Владимир Сорокин - Ледяная трилогия

Я взяла ее в свою. Старческие пальцы ее были мягки и прохладны. Юс прижала мою руку к своей груди.

— Дитя мое. Как мне не хватало тебя! — сказала она и с трудом улыбнулась.

Адр принес всем воду и абрикосы.

Мы стали есть абрикосы, запивая их водой.

— Расскажи мне про Дом, — попросила Юс.

Я рассказала. Она слушала с выражением почти детского восторга. Когда я дошла до разговора с Бро и его напутствия, слезы потекли по морщинистым щекам Юс.

— Какое счастье, — прижимала она к груди мою руку. — Какое счастье обрести еще одно живое сердце.

Мы все обнялись.

Затем Ха рассказал о ближайших планах. Нам предстояло сложное дело. Мы с Адр слушали Ха затаив дыхание. Но Юс не могла слушать более десяти секунд: она вскакивала, бросалась ко мне, обнимала мои колени, прижималась, бормоча нежные слова, потом отбегала к окну, стояла, всхлипывая и тряся головой.

В комнате ее был настоящий хаос из вещей и книг, посреди которого как скала возвышалась большая немецкая печатная машинка с заправленным листом. В прежней жизни Юс подрабатывала дома машинописью, а днем печатала в своем министерстве. Теперь у нее не было материальных проблем. Как у всех нас.

Юс умоляла Ха взять ее в командировку, но он запретил ей.

Она разрыдалась.

— Я хочу говорить с тобой… — всхлипывала она, целуя мои колени.

— Ты нужна нам здесь, — обнимал ее Ха.

Юс бил озноб. Вставные челюсти ее клацали, колени тряслись. Мы успокоили ее валерьянкой, уложили в постель, накрыли пуховым одеялом, в ноги сунули грелку. Лицо ее сияло блаженством.

— Я нашла вас, я вас нашла… — беспрерывно шептали ее старческие губы. — Только бы сердце не разорвалось…

Я поцеловала ее руку.

Она с умилением глянула на меня и тут же провалилась в глубокий сон.

Мы вышли, сели в машину и через час езды были на военном аэродроме в Жуковском. Там нас ждал самолет.

Мы разместились в небольшом салоне. Пилот отрапортовал Ха о готовности, и мы взлетели.

До Магадана мы добирались почти сутки: дважды дозаправлялись и переночевали в Красноярске.

Когда я летела над Сибирью и видела бескрайние леса, прорезанные лентами великих сибирских рек, я думала о тысячах голубоглазых и русоволосых братьев и сестер, живущих на необъятных просторах России, ежедневно совершающих механические ритуалы, навязанные цивилизацией, и не догадывающихся о чуде, скрытом в их грудных клетках. Их сердца спят. Проснутся ли они? Или, как миллионы других сердец, отстучав положенное, сгниют в русской земле, так и не узнав опьяняющей мощи сердечного языка?

Я представляла тысячи гробов, исчезающих в могилах и засыпаемых землей, я чувствовала адскую неподвижность остановившихся сердец, гниение в темноте божественных сердечных мышц, проворных червей, пожирающих бессильную плоть, и живое сердце мое содрогалось и трепетало.

— Я должна разбудить их! — шептала я, глядя на проплывающий внизу лесной океан…

В Магадан мы прилетели ранним утром.

Солнце еще не встало. На аэродроме нас ждали две машины с двумя офицерами МГБ. В одну машину погрузили четыре продолговатых цинковых ящика, во вторую сели мы.

Проехав через город, показавшийся мне не лучше, но и не хуже других городов, мы свернули на шоссе и после получаса не очень плавной езды подъехали к воротам большого исправительно-трудового лагеря.

Они сразу же открылись, мы въехали на территорию. Там стояли деревянные бараки, а в углу белело единственное кирпичное здание. Мы подъехали к нему. И нас сразу встретило начальство лагеря — трое офицеров МГБ. Начальник лагеря, майор Горбач, радушно приветствовал нас, стал приглашать в здание администрации. Но Ха сообщил ему, что мы очень торопимся. Тогда он засуетился, отдал распоряжение:

— Сотников, приведи их!

Вскоре привели десятерых изможденных грязных заключенных. Несмотря на теплую летнюю погоду, на них были рваные ватники, валенки и шапки-ушанки.

— У тебя летом в валенках ходят? — спросил Ха Горбача.

— Никак нет, товарищ генерал, — бодро отвечал Горбач. — Я же этих в БУРе держал. Вот и выдал им зимнюю одежду.

— Зачем ты их посадил в БУР?

— Ну… так надежней, товарищ генерал.

— Мудак ты, Горбач, — сказал ему Ха и повернулся к зекам. — Снять головные уборы!

Они сняли свои шапки. Все они выглядели стариками. Семеро были блондинами, один альбиносом, у двоих были совершенно седые волосы. Голубыми глаза были только у четырех, включая седого.

— Слушай, майор, у тебя с головой все в порядке? Контузий не было? — спросил Ха Горбача.

— Я не был на фронте, товарищ генерал, — бледнея, ответил Горбач.

— Тебе каких было приказано найти?

— Блондинистых и светлоглазых.

— Ты цвета нормально различаешь?

— Так точно, нормально.

— Какое, блядь, нормально? — закричал Ха и ткнул пальцем в голову седого зека. — Это что, по-твоему, блондин?

— Он в показаниях написал, что до 1944 года был блондином, товарищ генерал, — ответил Горбач, стоя навытяжку.

— Со смертью играешь, майор, — кольнул его взглядом Ха. — Где помещение?

— Сюда… здесь, прошу вас… — засуетился Горбач, показывая на здание. Ха вынул из портсигара папиросу, размял, понюхал:

— Этих четверых веди туда, делай по инструкции.

— А остальных куда? — робко спросил Горбач.

— На хуй. — Ха кинул папиросу на землю.

Через некоторое время мы вошли в здание. Самую большую комнату отвели под простукивание. Окна в ней были забраны ставнями, горели три яркие лампы, из стен торчали наручники. Четверых пристегнули к ним. Голые по пояс, с завязанными ртами и глазами, они стояли у стен.

Внесли цинковый ящик. Ха распорядился, чтобы все покинули здание.

Адр открыл ящик. Он был с толстыми стенками и весь засыпан искусственным льдом, в котором хранят мороженое. Из-под дымящихся кусков льда торчали ледяные молоты. Я положила на них руки. И сразу же почувствовала невидимую вибрацию небесного льда. Она была божественна! Руки мои трепетали, сердце жадно билось: ЛЕД! Я не видела его так долго!

Адр надел перчатки, вытянул один молот и приступил к делу. Он простучал того самого седого. Он оказался пуст. И быстро умер от ударов. Потом молот взял Ха. Но в этот день нам не повезло: другие тоже оказались пустышками.

Отшвырнув разбитый молот, Ха достал пистолет и добил покалеченных.

— Не так просто найти наших. — С усталой улыбкой Адр вытер пот со лба.

— Зато какое это счастье — находить! — улыбнулась я.

Мы обнялись, кусочки льда хрустели у нас под ногами. Мое сердце чувствовало каждую льдинку.

Выйдя из здания, мы услышали выстрелы неподалеку.

— Это что такое? — спросил Ха у майора.

— Вы же приказали, товарищ генерал, остальных — к высшей мере, — ответил майор.