вообще, почему она оказалась в тот вечер на улице?

Расскажи мне. Расскажи – и покончим с этим.

Мириам медленно достает из кармана бумагу, сложенную звездочкой.

– Это было в кармане пальто Амалии. Там были деньги на поездку и это.

Я беру звездочку и разворачиваю ее. Мириам поднимается с кресла и подходит к окну. Она стоит там, глядя на море.

Дорогая Элизабет!

Прости меня. Прости, хотя я сделала такое, чего нельзя простить.

Я пишу это в трамвае. Если я доберусь вовремя, не придется отдавать тебе это письмо. Пишу на всякий случай. Письмо-на-всякий-случай.

Мы с Т. стали ближе в твое отсутствие. Он внимательно меня слушает, смеется над моими шутками. Кажется, он впервые увидел меня по-настоящему. Я знаю, ты бы не имела ничего против. Ведь ты никогда не любила его так, как я. Ты всегда говорила, что тебе хочется, чтобы ему нравилась я, а не ты. И мне показалось, что он начинает меня любить. Но это было не так. Нет, он не любил. Однажды он посмотрел на меня и сказал: «Тебе нужно сделать прическу, как у Мириам. У нее такие красивые волосы! Когда война закончится, может быть, она тебя научит». И я поняла по его лицу, что он никогда меня не полюбит. Никогда.

Я говорю тебе это, так как хочу, чтобы ты поняла: у меня было разбито сердце. Даже если это и не оправдывает мой поступок. Я вернулась домой с разбитым сердцем. У нас в гостях был дядя. Он спросил, почему у меня такой печальный вид. Я без всякой задней мысли ответила, что мне грустно, потому что мальчик, которого я люблю, не отвечает мне взаимностью. Потому что сохнет по девочке, прячущейся в мебельном магазине. Дядя рассмеялся и заверил, что этот мальчик глуп. Он попросил рассказать побольше об этой девочке. И я рассказала ему о тебе все. Я забыла, что он вступил в НСД.

Или не забыла? Дорогая Элизабет, я думаю об этом с той самой минуты, как поняла, что наделала. Забыла ли я на самом деле, что он вступил в НСД? Или что-то во мне помнило и знало, что делало? Я попытаюсь исправить свою ошибку. Попытаюсь все уладить, если смогу. Прости меня. Прости меня. Прости меня.