Наталия Мещанинова - Рассказы

А писать Ленку научили хорошо! Лучше всего в жизни она умела подделывать почерки и подписи. И вот как-то раз она написала от лица матери такую записку, что, мол, дорогие друзья, я тяжело заболела, мне срочно нужны деньги на лечение, разумеется, в долг. И подпись матери. С этой запиской Ленка, как профессиональная попрошайка пошла по знакомым-соседям. Те ей поверили, как не поверить. Давали деньги, кто сколько мог. А потом оо- оочень сильно удивлялись, встречая мою мать живую-здоровую в магазине. Открылось все не быстро. Деликатные знакомые не могли так вот нагло подойти, заявить о вранье и потребовать деньги назад. Все думали, ну мало ли, может, болезнь незаметная, бывает же всякое. Но прошел почти год и кто-то решился намекнуть о долге, а мать глупое такое лицо делала, оно и понятно, никаких долгов на ней не висело, как ей казалось.

Приперев Ленку к стене, мать дознавалась, сколько и кому они еще должны. Но у Ленки было жесткое правило — никогда не говорить правды. В крайнем случае, когда совсем вилы, можно сказать только часть правды, но как можно туманнее. Короче, эта правда про долги постепенно всплывала на протяжении еще нескольких лет. Мать уже не могла смотреть людям в глаза, ей везде мерещились обманутые кредиторы. Но, копеечка к копеечке, этот огромный долг был выплачен.

А потом родилась я, и наступили трудные времена. Жрать стало по-настоящему нечего. А Ленка жрала в три горла, даром что худющая. Съедала даже детское питание, ложками черпала сухое молоко. Мать была уже не в силах тянуть на себе троих и погнала Ленку на работу, на птицефабрику. Оттуда ее выгнали через два месяца, застукали за воровством кур. Она им живым головы сворачивала и как-то под юбкой проносила. Но спалилась — прямо на проходной однажды кура выпала.

«Гены!» — вопила бабка.

Пытались выдать Лену замуж. За иностранца. Но нахуя это иностранцу? Не вышло, короче, спровадить ее. Беспутство продолжалось.

Бабка больше не могла терпеть негодование. Готова была лопнуть. От ношения в себе этой тайны у бабки буквально грыжа вызрела. Мать не могла сказать Ленке правду, а она, бабка, скажет. Откроет глаза, на каких правах птичьих она на самом деле тут живет. Короче, выловила Ленку и прямым текстом ей высказала, что Ленка, мол, неблагодарная тварь, ее из говна вытащили, она бы, мол, сдохла уже давно, ее родная мать бросила, а Катенька как щенка подобрала, ты в ногах у нее должна валяться, ноги целовать ее, и все в таком духе. Ленка выслушала новость молча, со стороны можно было бы сказать — равнодушно пожала тварь плечами, ничего святого. Что уж там с ней, с Ленкой, происходило после этого разговора не знает ни одна живая душа. Можно только догадываться. Да и то невозможно догадаться — как можно представить себе чувства человека, узнавшего, что тетка, лупившая его лозиной, не мать ему, а мать, мать, мать, маму, мамочку… Ищи-свищи.

Но она даже как-то нашла в себе силы поговорить с матерью прямо об этом. Хотела искать свою цыган- ку-молдованку, но мать ее расстроила невозможностью мероприятия. Ленка чуть поплакала, мать ее чуть поуспокаивала, на короткое время они стали подругами.

И тут случай из ряда вон, как удар под дых. Ленкина лучшая подружка потеряла мать. Ленка пошла помогать с похоронами, поддерживать подругу. И пока суть да дело, пока гости поминали скоропостижно скончавшуюся, Ленка проникла в спальню покойницы и свистнула из шкатулки драгоценности — любимые золотые сережки с рубинами. И как ни в чем не бывало вернулась домой.

На следующий день подружка в бешенстве пришла за справедливостью. Но Ленка отнекивалась и роняла крупные прозрачные слезы. Мать почему-то поверила Ленке. Было невозможно поверить в обратное — в такое страшное мародерство на фоне огромного горя подруги, с которой были не разлей вода. Мать посоветовала девочке поискать в комнатах получше. Девочка ушла восвояси.

А через неделю мать решила, в редком, очень редком приступе аккуратности, навести генеральную уборку. И во время смены Ленкиного белья в уголке наволочки нащупала. Ах! Волосы на голове зашевелились у всей семьи. Все слишком сильно уважали смерть.

На семейном совете было решено выгнать преступницу, охульницу из дома. Гены развернулись во всю ширь. Нет мочи больше терпеть. Мать кивала. Все понимала.

Ленка была выдворена в ночь, в стужу, восвояси. Мать не видела ее больше года и даже не интересовалась. Исчезла, испарилась, в табор ушла и ее приняли к себе сородичи, померла, наконец, — неважно, неважно! Главное — какой покой, какой мир воцарился в доме! Мать пела песни днями и ночами от благости. Но избавиться от Ленки было ей не суждено. Взяла — неси.

Ленка появилась на пороге не одна. С ребенком, месяц от роду. Мать чуть инфаркт не хватил. Она даже не нашлась, что сказать, и уж тем более не нашлась напомнить Ленке о том, что она выгнана из дома.

Мать суетливо запрыгала вокруг младенца, Ленка, тяжело дыша, пила воду из-под крана. Мать уложила их спать без расспросов, но наутро села на край Ленкиной кровати и велела рассказывать.

Никому не известно, что в этой истории правда, но история от Ленки такая:

Когда мать ее выгнала, она почему-то решила поехать автостопом в Чебоксары. Почему? Зачем ехать с юга зимой в северный (по нашим меркам) город? Неясно. Так или иначе, она поехала туда, там с кем-то дружила и нажила плод. На вопросы матери, кто отец, ответила, что точно не знает, их было много. Дальше было вообще. Короче, нашлись какие-то люди, бесплодная пара, которые захотели ребенка у Ленки купить. Заключили договор, поселили Ленку в своем доме на Волге, она там как сыр в масле каталась, они ей только и знай, что деликатесы подвозили. Устроили ее в хороший роддом по знакомству. Акушера ей высокой квалификации. Ленка родила, будто выплюнула, скоротечно и легко. Но когда ребенка ей принесли, Ленка вдруг отдавать его передумала. В первый и в последний раз взыграл в ней ни с того ни с сего материнский инстинкт. Милые, милейшие бесплодные супруги из Чебоксар (а они ей даже заплатили какой-то аванс, и он уже был потрачен Ленкою на бухло) от притязаний отказались. От возмещения убытков в том числе. Материнский инстинкт был для них хоть и недоступным, но святым чувством. Они уважали право каждой роженицы на то, чтобы позволить этому инстинкту взыграть, несмотря на договоры, скрепленные печатями. Короче, Ленке, как всегда, все сошло с рук, она выписалась из роддома с младенцем Олегом Артуровичем (хотя в отчестве она была крайне не уверена) и приехала домой, где прописана, встречай, мама. Через месяцок Ленке надоело материнство. В ее теле бродили инстинкты и посильнее этого, и они, конечно, победили. Тем более ребенок сильно заболел, наверное, по пути из Чебоксар подхватил инфекцию. Возни с ним было много, а сосредоточиваться на возне Ленка не привыкла. Бросила кашляющего на разрыв ребенка на мать и была такова. Мать яростно взялась за лечение Олега, выходила его и решила подать на лишение Ленки материнских прав, чтобы Олега тоже усыновить. Ну беда была прям у матери с этим. Хлебом не корми, дай усыновить кого-то.