Элисон Скотч - Мелодия во мне

– А вот и мы! Привет всем!

– Помешали? – мгновенно реагирует на происходящее Рори. Огромные солнцезащитные очки сдвинуты почти на затылок, красивые стройные ножки упакованы в коротенькие джинсовые шорты. Внезапно Индира испытывает приступ жалости к старшей дочери. Ведь младшая сестра ослепительно прекрасна, и в ее тени так легко затеряться. Конечно, Нелл тоже по-своему привлекательна, но все же… Никогда ей не дотянуться до планки Рори. Как никогда ей не оправдать тех ожиданий, которые возлагал на нее в свое время отец. Стоит ли удивляться тому, что она выросла такой замкнутой и озлобленной на весь белый свет?

– Мама рассказывает мне о доме.

– О нашем доме? Неплохая идея! – рассеянно роняет Рори, направляясь к холодильнику, чтобы выудить оттуда бутылку пива. Хью, поприветствовав собравшихся, подхватывает дорожные рюкзаки, свои и Рори, и тащит их наверх, в свою комнату. – Здесь полно всяких мелочей, которые, вполне возможно, заставят твою память работать.

– Я говорю не об этом доме! – перебивает ее Нелл. – Взгляни, что я нашла.

Рори вскрывает бутылку, а потом поворачивается и вихляющей походкой направляется к столу. Внимательно обозревает полотно.

– Впервые вижу! – Она делает шаг назад, чтобы еще лучше оценить увиденное, и изрекает: – Неплохо! Совсем неплохо! Конечно, для галереи я бы ее не стала покупать. И выставлять тоже. Но в целом она неплохо смотрится. Мазней такое не назовешь.

– Рори! Пожалуйста, помолчи! – одергивает ее мать.

– А что я такого сказала? Это же правда! Кстати, Нелл, ты еще должна меня поблагодарить за то, что я, пусть и на короткое время, но все же спасла тебя от общества Питера. Я имею в виду, тогда, в галерее…

– О чем ты говоришь? – недоуменно вскидывает брови Нелл.

А Индира облегченно вздыхает. Кажется, пока пронесло! Да, пусть говорят о чем угодно, только не об этом проклятом доме!

– Ну в тот вечер… после приема. Я ведь специально задержала его, чтобы он помогал нам. Хотела дать тебе небольшую передышку. Он и так у тебя целыми днями под ногами путается.

– Ну и пусть себе путается! – спокойным тоном отвечает сестре Нелл и видит, как та удивленно вскидывает брови.

– Надо же! Зря старалась, получается. А хотела как лучше.

– Рори! – подает голос Индира, пытаясь говорить примирительным тоном. – Пора тебе и в самом деле перестать дуться на Питера. Если твоя сестра помирилась с мужем, тебе тоже не надо держать его в черном теле. Ну ошибся человек! С кем не бывает? Он же мужчина, в конце концов! К тому же Питер уже повинился за свой проступок… Все мы люди… Слабые люди. А соблазны и искушения могут случиться у каждого.

– Как я понимаю, на папу это не распространяется? – иронизирует Рори, делая большой глоток из бутылки. Мамины нравоучения она уже слышала сто раз. И слушать их в сто первый раз ей совсем не хочется. А потому она делает прощальный взмах рукой и покидает кухню, направляясь на поиски Хью.

– Тебе есть что сказать мне? – спрашивает Нелл у матери после того, как затихают шаги Рори на лестнице.

Нечего мне тебе сказать, думает Индира, прикидывая, о чем все же можно поговорить прямо сейчас. Обойтись самым меньшим из зол? Рассказать о доме, в котором Френсис проводил каждое лето, и обо всех тех проблемах, связанных с этим домом? Она поднимается со стула, чтобы налить себе свежую порцию чая. Нелл по-прежнему не сводит с нее глаз, и вид у нее в этот момент, словно у капризного ребенка, который разобиделся на весь белый свет за то, что ему не дали какую-то игрушку. Нет, другое! У нее сейчас такое выражение лица, словно она ждет не дождется кого-то очень родного и близкого. Разумеется, Френсиса! Вот так она и ждала его в детстве. Папа вот-вот придет и расскажет ей, как и что надо делать.

Индира медленно наливает чай в кружку, машинально разглядывая, как струйка пара вырывается из чайника. И страстно желает того же, что и Питер несколько недель тому назад: чтобы ее дочь никогда и ничего не вспомнила. Насколько проще была бы тогда вся ее дальнейшая жизнь…

Но она знает, что это невозможно, что при всем желании не получится скрыть от Нелл ее прошлое. А потому сейчас она подбросит ей какой-нибудь лакомый кусочек, такой расплывчатый и неопределенный пустячок, который сможет удовлетворить любопытство дочери на какое-то короткое время.

