Екатерина Вильмонт - Мужлан и флейтистка

– Я пока не простила… Но Сашка и впрямь часто простужается, бронхиты у него…

– Вот видишь! Иринка, солнышко мое, ты возвращаешь меня к жизни… И мы будем ездить по Европе. У тебя же наверняка есть шенген, вы же с оркестром ездите… А потом я сделаю тебе вид на жительство, я сам пока еще не гражданин Испании, но это неважно… А помнишь, как ты мечтала попасть на Капри, в какой-то знаменитый грот? Так вот, я торжественно обещаю, что мы туда поедем всей семьей! И вообще, куда захочешь!

Он был так убедителен и она, хорошо его зная, понимала, что он не врет… И еще он был сейчас так красив! И перспектива не сидеть больше в оркестровой яме тоже вдруг показалась до ужаса заманчивой, и эта квартира у моря, такая просторная, красивая, где можно будет все устроить по своему вкусу… И ведь когда-то она любила этого человека…

– Только, Витя, давай договоримся, что до конца учебного года мы не будем говорить Сашке про переезд…

– Да почему?

– Пусть доучится спокойно, а то я знаю его… Все мысли будут там… И еще, имей в виду, с ним тебе будет сложнее, чем со мной. Он очень обидчивый. И затаил на тебя…

– Я принимаю твои условия, но постараюсь до лета заслужить его прощение и загладить свою вину.

– Только не вздумай задабривать его дорогими подарками, это не тот случай!

– Понял! И принял к сведению. А может, мне махнуть к нему в лагерь?

– Не стоит! Мне надо будет его подготовить к твоему появлению.

– Понимаешь, я послезавтра должен возвращаться, работа, у них нет такой расслабухи… Но через месяц я обязательно приеду и…

– Вот и хорошо! И у меня будет время все обдумать.

– Что обдумать? – побледнел Виктор. – Мне показалось, что ты все уже решила…

– Ну, в принципе, да, решила, но нужно все спокойно обговорить с мамой. Это будет непросто…

– Да, у нас непростая семья, – с улыбкой кивнул Виктор. – Иринка, я остановился тут, в «Гельвеции»… Может, поднимемся ко мне, а?

– О нет, Витя, я пока еще морально не готова. Вот если приедешь через месяц, тогда…

– А, это будет для меня испытательный срок? – слегка обиделся Виктор, но тут же сказал: – Хорошо, я все понимаю и очень уважаю твою позицию. Я всегда тебя уважал, а не только любил. Хочешь какой-нибудь десерт?

– Хочу! И кофе!

– А не поздно сейчас для кофе?

– А я все равно сегодня не усну.

– Иринка!

После кофе он отвез ее домой.

Федор Федорович вошел в квартиру и вздохнул с облегчением. И куда меня понесло с утра пораньше? Бред! Видел эту дамочку каких-нибудь сорок минут и вот, извольте радоваться, помчался. Как студент! Идиот! Что ты о ней знаешь? Что она флейтистка? Ну не знал ты раньше флейтисток, так что? Можно подумать, скрипачек знал или виолончелисток! Тут же совершенно не к месту вспомнился Маяковский: «А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?» Черт, я даже толком не знаю, как выглядит флейта… Можно, конечно, посмотреть в Интернете, но зачем? Знаю, что это что-то небольшое и изящное, как она сама, небольшая и изящная… А завалюсь-ка я спать, хоть отосплюсь за праздники. Что он и сделал с превеликим удовольствием. И мгновенно уснул. Спал крепко, спокойно, ничего ему не снилось.

Проснулся он от телефонного звонка. И кому это неймется второго января?

– Алло!

– Федя, здравствуй, – узнал он голос бывшей жены. Чего ей-то надо?

– Да, здравствуй!

– С Новым годом тебя!

– Ага, и тебя!

– Федя, надо бы поговорить.

– О чем это?

– Знаешь, о многом…

– Хорошо, говори!

– Не по телефону! Давай встретимся где-нибудь.

– Ну давай. Где?

– А может, я к тебе приеду?

– Ну, у меня же собака, а у Шурки якобы на нее аллергия, шерсть пристанет к твоим вещам, и Шурка будет хворать… Нет уж, давай лучше на нейтральной территории.

– Как хочешь!

– Да я вообще-то совсем не хочу, но тебе приспичило о чем-то говорить.

– Какой ты невежливый!

– Ну, я же серость непроцарапанная, чего от меня ждать.

– Ну ладно, уймись уже!

Она назначила ему встречу в ресторане, очень модном в гламурных кругах, о чем Федор Федорович даже не догадывался. Ему было все равно.

Он надел зеленый джемпер с твидовым пиджаком. Ему страшно нравилось это сочетание. Вот Верка-то удивится!

– Добрый день, сударь! Вы столик заказывали?

– Нет. А надо было?

– Вообще-то да, но сегодня в виде исключения у нас есть места, праздники. Прошу вас, садитесь. Вы будете один?

– Нет. С дамой.

– Понял.

Подошел официант с меню.

– Я жду даму. А пока дайте мне чашку кофе максимально крепкого.

– Ристретто устроит?

– Да.

Вера появилась минут через десять. И была очень красива. Постаралась, недобро подумал Федор Федорович и нехотя поднялся ей навстречу.

– О, Федя, новый прикид! Надо же! И без галстука! А тебе идет!

У него явно есть баба, мелькнуло в голове у Веры.

– Опять пьешь крепкий кофе перед обедом, это вредно. Вот после обеда можно.

– Приму к сведению.

Она красивая, даже очень, но чужая, абсолютно чужая, как будто и не жил с ней десять лет.

Официант принял у них заказ.

– Ну, говори, что ты хотела.

– Федя… Я понимаю, все уже достаточно далеко зашло…

– Ты о чем?

– О наших отношениях.

– Так нет никаких отношений.

– Федя, ты не прав… Все еще можно вернуть, чтобы у Шурки была нормальная полноценная семья. Мы же в принципе хорошо жили, и я не понимаю, какая муха тебя укусила, чего ты так взбеленился… Ну да, ты не ладил с мамой, мама такой своеобразный человек… Но можно же как-то договориться… чтобы мама жила отдельно, и все будет прекрасно. Прошу тебя, Феденька, подумай! Шурку жалко, она страдает.

– Я что-то не заметил особых страданий. Приходит всегда надутая, вечно в чем-то меня подозревает… Да и вообще, об этом не может быть и речи!

– У тебя… есть другая?

– А если и так?

– Федя, ну подумай сам… Допустим, я виновата в чем-то… Но ведь и ты не безгрешен. Я знаю, что у тебя были шуры-муры с разными бабами, что ж, дело житейское… Но у нас ведь дочь… И, знаешь, я поняла, что люблю только тебя.

– Да неужели? И когда же ты это поняла, бедненькая?

– А вот когда ты ушел. Я вдруг поняла, что ты… ты мне необходим! И сейчас вот увидела… лишний раз убедилась… что… что…

По щекам ее полились слезы. Он не верил ни этим слезам, ни единому ее слову. Но молчал.

– Федя, вспомни, буквально накануне того, как ты вдруг решил уйти… Нам же было хорошо вместе, так хорошо…

Он по-прежнему молчал.

У Веры создалось впечатление, что она бьется головой о чугунную стену.

А ему просто хотелось наговорить ей гадостей, обругать, даже оскорбить, но он понимал, что только унизит себя, и потому не произносил ни слова.

– Ты никогда меня не любил, ты только пользовался мной! – патетично воскликнула она.