Ирма Грушевицкая - Вызов (дилогия)

— Когда они вручили мне этот маленький сверток… — Слёзы снова полились из глаз, но дыхание не сбилось. Я давно научилась плакать спокойно, без всхлипов и истерик. — Помню, я сначала обрадовалась, что у неё такие же светленькие волосики, как были у новорожденного Макса. А потом она открыла свои ясные, лучистые глаза. Не как у Макса. Не тёмные. И вообще не такие. Тогда я всё поняла. Ты понимаешь, что я почувствовала? Кем я себя почувствовала, Ким?

Я снова подняла взгляд на подругу. Она плакала за другим концом моего потёртого кухонного стола. Сколько же слёз было за ним пролито! Сколько горя вынесли эти стены и мы, живущие в этом доме. Сколько ещё сможем вынести? Сколько смогу вынести я?

— Я возненавидела свою дочь, Кимберли! Можешь себе это представить? — Мне стало вдруг больно смотреть на неё, и, закрыв глаза, я медленно начала раскачиваться — туда-сюда, туда-сюда. — Она стала живым воплощением моей измены. Я не оставила Майку ничего. Я забрала у него и жену, и дочь, которую он так ждал и уже очень любил. Я была в ужасе от того, что сделала.

— Но он ничего этого не знал, Ливи! — проплакала подруга. — Он умер счастливым, зная, что вы у него есть, что ждёте его.

— Ты думаешь, мне от этого легче? Да мне во сто крат было бы легче, если бы он жил! Майк никогда бы не узнал правду о рождении Эбби. Да ему это и в голову бы не пришло в чём-либо таком сомневаться! Он бы воспитывал и любил её как свою дочь. Она и сейчас его дочь — для всех, кроме меня. Ты думаешь, это бы меня не успокаивало? Я была бы чёртовой сукой и предательницей, но только сама для себя. А он умер и теперь знает всё.

Ким молчала, не в силах что-либо возразить.

— Мне нужны были эти таблетки и уколы, потому что всё то время, когда мой мозг был в сознании, я плакала и просила прощения у всех — в первую очередь у Майка. Мне не хотелось жить, я корила бога за то, что не меня, а его он забрал. Это была самая страшная расплата за всё, что я сделала. За то, что позволила себе это запретное счастье.

Я одним глотком осушила полный стакан виски и снова закурила сигарету, поднимая стул и ставя его напротив Ким.

— А знаешь, что тогда было самым невыносимым? То, что, будучи в том состоянии, раскаиваясь, я чётко осознавала, что, если бы могла повернуть время вспять, ничего бы не изменила. Мне нужна была та ночь. Лично мне: ни как чьей-то жене, матери, дочери или подруге, а мне, лично мне — Оливии Энн. И я такая, какая есть, и никогда не буду другой. Я приняла себя, приняла как человека, которого разделили надвое, чтобы он смог отдать себя двум людям. Я любила два раза в жизни, Ким. — Иногда шмыгая носом, она внимательно смотрела на меня красными от слёз глазами, понимая, что сейчас я говорю про то, на чём строится моя теперешняя жизнь. — Всю жизнь я любила своего мужа и одно мгновение — Дилана. И обе эти любви мне необходимы. Без них я не я. И я не могла больше называть грехом то, что сделала. Потому что моя Эбби — не грех. Она дар божий. Каждый из этих мужчин был в моей жизни не случайно. Каждый подарил мне то, что сейчас составляет её смысл и счастье. Теперь дети — то, ради чего мне стоит жить. Я готова положить жизнь, чтобы Эбби и Макс были счастливы. Чего бы мне это ни стоило. И когда я приняла себя, смирилась с собой, вот тогда и поехала в первый раз на кладбище к Майклу. Ты должна помнить. Ты отвозила меня туда.

Она кивнула:

— Помню. Ты тогда попросила подождать в машине, а я слишком за тебя боялась и пошла следом.

Я удивилась:

— Правда?

— Да. Я видела, как ты склонилась над могилой, постояла так немножко, потом выпрямилась и быстро пошла назад. Я еле успела вернуться. — Ким потянулась ко мне через стол и пожала руку. — Прости. Я просто сильно волновалась за тебя. Все мы волновались.

— Я оставила на могиле Майка обручальное кольцо, — призналась я. — Зарыла его в изголовье. Я больше не была его женой. Перестала ею быть, когда взглянула в глаза своей дочери. Я любила его, Кими. До сих пор люблю, и всегда буду любить. Мне страшно не хватает Майка. Он всегда был рядом, а теперь его нет. И ты можешь сколько угодно презирать меня, можешь никогда больше не переступать порог моего дома, но я не хочу больше раскаиваться в том, что я теперь такое и что есть моя жизнь.

— Никогда не доставлю тебе подобного удовольствия. — Ким раздраженно отмахнулась. — Не знаю, кто я сейчас больше — кузина Майкла или твоя подруга. Мы с тобой вместе, почитай, что всю жизнь (вытерев слёзы, я энергично ей закивала), — и я не могу не любить тебя, как не могу осуждать или винить в чём-либо. Это твоя жизнь, твоё решение, и оно далось тебе непросто. Я верю в это, вернее, уверена, иначе могла бы сказать, что не знаю тебя. По крайней мере, Ливи, одно ты должна знать точно: я уважаю и люблю тебя ничуть не меньше, чем уважала и любила сегодня утром. — Я растроганно заскулила. — Иди ко мне, моя маленькая лживая сучка, и я заключу тебя в свои сестринские объятия.

Пошатываясь, Ким поднялась из-за стола и направилась ко мне, расставив руки.

Я вдруг осознала, что мы сидим так уже несколько часов и обе до безобразия пьяны.

— Ох, пожалуйста, отвали.

— С удовольствием, дорогая. И, знаешь, похоже, меня сейчас стошнит.

Зажав рот рукой, моя названная сестра метнулась в сторону ванной.

Пока Ким приходила в себя, я позвонила Полу.

— У вас всё в порядке? — спросил он вместо приветствия.

— Ага. Но сегодня твоей жене лучше остаться у меня.

— Что случилось?

— Напились мы с ней. Придём завтра утром. Уложишь детей сам?

Пол устало вздохнул:

— Сейчас первый час ночи. Они уже давно спят.

— Ты просто чудо, ты знаешь это?

— Догадываюсь, — усмехнулся он и повесил трубку.

Я встала из-за стола. Алкоголь перетёк из головы в ноги, и меня сразу же начало штормить. Чёрт, похоже, завтра нас обеих ждёт весёленькое утро.

Ким появилась на пороге кухни бледная, как смерть. Стоя в проходе и держась за дверной косяк, она изо всех сил пыталась выглядеть серьёзной.

— Один вопрос: почему именно сегодня?

— Что сегодня?

Ким вздохнула: моя несообразительность её явно тяготила.

— Почему именно сегодня ты решила всё рассказать?

— Ах, ты об это! — протянула я. — Ну, если вкратце, сегодня я познакомилась с бабушкой Эбби со стороны отца.

— Чего-о-о? — Её карие глаза чуть не вылезли из орбит.

— Того-о-о! — передразнила я. — Владелица агентства, собирающегося напечатать мою книгу — Эллен Мейсен, в замужестве Митчелл. А её дочь, Фиби Хейл, в девичестве Митчелл, собирается заняться художественным оформлением.

— Охренеть! — выдохнула подруга.

— Вот я и охренела. Пойдём спать.

Я начала подталкивать её к выходу. Ким послушно поплелась за мной через гостиную на второй этаж.

— И что ты собираешься с этим делать?