– Этот дом! – поворачивается она лицом к дочери. – Я там никогда не была вместе с тобой. А вот вы с Рори провели в этом доме целую неделю. Это было летом. Тебе уже исполнилось тринадцать лет. И это был твой последний приезд туда.

– Последний? Значит, были и другие?

– Тот был последний. Потому что в то лето папа ушел от нас… навсегда.

Нелл сосредоточенно морщит лоб, обдумывая слова матери.

– А Джейми сказал мне, что отец бросил нас осенью.

– Какое это имеет значение?

– Имеет! Для меня имеет, – упрямо отвечает Нелл.

Конечно, имеет! – думает про себя Индира, целенаправленно выбирая самое безопасное направление разговора.

– Все было очень сложно… в то время. Я имею в виду наш брак с Френсисом. Он постоянно уходил и приходил, уходил и приходил… А потом в один прекрасный день ушел навсегда.

Индире совсем не хочется вспоминать то последнее лето их совместной жизни с Френсисом. Тогда Нелл было предоставлено право выбора: остаться на лето вместе с матерью и младшей сестренкой дома. Днем она будет ходить в школьный лагерь, а вечерами они втроем будут наслаждаться отдыхом: плавать в бассейне, играть на лужайке перед домом, ловить бабочек, потягивать холодный лимонад, сидя на террасе. Словом, получать полноценный летний релакс. Второй вариант – поехать к Френсису и провести какое-то время в его доме, затерянном среди полей Вирджинии. Вообще-то этот дом не принадлежал Френсису. Это был дом той женщины. Хетер! Нетрудно догадаться, какой выбор сделала старшая дочь.

Но разве станет она сейчас напоминать Нелл о том, что та не сомневалась с ответом ни единой доли секунды. Помнится, в тот далекий июньский день она усадила дочь за стол напротив себя, поставила перед ней вазочку с двойной порцией мороженого и сообщила ей, как бы между прочим, что папа от них уезжает. Само собой, ей очень не хотелось отпускать от себя Нелл. Но Френсис горел желанием взять девочку с собой, хотя бы на короткое время. А его любимица была готова следовать за отцом куда угодно. Но разве станет она сейчас напоминать дочери о тех страшных демонах, которые всегда жили в душе ее отца? Как они его постоянно терзали, мучили, доводили до состояния невменяемости… Или о том, как Френсис, чувствуя приближение очередного приступа буйства, пытался изолировать себя от окружающих, уединиться, никого не видеть и не слышать. Как пробовал заглушить дремлющего в себе зверя с помощью наркотиков. Кокаин, опиум и, конечно, немереное количество спиртного. Разумеется, когда дочери были маленькими, все это проходило мимо них, не задевало их сознания, но какие-то воспоминания все равно отложились в памяти, а с возрастом выкристаллизовался и их глубинный смысл, к сожалению, понятый порой в весьма искаженном виде. Потому что дети, хоть они и дети, никогда ничего не забывают. А как объяснить Нелл весь тот сложный комплекс переживаний, причудливую смесь гордости и стыда, которые она испытывала и продолжает испытывать до сих пор, когда вспоминает, сколько ей всего пришлось вынести и вытерпеть за годы своего замужества. Но все равно, несмотря ни на что, она продолжала держаться за Френсиса и держалась за него до тех пор, пока он сам не пожелал расстаться с нею. Поломанные торшеры и лампы, разбитые тарелки, стекло от фужеров, которыми он швырялся в стену, – ведь все это было, и все это она стоически терпела, твердила себе, что это – страсть, пыталась убедить себя в том, что все еще любит его. Хотя в глубине души прекрасно понимала, что это – неправда, ложь, которую она сама же себе и придумала. Зато правда была в другом: все свои самые лучшие, самые вдохновенные работы Френсис создавал именно тогда, когда он превращался в животное. Парадоксально, но факт! А ей, Индире, осознание этой правды приносило и продолжает приносить до сих пор чувство глубочайшего удовлетворения. Значит, ты не зря терпела, говорила она себе. Получается, что и самые кровопролитные супружеские войны могут увенчаться в итоге чем-то по-настоящему стоящим и даже великим. Прекрасное тоже, оказывается, рождается из хаоса.