Тибор Фишер - Как править миром

– Ты меня помнишь? – спрашивает мужик, топчущийся на крыльце.

На вид – мой ровесник. Старые полинявшие джинсы, коричневая футболка. Может быть, нищий. Может быть, миллиардер. Это Лондон. Миллиардер может делать что хочет. Миллиардер всегда прав, а все остальные – или все остальные, у кого нет миллиарда, то есть, по сути, практически все – не правы. Миллиардеры спокойно расхаживают по городу в выцветших драных футболках. Потому что могут себе позволить.

Но вряд ли ко мне придет миллиардер. И что-то в его интонациях явно указывает на прощелыгу из Южного Лондона, разъезжающего на «порше». Не на шикарном винтажном «порше», а на старом, убитом, насквозь проржавевшем «порше» без страховки; и двое его детей сидят, скорчившись в три погибели, на заднем сиденье, и весь пол усыпан записками от кредиторов с последними предупреждениями, и бак всегда заливается только наполовину, потому что на полный бак нет денег. Этот вид лондонских прощелыг теперь почти вымер под натиском литовцев, ютящихся впятером в одной комнате, и одуревших от ката сомалийцев, принявших эстафету грабежей, воровства и злостных неплатежей на окраинах нашей многострадальной столицы.

Я говорю:

– Нет.

– Не помнишь?

Он улыбается, но как-то нехорошо, как будто я задолжал ему денег или не вернул взятую лет двадцать назад газонокосилку. Кто-то из школы? С работы? Танжер? Олдершот? «Три волхва»? Нет, бесполезно. Я не помню этого мужика и, главное, не хочу вспоминать. Оно мне зачем?

– Нет.

Я просто хотел в последний раз заглянуть домой, прежде чем отдать ключи. Забрать последнюю коробку с вещами. Попрощаться. На минутку предаться добротной жалости к себе. Я не знаю, кто этот мужик, но приди он на десять минут позже, меня бы здесь уже не было.

– Посмотри хорошенько, – говорит он. – Точно не помнишь?

– Нет. – Меня всегда бесит, когда люди не понимают «нет». Нет. Простое, короткое слово. Если я говорю «нет», это и значит «нет». Что здесь непонятного? Заставляю себя добавить: – Извини.

– Совсем не помнишь?

– Нет.

– Ну ладно, – говорит он и отправляет меня в нокаут.

Мне здесь не нравится.

Частые путешествия сужают кругозор. Хочется остановиться в знакомом отеле в Бангкоке (или в Бейруте, или в Багдаде), потому что там очень хороший бассейн, или оттуда удобно добираться в аэропорт, или у них в мини-баре неплохой апельсиновый сок, или ты уже разобрался, как включается душ. Не приходится тратить время на поиски ресторана, где подают завтрак, не нужно выяснять, как добыть кофе (ты охотишься на официанта, или, наоборот, официанты охотятся на тебя?), и какой выключатель действительно выключает лампочку у кровати.

Хочется понимать, как включается кондиционер, и знать все самые приличные блюда в меню обслуживания номеров. Все подобные мелочи, что делают путешествие максимально приятным. Очень не хочется тратить на них мыслительные ресурсы, которые пригодятся, если возникнут какие-то шероховатости. Я должен был сразу сообразить, что если мне не удалось поселиться в любимом бангкокском отеле, то без шероховатостей точно не обойдется.

Мне здесь не нравится. Уже два часа как не нравится, но меня заставляют ждать. Обычное дело. Все можно было решить еще два часа назад, но мне демонстрируют, кто тут главный, как будто и так непонятно. Я – обескураженный иностранец в полицейском участке, на неудобном стуле.

Тайцы – радушные, добрые люди, когда не пакостят. Когда не грабят, не врут в глаза и не усаживают тебя на неудобные стулья.

Я давал взятки полиции на четырех континентах и знаю, что главное – соблюсти этикет. Ошибиться легко: то даешь слишком мало, то слишком много (да, так тоже бывает); то даешь слишком открыто, то слишком робко; то слишком медлишь, то слишком спешишь. Почему бы не сделать памятку для туристов, чтобы человек не ломал себе голову? Хулахупы, сигареты, кожаная куртка (хорошая куртка) и, разумеется, наличные способны творить чудеса.

Входит начальник, шеф местного отделения. У него лицо человека, который запросто санкционирует массовую резню. Лицо человека, который ради забавы забивает щенков молотком.

– Называйте меня Майк, – говорит он.

Его зовут по-другому. Я вижу, на двери написано его имя. Длинное, как сколопендра. Он решил, и вполне обоснованно, что я, отсталый, невежественный фаранг, все равно не сумею произнести его имя правильно. Это вежливость. Или повод для драки. Выбирайте, что вам больше нравится.

– Ваш друг, он же ебанутый псих, – говорит Майк-Живодер, демонстрируя свои познания в ненормативном английском.

– Он не то чтобы мой друг…

– У всех нас есть психованный друг. Такова карма.

Майк явно задумался, стоит ли разъяснить, что такое карма, белому недоумку в моем лице.

– Вам нравится возиться с бумажками? – осведомляется он.

Я отвечаю «нет», рассудив, что такого ответа от меня и ждут.

– Мне тоже не нравится возиться с бумажками, но мне нравятся летние вечеринки в посольстве Великобритании. Вы сможете незамедлительно вывезти мистера Штерна из страны?

Мистер Штерн. Я уже и не помню, когда в последний раз слышал, чтобы его называли мистером Штерном. Вильгельм Штерн, Вилли – Бешеный Веган. Широко известный среди телевизионщиков как «этот псих», «псих бесноватый» или просто Семтекс. Наверное, самый скандальный в мире телеоператор. Сколько раз его увольняли с проектов, забирали в участок, депортировали и били по роже? Я давно потерял счет. Смогу ли я незамедлительно вывезти Семтекса из Таиланда?

– Да.

Я понимаю, что надо бы выпросить пару дней, чтобы закончить работу. Уладить дела. Это мой долг как продюсера и режиссера, как главной пробивной силы проекта: просить невозможного. Напирать. Выбивать. Прошибать стены лбом. Чудеса не случаются каждый день, но мое дело – просить. Раз за разом. Пока сам не забудешь, о чем просил. Если не будешь просить, то вообще ничего не получишь.

Но сейчас слишком жарко, и я слишком устал, чтобы о чем-то просить. Потому что такую стену не прошибешь, как ни бейся. Здесь мы имеем действительно невозможное. Не дозволенное творцом. Даже если бы я очень старался устроить столь грандиозный провал, то все равно не добился бы таких потрясающих результатов. Ибо возможности человека не безграничны.

К своему вящему ужасу, я понимаю, что не просто проигрываю битву, неся потери по всем фронтам. Я уже проиграл. Кто-нибудь, закопайте меня поглубже. Деньги и мед, слава и удовольствия суть стремления юности; с годами осознаешь, что тебе хочется только покоя. Хочется стать Отаном.