Тамара Лисицкая - Поцелуй аиста

Первая новелла называлась «Первый секс».

Наша женщина там была еще молодая и своим примером рассказывала и показывала, как же это все нелегко, когда у человека первый секс. Он же, несмотря на партнера рядом, одинок и перепуган или взволнован в этот момент просто космически, я лично помню! И то, что он сто раз прогуглил тему, насмотрелся картинок, наслушался инструкций — это все равно не избавляет его от необходимости физически самостоятельное первый раз пережить ЭТО! И хорошо, если Это будет произведено как-то более-менее корректно, а если нет?

Третья новелла называлась «Первая смерть».

Там наша женщина уже готовилась умереть и рассуждала на эту тему. Там же человек тоже один! Ну, повезло ему, происходит все не в суете, а благородно, и рядом стоят огорченные родственники — хотя я бы не хотела, чтобы стояли… Я бы, кстати, предпочла умереть тихо, аккуратно, без боли, уснуть. И чтобы, да, чтобы чьи-то родные голоса были за стеной, и они смеялись, а я бы им написала записку, что «все ок, не парьтесь, мне не страшно, зато высплюсь». Или как-то в этом роде… То есть я постаралась бы организовать пространство вокруг иаилучшим образом, чтобы всем показалось, будто я упорхнула на тот свет в счастливом нетерпении, как на вечеринку. Но на самом-то деле в момент смерти я все равно буду бояться… И я буду ОДНА! В любом случае! Я буду умирать, и пыхтеть, и бояться ОДНА!..

И одна я буду РОЖАТЬ.

Вторая новелла называлась «Первые роды».

Кто бы ни стоял рядом, кто бы ни держал меня за руку, кто бы ни отдавал четкие команды — в этот явно очень тяжелый и очень космический момент своей жизни я буду одна… Я и мое тело. Я и мой разум. Мы одни.

И смысл жизни в том, чтобы найти в себе опору…

…Мою творческую работу завернули. Сказали, что экстремизм, бытовуха и порнография.

Но я успела перенести документы на соседнюю кафедру, к филологам.

— Вы точно теперь не одна! — сказала я ей. — С вами теперь ваша старшая девочка. Все, что осталось важного, вы теперь переживете с ней вместе…

Она кивнула очень тихо и показала нам фотографию семилетней нарядной девочки с глазами-вишенками…

— Так выглядит мой ангел.

Тишина. И слезы в тишине. И петарды лупят небо по щекам, а у неба — искры из глаз…

Где-то там, далеко, но рядом, — наши Ангелы. Живут своей маленькой ангельской жизнью, в своем ангельском доме, смотрят свои ангельские мультики. Эти мультики — наши земные жизни. Мужчины и женщины, с красными и серебристыми машинками, в сапожках на каблучках и в блестящих тапочках, с собачками и кошечками в бантиках, с декларациями наперевес, с большими лбами, полными идей и амбиций, с печальными или ясными глазами, с бизнес-планами или протянутой рукой… Бегаем, спим, играем в жизнь, деремся и пиаримся, как заводные. Маленькие такие хорошенькие — с неба не рассмотреть ни шрамов, ни прыщей, ни морщин…

Да их и нет для Ангелов. И для Вечности их нет…

И карьера… Что такое карьера в контексте смерти? Смешно… Карьеры, размеры, банки с огурцами… Что важно для Вечности, скажите?

Ангелы смотрят и переживают каждый раз — ну, как они, поняли уже главное? Поссорились, помирились добились первой премии, нет? И Ангелам, как всем детям, хочется, чтобы мультики заканчивались хорошо.

Но оно так не всегда.

И когда уже совсем невозможно видеть страшный сюжет погибания человека — мало ли что у него: двухстороннее воспаление амбиций, тяжелая форма с осложнениями… глубокий некроз совести… разочарование, проникающее в сердце с разрывом сосудов… тоска разума… травматическая ампутация нежности… — тогда Ангелы совершают простую и спасительную процедуру…

Они спускаются на Землю.

И поселяются внутри людей.

Только так можно управлять взрослыми.

Ангел мой… Я глажу твою пяточку…

И вдруг какая-то суета, опять толпа людей, но не к нам, а в соседнюю, двенадцатую палату. Мои однопалатницы насторожились, и Милка тут же сорвалась в разведку, но Алина Кирилловна со стороны коридора придержала дверь плечом, не дала выйти.

— Погодите, девочки, пять минут! Не мешайте!

Явно что-то происходило с телеведущей из двенадцатой.

— Не поняла… — обернулась к нам Милка. — Они чего, рожать ее повели? Че-та рано! До Нового года еще сутки…

Наступала предновогодняя ночь.

За окном пуляли салютами. Город, страна и мир отмечали новогодние корпоративы. А мы, овощи, сидели у окна и смотрели в декабрьское небо.

— На следующий Новый год поедем с детьми на дачу. Натопим печку, украсим елку… — мечтала Таня. — У меня несколько елок в горшках растет. Альберта Блю Канадская, Сербская Минима и несколько Компакточек. Игрушки еще бабушкины остались, фарфоровые на прищепках, таких ни у кого нет.

— А мы — на море, — вздыхала Александра. — Должны же уже какие-то деньги быть? А то пашу-пашу… Ради чего? Жизнь проходит. Что я, кроме клавиатуры, видела? А там — пальмы. Украсим пальму и будем в бассейне слушать поздравления сразу всех президентов.

— А я просто напьюсь наконец…

— А ты, Милка, глупая женщина…

Новенькая спала после успокоительного. Мы старались не шуметь. Александра поправила одеяло на ее задравшемся до белья животе.

А город уже отмечал.

Под окнами топтались сразу много пап. Всеми семьями пришли поздравить с наступающим — с шариками, с тещами, с собачками…

— Алло! Женечка! Женя! Ты как?

— Я? Прекрасно!

— У меня тут небольшая вечеринка с друзьями! Мы сверстали отличный номер! Я приеду чуть позже, милая, можно?

— Мам… Я себя сейчас ощущаю мамой, а ты — как школьница…

— Да?

— Ага.

— Так что? Отпускаешь на час?

— Мам… Отпускаю…

— Но я приеду все равно!

— Я знаю. Празднуй. Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо.

— У меня все хорошо! Тут вся редакция тебе привет передает! Слушай!

И в трубке пьяный счастливый мужской голос:

— Хээээппи безздэй тууу юююю!

И смех других людей, и звон бокалов, и мама где-то за кадром с возмущением:

— Гедеон Вилорович! С какой стати «Хэппи бездэй»? Новый год же! Вы меня удивляете!

Я смеялась. Так смеялась.

За окном народу прибывало. Можно себе представить, что будет завтра, в Новый год.

В сторонке стояла маленькая бабушка в пуховом платке из того еще времени. Она так пристально и отчаянно смотрела вверх, и так долго…

— Ждет кого-то…

— Не, я не побегу, — Милка улыбалась, набивала смс в телефоне. — Ко мне сейчас мой красавец приедет. Спалился, дурачок! Спросил, какие пирожные больше люблю — с кремом или шоколадом… Ясный пень, стоит уже в очереди в гастрике соседнем…

Александру просить было бессмысленно. Она уже погрузилась в мир новостей, а параллельно в чаты-скайпы-форумы.