Халед Хоссейни - Тысяча сияющих солнц [litres]

Лейлу охватил стыд за Залмая. Ничего не поделаешь, малыш ревнует. И ведь до того обожает отца, что все другие мужчины в его глазах достойны лишь презрения.

Она постаралась сменить тему.

Я тебе писал.

Целые тома.

Тома.

– Сколько ты уже живешь в Мури?

– Меньше года. В тюрьме я познакомился с одним пакистанцем, бывшим хоккеистом, Салим зовут. Он уже в годах и в кутузке не новичок. В эту ходку ему дали десять лет за то, что ударил ножом переодетого полицейского. В каждой камере есть свой пахан типа Салима, хитрый, коварный, со связями. Именно через него я узнал, что мама умерла от солнечного удара.

У меня срок был – семь лет. Мне еще повезло. Говорили, у судьи, который рассматривал мое дело, брат женат на афганке. Вот он и проявил милосердие. Не знаю, правда это или нет.

Я освободился в начале зимы двухтысячного года. Салим дал мне адрес и телефон своего брата, Саида. Сказал, у брата гостиница на двадцать номеров с маленьким ресторанчиком. Велел передать, что я от него.

Мури я полюбил с первого взгляда. Вышел из автобуса, увидел заснеженные ели, деревянные коттеджи, дымок из труб, вдохнул горный воздух – и был покорен. Все зло, все беды и несчастья оказались так далеко. Будто совсем в другой мир попал. Саид взял меня на работу дворником и разнорабочим. За месячный испытательный срок заплатил половину нормального жалованья.

Лейла живо представила себе Саида: узкоглазый, краснолицый, он стоял у окна и смотрел, как Тарик расчищает снег; заложив руки за спину, наблюдал, как Тарик разбирает сифон под раковиной; склонившись над конторкой, проверял бухгалтерские документы…

– Поселили меня в сторожке рядом с домиком поварихи, пожилой вдовы по имени Адиба. До гостиницы надо идти через парк, мимо миндальных деревьев, мимо фонтана в форме пирамиды (летом работает круглые сутки).

Через месяц Саид начал мне платить полный оклад, предоставил бесплатный обед, выдал шерстяное пальто и даже купил новый протез. До слез меня растрогал своим добрым отношением. С первой получки я поехал в город и купил Алену. Шерсть у нее совершенно белая. Проснешься снежным утром – а козы словно и нет. Только нос чернеет и глаза.

Тарик смолк. Сверху доносились глухие удары – Залмай швырял мячик в стену.

– Я думала, ты умер, – выдавила Лейла. – Знаю. Ты мне сказала.

У Лейлы перехватило горло.

– Этот человек… – вымолвила она, откашлявшись, – ну, который принес весточку о вас… у него был такой честный вид. Я ему поверила. Я была одна на всем белом свете, и мне было так страшно. Вот я и пошла за Рашида. Иначе…

– Не надо, – мягко сказал Тарик. Ни тени упрека не чувствовалось в его словах. Будто и не было ничего.

– Надо, Тарик. Ведь была и еще причина. О ней ты ничего не знаешь. Я обязана тебе сказать.

– Ты тоже сидел и говорил с ним? – спросил Рашид у Залмая.

Мальчик замялся. Как бы не сболтнуть опять лишнего. А то вон оно как все обернулось.

– Сын, я задал тебе вопрос.

Залмай сглотнул.

– Я был наверху, играл с Мариам.

– А мама?

Залмай умоляюще-виновато поглядел на Лейлу. Глаза его были полны слез.

– Все хорошо, Залмай, – ровно сказала Лейла. – Говори правду.

– Мама была внизу. Говорила с этим мужчиной.

Голосок тонкий-тонкий.

– Понятно, – сказал Рашид. – На пару бабы орудовали.

– Хочу встретиться с ней, – прошептал Тарик. – Хочу ее видеть.

– Обязательно, – сказала Лейла. – Уж я постараюсь.

– Азиза, Азиза, – с улыбкой повторил Тарик, как бы пробуя слово на вкус. – Какое красивое имя.

– И девочка красивая. Сам увидишь.

– Просто не могу дождаться.

Почти десять лет прошло. Как они встречались в тупичке, как целовались тайком! А какая она теперь в его глазах? По-прежнему красивая? Или он видит в ней постаревшую, опустившуюся, пугливую женщину, растерявшую за эти годы все свое очарование? На какое-то мгновение Лейле померещилось, что этих десяти лет не было и они расстались с Тариком вчера. Не было смерти родителей, замужества, обстрелов, убийств, не было талибов, избиений, голодухи… Детей и тех не было.

Лицо у Тарика вдруг омрачилось, ожесточилось. Лейле было хорошо знакомо это выражение. Именно с таким лицом Тарик когда-то отстегнул протез и кинулся на Кадима.

Тарик осторожно прикоснулся к ее распухшей губе. Сказал холодно:

– Это он.

Перед Лейлой в мельчайших подробностях встал тот безумный день, когда они зачали Азизу, сплетение тел, его горячее дыхание, его страсть…

– Мне надо было увезти тебя, – произнес Тарик совсем тихо.

Лейла опустила глаза, сдерживая рыдание.

– Ты сейчас замужняя женщина и мать. И вот перед тобой предстаю я. За эти годы столько всего случилось. Наверное, мне не надо было приезжать. Но я не мог иначе. Ах, Лейла, лучше бы я никуда не уезжал и не расставался с тобой.

– Прекрати, – всхлипнула Лейла.

– Мне надо было настоять на своем, чего бы это ни стоило. Надо было жениться на тебе, пока была такая возможность. Тогда все пошло бы по-другому.

– Не надо. Не говори так. Прошу тебя. Не сыпь соль на рану.

Тарик шагнул было к ней и замер на полдороге.

– Не хочу притворяться. И не хочу ломать тебе жизнь. Если будет лучше, чтоб я исчез, только скажи. И я уеду обратно в Пакистан. И не причиню никаких неприятностей. Только скажи.

– Нет! – выкрикнула Лейла, хватая его за руку и сразу бросая. – Ни за что. Не уезжай. Умоляю тебя, останься.

Тарик помедлил. Кивнул.

– Он работает с двенадцати до восьми. Приходи завтра днем. Мы с тобой навестим Азизу.

– Я его не боюсь, ты ведь знаешь.

– Знаю. Приходи завтра днем.

– А потом?

– Потом… Я должна подумать. Все так… – Да уж. Я понимаю. Прости меня за все.

Я виноват перед тобой.

– Мне не за что тебя прощать. Ты придешь, ты обещал. Ты вернулся.

– Как я рад, что повидал тебя, – растроганно сказал Тарик.

Дрожа, она смотрела ему вслед. Целые тома писем… Лейлу затрясло сильнее. На душе у нее было невыразимо грустно. Но мрак вокруг немножко просветлел.

Слабый лучик надежды – ведь вот он?

Мариам

– Я был наверху, играл с Мариам.

– А мама?

– Мама была внизу. Говорила с этим мужчиной.

– Понятно, – сказал Рашид. – На пару бабы орудовали.

Черты лица у него смягчились, складки на лбу разгладились, подозрительность и недоверчивость куда-то пропали. Рашид сел прямо. Вид у него был… пожалуй, задумчивый. Словно у капитана корабля, которому только что доложили о мятеже на борту, и надо решать, какие шаги предпринять.

И вот решение принято.

Мариам открыла было рот, но Рашид, не глядя на жену, движением руки остановил ее:

– Поздно, Мариам.

Холодно сказал Залмаю:

– Отправляйся наверх, сынок.