Кристоф Оно-ди-Био - Сирена

— Жан-Луи, прошу тебя, — укорила его супруга.

Все слишком много выпили.

Я не помнил, куда дел сумку с плавками, и искал ее в доме, как вдруг заметил приоткрытую дверь, из-за которой просачивался яркий свет. Я тихонько толкнул ее. Комната, освещенная солнцем, лившимся в большой иллюминатор, забранный витражом, была вся покрыта темно-синим фаянсом — пол, стены и потолок. Из мебели только широкая кровать, тоже синяя. А над ней существо в человеческий рост выходило из стены. Она была видна почти до колен и, казалось, протягивала руки к спящему, чтобы он помог ей выбраться — или желая утащить его к себе. Две округлые белые груди выступали на ее теле, покрытом до того места, где тело уходило в стену, чешуей. Младшая сестра — вернее, старшая — той сирены, что я видел в винном погребке. И волосы у нее была такие же, из натуральной губки, обожженной солнцем. Окаменевший пожар.

— Обожаю прилечь здесь после обеда…

Я вздрогнул. Это был профессор.

— Кто ее сделал? — Спросил я, показывая на статую.

Его улыбка стала шире.

— Это мой друг Фабио. Замечательный художник.

Хочу ли я с ним познакомиться? Он работал здесь, совсем рядом, в деревушке Марина ди Прайя. Свою мастерскую он устроил в башне. Он знал всех знаменитостей семидесятых, которые приезжали танцевать совсем рядом, в ночной клуб, куда можно было добраться только на лодке. Профессор объяснил мне, как туда доехать, и спросил, показав на кровать:

— Вы уверены, что не хотите вздремнуть?

— Меня ждет жена.

— Вам очень повезло.

Я нашел Пас у «Марлина», где молодежь, разложив на дамбе целый урожай морских ежей, вскрывала их перочинными ножами. Оранжевая сердцевина блестела на солнце. Рядом с этими молодыми телами я чувствовал себя старым и почти невидимым. «Наконец-то ты пришел», — сказала она мне, садясь; купальник обтягивал ее горделивую грудь, которую эти юнцы, судя по их настойчивым взглядам, охотно выпустили бы на свободу.

— Идиотизм, в сущности, эти истории про сирен, — сказала она.

— Почему?

— Женщина-хищница губит мужчин своими любовными песнями. Старое как мир клише. А если вдобавок эти сирены были всего лишь putas [19] Шлюхи ( исп .). , которых идеализировали бедолаги, измученные неделями сексуального воздержания, то, честно говоря…

— Но ты не дослушала до конца. Это знание, которое они обещают, тотальное знание.

— Знание, знание. Мы ничего не знаем, Сезар. Увы, мы ничего не знаем.

Она и не подозревала, насколько права.

Она бросилась в воду. И я больше ничего не видел, только пену.

Мы нашли его, этот грот. Во всяком случае, нам нравилось так думать. Это было, когда мы возвращались от скульптора.

В тот день я взял напрокат длинную лодку с мотором.

— Куда мы едем?

— Увидишь, mi amor [20] Моя любовь ( исп .). .

На шее у нее висел фотоаппарат, солнечные лучи бились в объектив, вспыхивая, когда она наводила его на побережье, невероятную отвесную стену, к которой лепились очаровательные маленькие дворцы, связанные с морем рядами ступенек.

Марина ди Прайя оказалась крошечным портом, притаившимся между двумя утесами. В киоске на дебаркадере предлагали лимонное мороженое, верно, из больших горных лимонов, что свисают, тяжелые от мякоти и сока, в зеленой тени ветвей. Мы полакомились, прежде чем подняться по тропе, ведущей в башню, силуэт которой был отчетливо виден на фоне синевы утреннего неба. Мальчишки прыгали с утеса с громким визгом. Пятнадцатью метрами ниже под водой вырисовывались скалы. Здесь надо было не промахнуться. Их грация бросала вызов смерти или пожизненному параличу. Пас остановилась. Один, постарше, заметив иностранку, подошел к краю и повернулся спиной к пустоте. На его груди красовалось, в его-то неполные шестнадцать лет, стилизованное сердце, пронзенное кинжалом. Он посмотрел на Пас. Зубы сверкнули на солнце. Она подняла фотоаппарат и навела на него. Он поклонился и прыгнул. Выполнив идеальный штопор, он вошел в воду почти бесшумно. Когда его голова показалась над поверхностью, Пас зааплодировала. Он поднял руку в знак прощания и, сделав утиный кувырок, исчез в океане.

— Ты испугался? — спросила Пас.

Женщина верхом на кальмаре. Вот как скульптор давал знать на собственноручно вылепленной табличке, что гость вошел в его владения.

— Спортивно, — заметила Пас.

Башня была перед нами. Башня песочного замка, наполовину обрушившаяся, пряталась в джунглях инжирной опунции и лимонных деревьев, аромат которых смешивался с запахом морских брызг. Под нашими ногами вскоре захрустели странные обломки — крошечная ручка, половина головы. Глиняные черепки. У двери статуя — человек с очень черной кожей, в желто-красном тюрбане на голове, сжимал перевернутую вверх ногами голую и розовую блондинку. Напоминание об истории этих башен, воздвигнутых в XV веке для защиты от набегов берберских пиратов, которые похищали местных девушек и продавали их на невольничьих рынках Алжира. Я постучал в приоткрытую дверь. Пас не стала ждать и толкнула ее. На глиняных полках — целый морской бестиарий, рыбы, осьминоги и дельфины, а еще те самые женщины с волосами из губки, зелеными, лиловыми или глубинно-синими. Возвышаясь на четырех ножках, гудела электрическая печь, в которой крепли, обжигаясь, их тела. Ступеньки вели к нише в стене, в которой было единственное и очень большое окно, выходившее на море. Скульптор поставил в нише стол с гончарным кругом, вокруг которого громоздились банки с краской, лежали куски красного коралла, мокли кисточки в половинках пластиковых бутылок.

Я сразу понял, что Пас заинтересована: молчит и не сводит глаз с потолка, откуда рядом с винтовой лестницей свисает целое войско глиняных пловчих. Подвешенные на невидимых нитях, они как будто плывут к нам кролем — одна рука вытянута, другая у бедра, — удвоенные тенями, танцующими на беленых стенах.

— Estupendo [21] Изумительно ( исп .). … — прошептала она.

Мужчину, спускающегося по лестнице, мы увидели постепенно, частями: сначала плетеные мокасины, потом икры с матовой кожей, белые шорты и, наконец, все остальное — голый загорелый торс, на котором покачивались крест, неаполитанские перчики [22] Перчик — corniciello, маленький рог, или перчик, непременно красного цвета, традиционный неаполитанский талисман, существующий со Средних веков. и другие амулеты, бородатое лицо и седые волосы.

— Buongiorno [23] Добрый день ( исп. ). , — поздоровался хозяин.

Лет пятьдесят пять, может быть, шестьдесят. Игривый взгляд.

— Чем могу вам помочь?

Я рассказал про винный погребок, Ли Галли, сирен…

— Старый добрый Карло… — Он будто улыбался сам себе. — Caffè [24] Кофе ( исп. ). ?