Анна Матвеева - Спрятанные реки

– Теперь и я мужчина с ногой , – грустно пошутил Джо.

– Тогда уж с ногами .

Белла недовольно глянула на меня – и, по- свойски, на Джо. Так хозяйски оглядывают принадлежащую тебе вещь – добротную, совсем недавно купленную и ещё не успевшую слиться с интерьером в единое безликое нечто. Белла (в крещении, если я правильно помню, Августа) пришла в Леон неделю назад. У неё не было ни одной мозоли – она с гордостью показала мне свои ноги в резиновых шлёпанцах, действительно совершенно гладкие, непилигримские. Монашки рассказали ей про бедного англичанина, который лежит здесь уже несколько дней и пьёт по бутылке красного вина для скорейшего исцеления .

– Как истинно православный человек, я не смогла оставить его здесь в одиночестве.

Истинно православный человек Белла в компании с Джо исправно посещает все католические мессы.

– А разве можно? – спросила я.

Мы к тому времени сидели в лазарете: я и Соледад на стульчиках, швейцарка – в ногах больного.

– Я спрашивала батюшку, он благословил.

– Джо, а ты католик?

Он был дважды крещённый еврей-агностик. Сирота, попавший в приют, носил иудейскую фамилию, потом его усыновила истово верующая католичка, а когда она умерла, опекунство над мальчиком оформила семейная пара – слабослышащий мужчина и слабовидящая женщина.

– Но Бога они видели и слышали невероятно чётко! – улыбнулся Джо. – И заново крестили меня в англиканской церкви.

Агностиком он стал в юности, в храмах бывал только по эстетическим причинам – в мире, по мнению Джо, есть острая нехватка красоты.

– Неудивительно, что Господь Бог снял тебя с дистанции, – пробурчала Соледад, но Джо её, к счастью, не услышал.

– Соледад – бывшая монахиня, – говорю я просто для того, чтобы что-то сказать. Мне хочется произвести впечатление, и это так по-детски! Вот что у меня есть, бе-бе-бе, со мной по камино шагает бывшая монахиня, пока вы тут живёте в монастыре и на пару посещаете мессы.

– А почему бывшая? – интересуется Джо.

– Так сложилось, – Соледад не хочет об этом говорить, и все поспешно переходят на другие темы: идут, как через рельсы, когда вдали уже виднеется поезд.

Я рассказываю про свою детскую дружбу с католическими святыми из альбомов по искусству.

Белла говорит, что надо обязательно посещать богослужения в храме, потому что кому церковь не мать, тому Бог не отец .

Джо спрашивает, знаем ли мы, откуда взялось слово «компостела» в названии города, куда он так и не дойдёт? Мне на ум приходят неуместные «компост» и «компостер». Соледад явно знает ответ, но признаваться не хочет – вместо этого собирает несуществующие крошки с тумбочки Джо, меняет местами стакан и бутылку с водой: все эти манипуляции сопровождает сверлящий взгляд Беллы.

Как же трудно не смотреть на больные ноги Джо – на эти кровавые подмётки!

Латинское «campus stellae» – «звёздное поле». 25 июля 814 года (за дату Джо не ручается) в Галисии светила необыкновенно яркая звезда. За светом этой звезды последовал монах- отшельник, имени которого Джо тоже не помнит, – он-то и обнаружил ковчег с останками святого Якова. Вот откуда родом компостела.

– Как красиво! – мечтательно говорит Белла, но лицо её мрачнее беззвёздного неба.

Белла и Джо – новые имена Вали Поповой и Андрея, который тоже был Англичанин, пусть и не с таким чеканным выговором. Моя судьба похожа на писателя, с упрямством расписывающего один и тот сюжет в каждом новом романе – он всего лишь меняет имена персонажам и декорации, перепрыгивает во времени на двадцать лет.

Между тем мы перевалили за экватор.

Не верится, что две недели назад мы изнывали от жары! На всём пути от Леона до Асторги дул холодный ветер – и не в спину, а в лицо. Пальцы, сжатые в карманах, не хотят разгибаться даже сейчас. Кулак тоже похож на ракушку святого Якова.

Это самый скучный участок пути. Тропа идёт строго вдоль трассы. Плоскогорье, промышленная зона, мимо которой мы чуть было не решились проехать на автобусе – но вовремя остановились. Точнее, автобус не остановился вовремя – выехал на трассу, не дождавшись пассажиров.

– Искушение, – говорит Соледад.

Белла и Джо остались в Леоне: судя по всему, у швейцарки серьёзные планы на англичанина, раз она рискует своей работой. А что? Подлечит ему ноги, увезёт в город Ньон и будет счастлива.

Я сержусь на Беллу и завидую её решимости. У Джо красивые руки и глаза в морщинках-лучах, похожих на дороги в Сантьяго (теперь я узнаю́ их во всём, что вижу). Больше мы с ним никогда не увидимся – если только не бросить всё прямо сейчас: вернуться, упасть к стёртым до крови ногам и пригласить в Екатеринбург. Конечно же, он выберет Россию, а не Швейцарию, меня, а не Беллу – так поступил бы каждый!

– Он гей, – говорит Соледад. – Тот тип из альберго, на которого ты так печально смотрела, он гей.

– С чего ты взяла?

– Внимательно смотрела, внимательно слушала. Это же очевидно, Олга!

Мягкий знак Соледад не даётся. Но сама она внезапно смягчается. Объясняет:

– Когда в лазарет заходили молодые парни, он смотрел на них, а девушек не замечал.

– А может, у него есть сын, по которому он скучает?

– Ну да, ещё скажи, что он погиб на камино, и Джо совершает паломничество вслед за ним, как в том фильме с Мартином Шином!

Километра три после этого шли молча – а когда мимо нас с диким воем промчалась длинная фура с рекламой международных перевозок, я внезапно поняла, что Соледад права.

Вспомнила, как Джо сидел рядом со мной в автобусе на Сен-Жан-Пье-де-Пор – разглядывал фотографии в телефоне, и я краем глаза заметила, что он там был снят с каким-то молодым человеком. Я думала, друг. Или сын. Не придала значения, даже не подумала в ту сторону. Люди моего поколения, выросшие в СССР, невинны вовек.

Вот и Белла тоже – человек из СССР.

А Соледад – совсем другая, пусть и монахиня.

От скуки я стала учить её русскому. Соледад попросила начать с числительных, ведь с помощью цифр объясняется всё самое важное – возраст, цены, время, телефоны, адреса. Мы считаем: адзин, дуа, чри, шэтыри, пат, щест, сэм, уосэм, дэвить, дэсац. Пишем веточкой в пыли её имя русскими буквами – Соледад в ужасе и восхищении. Некоторые вещи её искренне возмущают – зачем нужен твёрдый знак? Если идти и ходить – это одно и то же, как разобраться, мы сейчас идём или ходим?

– Мы идём.

– Идьём.

Мы идьём до позднего вечера по скучной дороге на Вильядангос и после неуютной ночёвки в муниципальном альберго снова выходим в путь до Асторги.

Сегодня у нас за спиной почти тридцать километров.

Нога не болит.

Тётя Юля по телефону передаёт Соледад приветы – и приглашает приехать в Москву.