Элисон Скотч - Мелодия во мне

– Я это уже заметила, – отвечаю я почти великодушным тоном. – Продолжай! Я на тебя не обижаюсь.

– Кое-что мне мама рассказала из того, что ты, быть может, и не знаешь. То есть знала когда-то, а теперь забыла. А может, и не знала…

Тина поднимается из-за стола и плотно закрывает дверь в свой кабинет. Намеренно? Или так, на всякий случай?

– И что же это такое? – спрашиваю я.

– Незадолго до нашего выпускного ходили слухи, что твой отец снова объявился в наших краях.

– Что?! Накануне выпускного? Нет, этого я не знала.

Разве мама не должна была рассказать мне об этом?

– Ну подтвердить этого никто не может. – Тина снова садится на свое место, берет в руки карандаш и начинает водить им по столу. – Просто такие слухи ходили по городу. Кто-то говорил, что якобы видел его в кофейне. Одна женщина клялась, что своими глазами видела, как он, заросший густой бородой и в шляпе котелком, проследовал на задний двор гимназии, где в это время шла церемония вручения аттестатов и выпускники исполняли школьный гимн, и тут же бесследно исчез. Растворился в толпе. Твой отец чем-то похож на лох-несское чудовище. Все его видят, но никто не может достоверно подтвердить, что оно на самом деле существует.

Я судорожно глотаю ртом воздух, словно мне только что впрыснули в организм избыточное количество кислорода. Сердце вот-вот разорвется в груди. Неужели все так примитивно просто? Пришел, понаблюдал за церемонией, то есть сделал то, чего хотел сам, но даже не подумал подойти к нам троим, будто нас и не существовало вовсе. Судя по тем рассказам об отце, которые я уже выслушала, такое представляется абсолютно невозможным, но вот поди ж ты! Все возможно в этом мире. Итак, у меня появляется еще одна отправная точка.

Тина видит, как я переменилась в лице.

– И зачем я только рассказала тебе? – снова начинает она сокрушаться. – Прости! Дура я набитая. Говорю же тебе, страдаю словесным поносом.

Я делаю глубокий вдох, потом выдох, пытаюсь восстановить ровное дыхание. Какое-то время молча смотрю на Тину. Она меня не перестает удивлять, эта Тина Маркес. Вроде посмотришь на нее со стороны – типичная кукла Барби. Такая красотка из Далласа, девочка, обитающая в богатых кварталах Вестчестера. Но сними с нее тонкий слой кожи, загляни вглубь, окинь взглядом ее рабочий кабинет, оцени историю, которую она только что тебе поведала и которая тебе оказалась такой нужной, и ты понимаешь, что Тина совсем не так проста, как кажется. Еще одно противоречие, обнаруженное мною в людях. А ведь я же была уверена, то есть почти не сомневалась, что все, кто меня окружает в последнее время, и Джаспер, и Рори, и мама, и Питер, все они мне понятны и легко читаются с самого начала. Выходит, что нет. Я откидываюсь на спинку кресла и обдумываю свое очередное открытие. Люди не перестают тебя удивлять, Нелл.

– Спасибо, что рассказала, – обращаюсь я к Тине. – Честно, не знала я этого.

– А ты уверена, что так оно и было? – тихо спрашивает меня Саманта. А я ведь даже забыла о ее присутствии. – Не забывай, это могут быть чистейшей воды выдумки.

– Но может, все так и было, – отвечаем мы с Тиной в один голос.

– Вот потому-то мы с тобой и дружим столько лет! – восклицает Тина, и ее рот расплывается в улыбке, обнажая сверкающие невероятной белизной зубы. Потом она хлопает в ладоши, энергично, но не громко. – Однако перейдем к нашим делам, пока у меня молчит телефон. Ты хотела узнать о той квартире, которую я тебе показывала в прошлый раз. Ту, что тебе так понравилась.

– Да. Может, она натолкнет меня на какие-то дополнительные ассоциации.

– Так вот! Я поговорила с квартиросъемщиком, который сейчас обитает в этих апартаментах. Объяснила ситуацию. Он про тебя наслышан… после крушения самолета. – Тина откашливается. – Сказал, что будет готов принять тебя в конце недели, если это тебя устроит. А пока… это все, что у меня есть.

Она подсовывает мне через стол какие-то бумаги. Похоже, рекламные проспекты, схему планировки квартиры, что-то еще.

– Узнаешь хоть что-то? – спрашивает у меня Саманта. И в эту же минуту начинает трезвонить телефон, как того и опасалась Тина.

На фотографиях все точно как она описывала: стена из голого кирпича, высокие балочные потолки, широко распахнутые окна, выходящие во двор с видом на Ист-Ривер. Что-то в этом есть действительно знакомое, но что? Потом я вспоминаю. Картины отца. Вода, вибрирующие потоки воздуха – это всегда было его излюбленной темой. Водная стихия служила ему своеобразной музой, которая его вдохновляла.

Тина прикрывает рукой трубку и говорит шепотом:

– Прости, но у меня на проводе сейчас очень важный клиент. Что-то пошло не так с его сделкой. Мы можем вернуться к нашему разговору в другое время?

Я молча киваю и встаю с кресла. Саманта тут же бросается поддержать меня за спину на случай, если меня вдруг зашатает.

– Так мне договариваться? – спрашивает у меня Тина, пристроив трубку меду плечом и ухом.

– Насчет чего?

– Ну пойти посмотреть эту квартиру. Вдруг это тебе как-то поможет?

Вот именно, как-то, думаю я. Поможет? Не поможет? Остается только гадать.

– Послушай меня внимательно, – говорит мне Саманта, сидя в такси. Мы направляемся в галерею. – Ты знаешь, я поддерживаю тебя во всех твоих начинаниях. Все, что бы ты ни захотела. Все! Но может быть, ты этого и не знаешь. Или не помнишь. Но мне совсем не по душе, что ты буквально зациклилась на своем отце. И только на нем одном.

– Но почему же только?

– Потому что раньше ты никогда не говорила о своем отце. А сейчас ты, можно сказать, помешалась на поисках всего того, что имеет отношение к Френсису Слэттери. Откуда этот непомерный интерес к его наследию?

– Если бы не его наследие, то откуда бы у нас с Рори взялась галерея? Думаю, что ты не права.

Саманта тяжело вздыхает, и мы обе погружаемся в созерцание уличного пейзажа, каждая за своим окном.

– Я это говорю лишь для того, чтобы ты не извела себя окончательно этими дурацкими поисками, – бросает она после короткой паузы.

– Спасибо за предупреждение. Но оставим пока все как есть, ладно?

А сама в это время думаю. А что, если он приходил тогда в гимназию из-за меня? Наступил на горло собственному эгоизму и даже раскаялся, пожалел о своих ошибках? Но если бы это было так, то что бы это смогло изменить? Да, пожалуй, все! То есть и он тоже изменился? И мое прошлое? А может быть, я знала уже тогда, что отец вернулся ради меня, знала всегда, а потом забыла после этой проклятой авиакатастрофы. Я начинаю вращать головой, круговые движения немедленно вызывают боль в висках. Откуда мне знать, какая я есть, если я даже не знаю того, что знала раньше? Не знаю, что считать основополагающим, что можно назвать стоящим. А что из моего прошлого ничего бы и никогда не изменило, даже если я буду пребывать в уверенности, что смогу изменить это сейчас?