Владимир Сорокин - Ледяная трилогия

Ольга проснулась ранним утром от смутного шума: где-то вдали галдели люди, а просыпаться ужасно не хотелось. С трудом она открыла глаза. В «Ветчине» все двигались, суетились, спрыгивали с кроватей, бежали в коридор. А там, где-то далеко в коридоре, глухо раздался выстрел, другой. Потом — сдавленный крик. Ольга, в трусах и майке, спрыгнула с кровати, глянула на часы: 4.16. Разжала кулак: ключ! Ключа в кулаке не было. Вспомнила: она же за обедом отдала его русским, все им рассказала в надежде, что они возьмут ее с собой в побег. Доверилась решительным русским парням…

— Что стряслось? — спросила Мэрил, свешиваясь с верхней койки.

— Кого-то замочили! — выкрикнула полуголая Салли, спеша в коридор.

«Обманули! Побежали без меня!» — поняла Ольга и в бессилии ударила кулаком по кровати.

Вместе с другими женщинами она выбежала в коридор. Там, перед открытой дверью подсобки, толпилось почти все население бункера. И все лезли в дверь, чертыхаясь и толкаясь. Мужчины были вооружены чем попало — отвинченными от стульев ножками, кусками тумбочек и полок. По ним было ясно — русские предупредили многих о побеге, «Гараж» был готов к нему. «Ветчина» тоже не отставала — женщины лезли в дверь, толкались, вскрикивали; у некоторых в руках Ольга заметила маникюрные ножницы, предметы или обломки предметов, отломанные от чего-то.

«Словно от пожара бегут!» — мелькнуло в голове Ольги.

В толпе были и молодые и пожилые; непричесанная старуха украинка яростно пихалась, сжимая в руках почему-то свернутое жгутом мокрое полотенце и крича:

— Тикай, хлопци! Тикай, шмакадавы!

Так и не поняв, что это значит, Ольга кинулась вперед и ввинтилась в толпу. Протолкнувшись в полутемную подсобку, полную «друзей дохлых сук», рвущихся дальше, она краем глаза заметила слева дверь в хорошо освещенную комнату охраны. Там на полу лежали двое китайцев охранников в униформах с разбитыми головами и лицами. Рядом с ними торчали голые ноги кого-то из русских, тоже лежащего на полу, кажется, толстяка Леши; одна из этих безволосых, гладких ног в белых нестираных носках конвульсивно подрагивала. И тут же Ольга почувствовала запах крови, прорвавшийся сквозь всеобщий запах недавно проснувшихся тел.

«Началось!» — с восторженным страхом подумала Ольга.

В подсобке была мясорубка: кто визжал, кто ругался, кто изо всех сил упирался руками в бледно-голубые стены; трещала и рвалась чья-то ночная одежда, хрустели под ногами швабры, душераздирающе кричала упавшая на пол женщина.

— О, my God… — отчаянно всхлипнул мужской голос. Ольга поняла, что ее сейчас раздавят. Рядом раздались проклятия и мольбы на разных языках.

— Мамочка! — взмолилась Ольга, упираясь лицом в широкий потный затылок веснушчатого весельчака-шведа.

Голова шведа мелко затряслась от дикого усилия, в его теле что-то крякнуло, он выпустил газы; сзади взвыли, навалились, поднаперли — и вместе со шведом, вместе с горбоносой француженкой и длинноволосой немкой Ольга вылетела в широкий коридор и упала. Сзади на нее сразу повалился какой-то юноша, взвизгнул и полез по Ольге, как по дереву. Визжа и царапаясь, Ольга, в свою очередь, стала карабкаться по мускулистому шведу.

— Oh… salauds, putain! — выругалась полузадавленная француженка.

— А-а-а-а! No! No!!! — взвыл кто-то.

Швед рычал под Ольгой, юноша визжал, ползя по ее спине. Она подтянула ноги, зарычала, изо всех сил оттолкнулась и выбралась из мешанины тел. Пошатываясь, вскочила на ноги, вместе со всеми побежала по коридору. Коридор был длинный, хорошо освещенный и достаточно широкий, шире, чем в бункере. В нем попадались редкие двери: на одной — красный крест, на другой — изображение собачьей головы, на третьей — цифра 7.

Ольга бежала по коридору, шлепая босыми ногами по теплому пластику пола. Рядом бежали другие, сталкиваясь и чертыхаясь. Впереди коридор раздваивался, там уже в замешательстве толпились, лихорадочно решая, куда бежать. Кто-то пробормотал слово «лифт», махнув направо, многие побежали туда, а Ольга вдруг заметила на полу редкие капли крови. Они вели налево.

«Русские! — мелькнуло в голове. — Раненый! В него стреляла охрана…»

Почему-то она была уверена, что русские знают, куда бежать. Она кинулась налево. Такой же коридор, но без дверей, тянулся недолго и снова раздваивался. Кто-то бежал за Ольгой, кто-то впереди. Красные капли снова повели налево, Ольга свернула и столкнулась с группой бывших узников, избивающих двух китаянок в белых халатах. Те даже не сопротивлялись. Рядом с ними на полу лежали опрокинутые тележки с чашками, термосами и какими-то пластиковыми банками.

— Лифты здесь! — раздался впереди крик Сергея. — Сюда!

Через спины, руки и лица Ольга увидела в конце коридора три стальные кабины большого лифта. На дверях кабин виднелось одинаковое изображение — красное сердце в окружении двух ледяных молотов. Бросив бездыханных китаянок, все побежали к кабинам. Одним из первых бежал, прихрамывая, Сергей с захваченным пистолетом в руках. Ольга кинулась туда же. Но вдруг двери кабин открылись, в них показались охранники с автоматами наизготовку. Передние из них уже стояли на коленях, чтобы не мешать стрелять задним. Что-то выкрикнули по-китайски, и автоматные очереди слились в один продолжительный залп. Ольга замерла, видя, как пули буквально скосили бегущих перед ней. Светловолосые полуодетые люди, прошитые пулями, валились на пол. Пули свистели вокруг, рикошетили от стен, доносили с собой до Ольги крохотные капли крови и кусочки тел, но сами пока не попадали в Ольгу.

«Вот и все… — мелькнуло в голове. — Сейчас и мне достанется…»

Холодея от ужаса, Ольга кинулась вправо, ежесекундно всем телом ожидая свою пулю. Справа была распахнута дверь, из которой, вероятно, на свое несчастье, и выехали с тележками две китаянки. Изнемогая, оступаясь и падая, Ольга вцепилась рукой в косяк, оттолкнулась ногами от пола, понимая, что не успеет — слишком густо свистели пули вокруг. Но сзади кто-то с силой пнул ее коленом, вталкивая в дверь, и сам влетел следом, сбил с ног.

Ольга покатилась по гладкому полу.

Дверь громко захлопнулась. И сразу стало почти тихо. Только слышно было, как за дверью черноволосые люди с раскосыми глазами продолжают убивать голубоглазых и светловолосых. Ольга вскочила на четвереньки, оглянулась. У двери во весь свой богатырский рост стоял Бьорн. Бледный, с полуоткрытым от ужаса ртом, он упирался спиной в дверь.

— Ликтстольпен! — истерично хохотнула Ольга, вскакивая. — Мамочка… мама… мамуля…

Бьорн оглянулся по сторонам:

— Лифт! Еще лифт!

Ольга тоже огляделась. Они оказались в большом помещении, как она поняла, смежном с их «собачьим» цехом. Здесь стояли длинные металлические столы, низкие металлические шкафы, большой стеклянный шкаф, а в нем — метровая собачья голова из пластика. Собака радостно вываливала из пластикового рта алый язык. Внизу на шкафу лепились красно-золотые иероглифы с восклицательным знаком. А чуть поодаль, в стенном углублении, виднелась квадратная дверь большого грузового лифта.